Ночь оборотня - Сухомизская Светлана - Страница 32

• Предыдущая
• 32/36
• Следующая

Первым моим порывом было вскочить с места и бегом броситься к дверям в противоположный конец вагона, хотя моя способность выполнить такой маневр вызывала у меня серьезные сомнения — ног я совсем не чувствовала, настолько, что если бы всем находящимся в вагоне пришла в голову фантазия совершить легкую физкультурную разминку на моей пыльной обуви, я все равно бы их не ощутила.

Потом я решила притвориться, что меня внезапно сморил сон, но и эту идею отбраковала как совсем негодную. Мозги мои от напряженных умственных усилий превратились в коктейль, и, как спастись, я не придумала.

Между тем поезд, приближаясь к станции, замедлил ход, остановился, открыл двери. Внутренне напрягшись, я наблюдала за выходящими и входящими пассажирами. Женский голос объявил о дверях, о следующей станции и с опереточными интонациями призвал пассажиров сообщать машинисту поезда о забытых вещах. Дверные проемы стали стремительно сужаться...

Думается, я побила все мыслимые и немыслимые рекорды мира, жаль только, что названия для такого вида спорта еще не придумали. Очутившись на платформе, я припустила во весь дух и только у эскалатора позволила себе обернуться.

То, что я увидела, заставило меня, вопреки всем правилам пользования метрополитеном, почти сесть на ступеньку эскалатора. По платформе в мою сторону стремительно перемещалась женская фигура. Очевидно, бывшая беременная успела выпрыгнуть за мной в другую дверь и теперь явно горела желанием продолжить наше знакомство.

С сожалением должна признаться, что я отнюдь не питала к ней взаимных чувств. Мне хотелось расстаться с ней как можно быстрее и желательно навсегда. Но, на мое счастье, едва успели захлопнуться двери нашего поезда, открылись двери другого, прибывшего с противоположной стороны. Я чудом успела в них проскочить, а вот киллерше это не удалось — она попала в затор, образованный стремящимися к заветным ступенькам пассажирами. В кои-то веки принесла реальную пользу привычка наших граждан бежать к эскалатору, словно кони, с той только разницей, что кони не умеют толкаться локтями!

Радоваться, однако, было рано. Едва успела я отбежать от дверей следующей станции метро, как из них выскочила бывшая беременная. В руках у нее был уже знакомый мне предмет.

«Черт побери, — думала я в отчаянии, разгоняясь до невообразимой скорости, подстегиваемая нестихающим дробным топотом сзади, — куда смотрит милиция?» Среди бела дня в центре столицы за честными гражданами бегает ненормальная с пистолетом, и никому до этого нет дела! Какая, скажите на милость, разница между прелестями демократии и звериным оскалом тоталитаризма? Сгинуть в мясорубке массовых репрессий или оказаться безвинной жертвой разбушевавшегося не на шутку преступного мира — результат один. Радует, конечно, что на том свете я, без сомнения, рано или поздно встречу Себастьяна и Даниеля — не зря же они ангелы. Но, с другой стороны, я ведь могу и не попасть в рай, поскольку назвать мою жизнь праведной можно лишь с большой натяжкой, одно бесконечное вранье по поводу и без повода чего стоит! И вообще, я как-то не чувствую в себе склонности покидать этот мир в столь незрелом возрасте. Не знаю, с чего вдруг, но мне ужасно захотелось дожить до старости, хотя раньше это желание казалось мне довольно глупым.

Внезапно я вспомнила про кольцо. «Спасай!» — мысленно взмолилась я и вжала голову в плечи, отчаянно надеясь на то, что в киллершу сию же секунду ударит молния.

Но молния не ударила, хотя кольцо часто-часто заморгало всеми тремя высеченными на его камне иероглифами — видимо, тяжело переживало переход хозяйки на тот свет. Топот приближался — вот гадюка, на каблуках бегает, как в кроссовках, — и что-то внезапно обожгло мне щеку. Пуля, поняла я и почувствовала, что лечу. «Ну, все, подстрелили», — печально пронеслось в моей голове. Бедная Марина.

Когда я открыла глаза, передо мной возникло лицо, красота которого в сочетании с темными кудрями не оставляла сомнений в том, что я вижу Себастьяна. Судя по ощущениям, я находилась в движении, но ни ногами, ни руками при этом не двигала. Вывод напрашивался сам собой — я вижу ангела, и я летаю, значит, я в раю. Правда, на мой взгляд, для рая климат был немного жарковат и подходил скорее для преисподней.

