Маленький оборвыш (др. перевод) - Гринвуд Джеймс - Страница 34

• Предыдущая
• 34/48
• Следующая

– Должно быть, он чует крыс, – заметил один раз Сэм, когда Пинч особенно неистово возился и рыл лапами землю у стены, отделявшей кухню от конюшни. – В конюшне водятся крысы.

– Нет, это не крысы, – шепотом ответил Паук, заставив собаку и ласками, и угрозами лежать смирно. – Дело в том, что Перкс не уехал и не уедет сегодня, это ужасно! Правда, Джим?

– Ужасно только потому, что твой Пинч так возится, – сказал я.

– Джим, – проговорил Паук через несколько минут молчания, – ты знаешь что-нибудь о собаках? Они ведь умные, много понимают, правда?

Мне очень хотелось спать, но я жалел Паука, который, очевидно, страдал бессонницей и хотел поговорить со мной; я рассказал ему две-три слышанные мной истории об уме собак.

– Да, иной раз они еще умнее бывают, – ответил он, когда я закончил свои рассказы. – Слышал ты что-нибудь об акулах, Джим?

– Нет, ничего.

– Эти акулы очень забавные твари; если на корабле умирает матрос, они плывут за кораблем, пока матрос совсем не умрет, чтобы съесть его, когда его выбросят в море.

– Перестань, Паук, я не хочу слушать таких историй! Чего ты меня пугаешь? Коли тебе хочется разговаривать, я, пожалуй, готов поговорить о собаках, но только не о мертвецах.

– Я только хотел сказать, что у собак такой же ум, как у акул, Джимми, только они этому не радуются, а боятся; как учуют, так и завоют.

– Что учуют?

– Ну, ведь ты не хочешь, чтобы я об этом говорил. Вот так же, как акулы, и…

– Ну, довольно, я не хочу больше с тобой говорить. Я спать хочу!

На другой день, идя с мистером Бельчером на работу, я, как-то к слову, повторил ему рассказ Паука об акулах. Он засмеялся, а потом спросил:

– С какой же стати рассказал он тебе эту историю? О чем шла у вас речь перед тем?

Я рассказал о странном поведении Пинча и передал весь наш разговор с Пауком. Мистер Перкс тоже был при этом. Они с хозяином как-то странно переглянулись и услали меня прочь. В эту же ночь собака Паука исчезла – к великому горю своего хозяина.

Я прожил недель шесть у мистера Бельчера, когда в одну субботу Сэм пришел вечером в кухню и сообщил нам, что мистер Бельчер выписал его мать из Дортсетшира, что она приехала, долго о чем-то разговаривала с хозяином, в заключение разговора согласилась разорвать контракт и взять Сэма домой. В понедельник он должен был уехать с ней вместе.

– Теперь тебе хорошо будет, Джим, – сказал Сэм, – ты будешь ездить с хозяином на ночные работы, а он за всякую поездку дает по шести пенсов, чтобы берегли его секрет.

– Что же, я очень рад, – ответил я, – потому что привык хранить секреты. А что, трудно хранить этот секрет хозяина, Сэм?

– Напротив, очень легко, хозяин сам тебе его скажет.

– Нет, уж ты будь добрым товарищем, скажи мне прежде!

– Пожалуй, только не рассказывай ни Пауку, ни другим мальчикам.

– Как можно!

– Ну, пойдем во двор, а то здесь Паук услышит!

Мы вышли.

– Ты как думаешь, Джим, какую сажу привозят они по ночам в большой телеге?

– Как какую? Из труб, я думаю, а то откуда же?

– Из труб, конечно, но из каких? Слушай же, Джим! Мы привозим сажу из церковных труб!

– Ну, так что ж такого? Что же за беда, что из церковных?

– Т-с-с! Тише! Видишь ли, есть такой закон, по которому нельзя чистить церковные трубы, а уж если чистить, так тайком. Кто на этом деле попадется, того накажут, ужасно накажут! Вобьют острые спицы в живот и будут таскать по дорогам! Вот почему они эту работу делают ночью, крадучись!

– Ну а если поймают того мальчика, который стережет у них лошадей, его также накажут? – спросил я.

