Черные орхидеи (сборник) - Стаут Рекс - Страница 44
- Предыдущая
- 44/58
- Следующая
Девушка встала и, на мгновение замявшись, повернулась к генералу:
– Разрешите обратиться, сэр?
– Слушаю. Что там у вас?
– Сэр, мне не разрешают ничего забирать из приемной. Дело в том, что там кое-что… Это мои личные вещи. Я уезжала на выходные и сегодня утром прямо с вокзала отправилась сюда. Полковник Райдер выписал мне разрешение, только… мне кажется, оно теперь недействительно.
– Ладно, забирайте, свои вещи. – Судя по тону, Файф уже был по горло сыт происходящим. – Я распоряжусь, чтобы полковник Тинкхэм… Кстати… – Он искоса на нее посмотрел. – Вы остались без рабочего места. Да и, по сути дела, без работы. Временно. Вы вроде девушка умная и толковая. Так?
– Так точно, сэр.
– Еще бы, черт подери. Ладно, посмотрим. Завтра утром жду вас у себя в приемной. Лучше заберите свои вещи прямо сейчас, к вечеру с места происшествия все уже вынесут. И передайте полковнику Тинкхэму… впрочем, ладно, я сам с ним поговорю. Можете идти.
Сержант козырнула, развернулась и, чеканя шаг, вышла.
Дождавшись, когда за ней закроется дверь, Файф повернулся к Вульфу:
– Вы, кажется, что-то хотели сказать. До того как зашла Брюс.
– Ерунда. Ничего существенного, – коротко ответил Вульф. Когда он стоял на ногах, то не был склонен к долгим беседам. – Итак, несчастный случай исключается. Суицид? Возможно. Убийство? Похоже на то. Если Райдер в какой-то момент вышел прямо в коридор и оставил дверь незапертой, во время его отсутствия в кабинет мог незамеченным проникнуть буквально кто угодно.
– Проникнуть? Хорошо, допустим. И что дальше?
– Думаю, события развивались так. Этот некто взял из стола гранату. Забрал ее с собой. Дождался, когда мисс Брюс уйдет, прошел через приемную, открыл дверь в кабинет Райдера, выдернул чеку, бросил в него гранату и быстренько выскочил в коридор. Если все было так, мы оказываемся в интересной ситуации. По всей вероятности, о местонахождении гранаты знало только шесть человек: Тинкхэм, Лоусон, Шэтак, вы, генерал, и мы с Гудвином. Насколько мне известно, в данный момент алиби есть только у нас с Гудвином. Про остальных мне ничего не известно. Возьмем, к примеру, вас. Где вы были весь день? Здесь?
Файф растянул губы в мрачной улыбке:
– Правильный подход. Всегда надо начинать с начальства. Да, я просидел в кабинете весь день… Увы, боюсь, свидетелей, способных это подтвердить, у меня нет. Мы пришли сюда вместе с Шэтаком после обеда, но он ушел примерно в половине третьего. Затем я диктовал кое-что, это заняло минут тридцать. А вот дальше… Дальше у меня алиби нет. Я в ваших руках.
– Да перестаньте, – буркнул Вульф. – Пока все это без толку. Схожу-ка я лучше вниз и осмотрюсь.
Он вышел, гордо ступая. Я проследовал за ним. Когда я закрывал за собой дверь – очень осторожно, поскольку все же покидал кабинет генерала, – до меня донесся голос Файфа, требовавшего позвать к телефону полковника Тинкхэма.
На десятом этаже, непосредственно перед местом, где случилась трагедия, нас с Вульфом остановили. Там, где некогда находилась дверь, которая вела в кабинет Райдера из коридора, стоял вооруженный до зубов капрал. Тот факт, что даже без оружия он весил больше двухсот фунтов, послужил весьма серьезным аргументом, когда капрал заявил, что вход строго воспрещен, в том числе и нам. Вульф велел мне сходить наверх и пригласить сюда генерала Файфа, но я вместо этого принялся топтаться на месте. Мои ожидания оправдались: через минуту объявился полковник Тинкхэм, который сказал капралу, что все в порядке и Файф приказал нас пропустить. Присоединившись к нам, Тинкхэм первый шагнул в разрушенный кабинет.
– Отсюда что-нибудь выносили? – спросил Вульф.
Ответ был отрицательным. Тинкхэм пояснил, что полиции дали возможность все тщательно осмотреть, но при этом категорически запретили что-либо трогать. Этот запрет касался не только копов, но и всех остальных.