— Где я? — неземным голосом прошелестела душа бывшей феи.

Шоколадные глаза сердито вспыхнули:

— Догадайся с трех раз!

— Значит, на земле, — уже вполне по-человечески констатировала я. — Ой, мама!

Этот вопль раздался неспроста. Меня посадили на заднее сиденье «Победы» — под крылышко Нади, которая выглядела ненамного дружелюбней моей приятельницы киллерши.

— Надь, — жалобно простонала я. — Не убивай, оставь калекой.

— Нашлись добрые люди, сделали это и без меня, — вполне мирно ответила она, вытирая салфеткой мое окровавленное лицо. — Это же просто уметь надо так находить приключения на свою задницу!

— Ага, — уныло подтвердила я. — Прямо колобок какой-то.

— Это как?

— Стоит выкатиться из дома, все так и норовят съесть... Ой!

Новый возглас относился к бывшей беременной бандитке в наручниках, которые ей необычайно шли, усаживаемой в милицейскую машину ребятами Захарова. Сам Захаров, радостно потирая ладони, подошел к «Победе», возле которой его ждали Себастьян и Даниель.

— Кто это? — услышала я голос Себастьяна.

— Милейшей души человек. Марианна Кононенко по кличке Мадонна. Широчайший круг интересов — от заказных убийств и киднепинга до промышленного шпионажа. Я-то думал, она, радость моя, плещется в пене прибоя где-нибудь в одной из стран Карибского бассейна. Но любовь к профессии сгубила нашу девушку во цвете лет!

Смеющаяся голова Захарова нырнула в салон «Победы».

— Где тебя с ней, голубкой моей ненаглядной, угораздило познакомиться?

— В клубе «Поземка», — ответила я и рассказала все, что знала.

— Ну, про своего до срока появившегося на свет младенца нам наша Богоматерь сама расскажет, — хохотнул Захаров. — А ты, рыжая, в рубашке родилась, я еще в тот раз, когда мы тебя из подвала Трефова доставали, это понял.

— Но как она меня нашла? — слабым голосом изумилась я. — И вообще, что этой Мадонне от меня было надо? Я ей ничегошеньки не сделала, а она два раза пыталась меня пристрелить — ни за что, ни про что!

— Чистое недоразумение! — Захаров веселился как дитя. — Она приняла тебя за агента спецслужб, посланного ликвидировать ее, родимую, и никак не может поверить в то, что так глупо ошиблась и что ваши встречи были лишь случайными совпадениями, а в твоей трости не спрятано ни винтовки с оптическим прицелом, ни стилета с отравленным лезвием...

— Командир! — К Захарову подбежал один из его подчиненных. — Там Митяй вызывает. Говорит, что-то срочное.

Захаров ушел к своей машине, а Себастьян и Даниель сели в «Победу». Странное их сходство с каменными надгробиями старинных кладбищ говорило о том, что меня ждет не самый приятный разговор, и я заранее пригорюнилась.

— Как ты думаешь, Даниель, что мы теперь с ней сделаем? — подчеркнуто безразлично спросил Себастьян.

— А ничего особенного, — точно так же ответил Даниель. — Запрем ее в темный чулан денька на три. Весело и уютно. Ни телефона тебе, ни книг. Зато, может, головой работать научится.

— Нет, это слишком жестоко, — не согласился Себастьян. — И потом, какая еще голова? Разве ты не понял, у нее она только для еды и для украшения. А если вдруг случайно и подумает о ком, то только о себе, любимой.

— Простите, — взвыла я. — Я.., я... Но тут к «Победе» не подошел, не подбежал, а буквально подлетел Захаров.

— Ребята! — заорал он. — У нас сегодня не день, а праздник сердца, именины души!

— Ну да, — ехидно косясь на меня, ответил Даниель. — Еще бы одну дуру рыжую пристукнули, совсем бы юбилей наступил.

— Да все это ерунда! — продолжал горланить Захаров. — Едем скорее к нам! Там Крымов объявился!

— Поймали? — взвизгнула я.

— В том-то все и дело, что сам пришел!

• Предыдущая
• 32/36
• Следующая