– Нет, что ты! Он же ни в чем не виноват! Наказывают только тех, кого поймают на самом деле. Мне кажется, я знаю, отчего это. Наверное, по закону, церковные трубы должен чистить священник, а он поручает это дело дьячку, а дьячок сторожу, а сторож уж от себя нанимает трубочиста. И деньги он, конечно, платит хозяину хорошие, потому дело опасное, да и за сажу ничего нельзя получить.

– Отчего же, разве это не такая же сажа, как обыкновенная?

– Такая, только ее продавать нельзя, это строго запрещено законом. С хозяина берут клятву, что он не станет торговать ею. Нед Перкс берет ее и зарывает у себя в огороде. Вот тебе и весь секрет. Мне сказал его хозяин и тебе скажет, а чтобы ты не болтал, он будет давать тебе по шести пенсов за каждую поездку.

Все это Сэм рассказывал мне с таким видом, как будто нимало не сомневался в справедливости своих слов, и я вполне поверил ему! Наконец-то узнал я настоящий секрет! И какой еще секрет! Совсем необыкновенный, точно представление в Шордичском театре! Страшное наказание, которому, по словам Сэма, подвергались трубочисты, чистившие церковные трубы, нисколько не пугало меня. Напротив, опасность предприятия придавала ему еще бо?льшую прелесть в моих глазах, и я боялся одного: что, пожалуй, мистер Бельчер возьмет вместо Сэма не меня, а кого-нибудь другого. Я попробовал узнать мнение Паука об этом деле и спросить его, как он думает, кто теперь будет ездить с хозяином на ночные работы.

– Как кто? Известное дело, ты! Не меня же они возьмут с собой: я живой домой не доеду! – решительно ответил Паук.

Этот ответ не окончательно успокоил меня: мистер Бельчер очень тяготился Пауком, и я думал, что, пожалуй, он нарочно станет возить его с собой, чтобы поскорее уморить. Паук, правда, не мог ходить, но он мог сидеть на козлах и держать вожжи, а этого было достаточно. Впрочем, мои сомнения продолжались недолго. В воскресенье вечером мистер Бельчер позвал меня к себе в гостиную и, поболтав о том о сем, прямо объявил, что теперь будет брать меня вместо Сэма для ночных поездок. Он не рассказал мне всего секрета, сказал только, что работы производятся по деревням и что о них не следует никому болтать.

В воскресенье вечером мистер Бельчер позвал меня в гостиную и прямо объявил, что будет брать меня вместо Сэма для ночных поездок.

– У всех хозяев, которые держат учеников, – сказал он мне, – есть свои секреты, и у меня также есть секрет, я открою его тебе теперь, и если ты станешь хранить его, тебе же будет лучше. У Сэма всегда водились денежки в кармане, и он знал вкус таким кушаньям, которых другим мальчикам и понюхать не удается. Ты меня понимаешь, Джим?

– Конечно, понимаю, – с радостной готовностью кивнул я.

– С другой стороны, – продолжал хозяин, – как ты думаешь, что бы я сделал с Сэмом, если бы он стал болтать о моих делах?

– Я думаю, ему плохо пришлось бы, сэр, – ответил я, робея при виде сердитого лица хозяина.

– Да, плохо, так плохо, как, верно, не приходилось ни одному мальчику! Я просто взял бы его за горло, вот так, и задушил бы тут же на месте.

Говоря эти слова, мистер Бельчер стиснул мне горло своими длинными пальцами так крепко и смотрел на меня так свирепо, что я совсем струсил. Он, однако, скоро успокоился.

– С Сэмом этого не случилось, – продолжал он прежним дружелюбным голосом, – он был добрый, понятливый мальчик, и за то получал от меня не побои, а пенсы. Теперь довольно. Я больше не скажу ничего тебе сегодня, завтра ночью ты сам увидишь, в чем состоит мой секрет, если месяц не будет светить.

На этом кончился наш разговор. Я поужинал вместе с хозяевами, и меня отпустили в кухню, напомнив, чтобы я не проговорился Пауку.

Весь следующий день я был в таком волнении, что не мог даже обедать. Будет месяц светить или нет? Этот вопрос не давал мне покоя. Я не имел никакого понятия о движении луны и считал появление ее на небе делом вполне случайным. Под вечер Паук опять возбудил во мне надежду.

– Косточки мои, бедные косточки! – жаловался он. – Опять разболелись! Наверное, к ночи будет дождь.

• Предыдущая
• 34/48
• Следующая