Родовое проклятие - Робертс Нора - Страница 43

• Предыдущая
• 43/74
• Следующая

– Ну конечно, ты их возьмешь. – Мира всеми силами старалась балансировать на тонкой грани, разделяющей оптимизм и жесткость.

– Если я их оставлю, вам с Доналом придется забивать голову поливом и подкормками. А вдруг вы забудете?

– Обещаю не забывать. – Надо будет сразу отвезти их к Брэнне, которая умеет ухаживать за цветами. – Но думаю, тебе лучше взять их с собой.

– А вдруг Морин не захочет, чтобы они у нее в доме стояли?

– С чего бы Морин отказываться от цветов? – Балансируя на той же зыбкой грани, Мира нацепила решительную улыбку и взяла в руки одно из растений с пушистыми листочками и фиолетовыми бутонами. – Они такие очаровательные!

– Но ведь это ее дом, ты не забыла?

– А ты – ее мама, и это твои цветы.

Когда решение – хвала Господу! – наконец было принято, Мира с облегчением рассовала горшки с цветами в коробки, которые заранее выпросила в какой-то лавке.

– Но ведь…

– Прекрасно доедут, не волнуйся. – Семью семь – черт побери! – сорок девять. – Ты мне сама говорила, цветы – живые существа и чутко реагируют на музыку, человеческую речь и заботу. Без тебя они затоскуют и, скорее всего, завянут, как бы тщательно я за ними ни ухаживала.

Вдохновленная успехом, Мира запела «Снова в дорогу» и заложила пустоты в коробках скомканной бумагой. Пение дочери вызвало у Колин улыбку.

– Какой у тебя чудесный голос!

– От мамы достался, разве нет?

– У отца тоже был сильный, красивый голос.

– Хмм… – только и ответила Мира, продолжая повторять в уме таблицу умножения. – Так. И еще тебе понадобятся любимые фотографии, чтобы повесить на стену.

– Ой! – Колин моментально сомкнула пальцы рук – этот жест выражал у нее высшую степень неуверенности. – Даже не знаю… А как я их отберу?

– Я сама отберу, а ты потом их откроешь – и будет для тебя сюрприз. Слушай, я бы не прочь чайку выпить.

– Ой! Сейчас заварю.

– Было бы здорово. – Пять минут покоя.

Пока Колин хлопотала на кухне, Мира быстро выбрала фотографии – заключенные в рамки моменты прошлого: ее детство, братья и сестры и, хоть это было и не совсем кстати, родители вместе.

На одного из родителей она посмотрела особенно пристально – на снимке он стоял на фоне цветущего сада при солидном доме, где они жили когда-то, и улыбался. Красивое лицо. Приятный, статный мужчина – и море обаяния.

И полное отсутствие внутреннего стержня.

Мира обернула фотографию тканевой салфеткой, чтобы не пострадало стекло, и сунула в коробку. Может, матери лучше бы обойтись без постоянных напоминаний о том, что было, но, в конце концов, решать ей, ведь это ее жизнь.

И в данный момент эта жизнь уложилась в два чемодана, сумку через плечо и три картонные коробки.

Если визит превратится в переселение, то будут еще вещи, но пока Морин об этом и слышать не желает. Будут новые сборы, но главное, по мнению Миры, – будет и новая жизнь.

Сочтя, что дело сделано – или почти сделано, – она прошла в заднюю часть дома на кухню, где застала маму в слезах. Она тихо сидела за столом, спрятав лицо в ладонях.

– Ну, мам…

– Прости, прости. Чай так и не сделала. Мира, я в полной растерянности! Я всю жизнь прожила в Конге, знаю здесь все окрестности. А теперь…

– Мам, это совсем рядом. Ты уезжаешь не за тридевять земель. – Мира села и взяла мать за руки. – Меньше часа езды.

Колин подняла заплаканное лицо.

– Но я перестану видеться с тобой и Доналом!

– Мам, ты едешь погостить.

– А вдруг я никогда не вернусь? Вы же только об этом и мечтаете!

Загнанная в угол, Мира устыдилась.

– Мы мечтаем не о том, чтобы тебя сплавить, а чтобы тебе было хорошо. Я уверена: ты скоро сама захочешь там жить. А если надумаешь остаться с Морин, Шоном и ребятишками в Голоуэе, то мы будем вас навещать. Конечно! А как же? А если тебе там не понравится – вернешься сюда. Разве я не говорила, что оставлю дом за тобой?