В кабинете было по-прежнему светло, а из окон, лишившихся стекол, дул свежий ветерок. Когда мы огляделись, аккуратно переступая через груды обломков штукатурки и прочего мусора, в глаза бросилось немало занятных деталей. Взрыв практически полностью разнес стену, отделявшую комнату от коридора, однако оставил лишь несколько трещин на стене между кабинетом и приемной. Дверь в приемную уцелела: она была распахнута настежь и лишь немного покосилась. Два стула превратились в груду щепок, четыре были изломаны и поцарапаны, а вот кресло Райдера у стены за его письменным столом совершенно не пострадало. Столешница была вдавлена разрывом и вся изъязвлена, словно кто-то уронил на нее двухтонную гирю, а потом разрядил в нее же заряд картечи из дробовика. Повсюду виднелись кровоподтеки самых разных размеров: где-то они были с каплю, а где-то, например, за столом на полу – уже с целую лохань. Остатки чемодана и его содержимого были разбросаны по всему кабинету, вплоть до двери в приемную, причем сам чемодан оказался настолько исковеркан, что я не сразу его узнал. Повсюду, куда ни кинь взгляд, виднелись кусочки металла: некоторые размером с булавочную головку, некоторые – с ноготь большого пальца. С одной стороны они были черными, с другой – розовые. Любой человек, находившийся в этой комнате во время взрыва, вне зависимости от своего местоположения, неизбежно бы словил не меньше дюжины таких металлических осколков. Парочку из них я незаметно сунул себе в карман, решив добавить их к своей коллекции, которую хранил дома в ящике комода.
Мне удалось добыть еще один памятный сувенир. В тот самый момент, когда Вульф и Тинкхэм отошли в дальний угол кабинета, я заметил знакомый клочок сложенной бумаги, белевший среди лежавшего вперемешку содержимого чемодана. Наклонившись, я с первого взгляда понял, что это полученное Шэтаком анонимное письмо, из-за которого мы собирались здесь сегодня утром. Как только это до меня дошло, я незаметно сунул письмо себе в нагрудный карман.
Так мы некоторое время и ходили, с Тинкхэмом в роли дуэньи, оглядываясь по сторонам и обмениваясь мнениями, как вдруг я услышал, что в соседнюю комнату кто-то вошел. Переступив через кучу битого мусора, я направился в приемную. Там стояла сержант Брюс и хмуро разглядывала теннисную ракетку.
– Сломалась? – бодрым голосом поинтересовался я.
– Никак нет, сэр.
Ну сколько можно твердить «сэр», и как ей самой это еще не надоело?! Девушка сунула ракетку в раскрытую картонную коробку, стоявшую на полу, и направилась к своему рабочему месту за столом. В приемной царил беспорядок, все было покрыто слоем пыли, однако особых разрушений я не заметил.
– Я могу вам чем-нибудь помочь?
– Никак нет. Благодарю вас, сэр.
«В один прекрасный день, – мрачно сказал я себе (вернее, я сказал это ей, но не вслух), – я устрою так, что ты, голубушка, напрочь забудешь в моем присутствии о соблюдении субординации. Уж будь уверена, я своего добьюсь».
– Арчи! – проревел сзади Вульф.
– Вольно, – угрюмо бросил я ей и снова направился в кабинет.
Вульф и Тинкхэм стояли на противоположном конце комнаты, там, где застыл на часах капрал.
– Поехали домой, – велел Вульф.
Когда босс отдавал подобное распоряжение, его следовало исполнять немедленно и без лишних слов. Судя по выражению лица Тинкхэма, полковник либо очень хотел задать кое-какие вопросы, но не решался, либо уже их задал, но вместо ответа Вульф попросил его передать генералу Файфу, что свяжется с ним утром.
На тротуаре перед зданием уже собралась толпа. Еще одна толпа, побольше, сгрудилась на противоположной стороне улицы. Усеивавшие тротуар осколки стекла, выбитого взрывом на десятом этаже, уже успели убрать. Когда мы пробивались чрез кучу людей к припаркованной машине, я услышал, как один мужчина поделился с девушкой:
– Жуткий взрыв был! Просто жуткий! Убило восемьдесят человек и двух генералов!
Чудеса, да и только. Впрочем, по дороге домой случилось нечто куда более удивительное.
– Езжай чуть быстрее, Арчи! – услышал я голос Вульфа с заднего сиденья.
- Предыдущая
- 44/58
- Следующая