– Я ненавижу этот дом! Мне здесь все ненавистно!

Ошеломленная, Мира разинула рот, но так и не нашлась, что на это сказать.

– Нет, нет, это не так, это неправда. – Колин, раскачиваясь, снова закрыла лицо руками. – Я люблю палисадник и сад за домом. Правда! Мне нравится смотреть на цветы и работать в саду. И я благодарна тебе за этот домик, он просто очаровательный!

Колин вынула из кармана бумажный платок и промокнула слезы.

– И спасибо Финбару Бэрку, что сдает мне его по цене гораздо ниже рыночной. И тебе – за то, что его оплачиваешь. И Доналу – за то, что так долго жил со мной. Всем вам за то, что вы не забывали мне звонить и справляться о моих делах. За то, что брали меня в поездки. Я знаю, вы все сговорились, чтобы я переехала к Морин в Гэлоуэй, но это ради моего же блага. Я же не совсем глупая.

– Ты совсем не глупая!

– Ну да, «не глупая»! Мне пятьдесят пять лет, и я не в состоянии запечь баранью ногу!

Поскольку это вызвало новый поток слез, Мира попробовала сменить тактику:

– Кулинар из тебя действительно никудышный. Помню, как я приходила из школы и, унюхав запах твоей стряпни, спрашивала Господа, чем я заслужила такое наказание.

Колин долго смотрела на дочь с недоумением, и на щеках ее блестели слезы. И вдруг она расхохоталась. Звук был несколько диковатый, но все равно это был смех.

– Моя мать готовила еще хуже.

– А это возможно?

– А ты думаешь, почему бабушка держала кухарку? Потому что в противном случае мы бы умерли с голоду. Да и Морин не лучше, Господи прости.

– Вот для этого и существует еда на вынос. – В надежде, что слез больше не последует, Мира поднялась и поставила чайник. – Я не знала, что тебе в этом доме не нравится.

– Да нравится, нравится! Это я сгоряча брякнула. Неблагодарная я! У меня есть крыша над головой, есть сад, которым я горжусь. Соседи хорошие, вы с Доналом рядом. Мне не нравилось то, что это единственное, что у меня осталось – очередное жилье, за которое платит моя дочь.

– Это не единственное, что у тебя осталось. – Как же она была слепа, подумала о себе Мира, что не видела, насколько ее мать уязвлена тем, что живет в арендованном доме, оплачиваемом дочкой.

– Мам, это всего лишь место, где жить. Всего лишь дом. Но у тебя еще есть твои дети и внуки, которые любят тебя так сильно, что сговариваются, как лучше устроить твое счастье. У тебя есть ты, ужасная повариха, но замечательный садовник. И внукам от тебя будет только польза.

– Думаешь?

– Ну конечно! Ты же такая терпеливая, и тебя всегда интересует, чем они занимаются и что у них на душе. С родителями совсем по-другому, ведь правда же? Ребятам вечно приходится терзаться, ответить «да» или «нет», сказать сейчас или потом… Но им же не только дисциплина и порядок нужны, им нужна любовь и нужна забота. От тебя требуется только любовь, и они будут ее впитывать, как губка.

– Я правда жалею, что они не рядом, что я не могу их баловать.

– Так вот тебе шанс!

– А вдруг Морин не позволит их баловать?

– Тогда я приеду в Гэлоуэй и надаю ей по заднице.

Колин опять улыбнулась. Мира заварила чай.

– Ты у меня всегда была боевая. Такая дерзкая и отважная. Я очень надеюсь, что однажды мне доведется побаловать и твоих ребятишек.

– Хорошо.

– Я слышала, вы с Коннором О’Дуайером… встречаетесь?

– Я встречаюсь с Коннором О’Дуайером всю свою жизнь.

– Мира!

Решив, что скрыть правду все равно не удастся, Мира сдалась:

– Ну хорошо, мы… встречаемся. – Она поставила на стол чай и чашки.

– Мне он очень и очень симпатичен. Человек хороший, да еще и красавчик в придачу! Отзывчивое сердце, добрая душа. Он иногда меня навещает – просто поинтересоваться, как у меня дела и не нужно ли помочь по дому.

– Я не знала. Но это на него похоже.

– Есть в нем что-то такое… Но, хотя я понимаю, какая теперь жизнь пошла, все же не могу одобрить… ну… секса до брака.

Пресвятая богородица, взмолилась Мира, спаси и сохрани. И избави меня от разговоров о сексе.

• Предыдущая
• 43/74
• Следующая