Пленники Раздора (СИ) - Казакова Екатерина "Красная Шкапочка" - Страница 34

• Предыдущая
• 34/104
• Следующая

Когда все, кроме Нэда, который удобно устроился возле очага, удалились, Клесх посмотрел на Огняну. Та примостилась на краешке лавки, словно наказанная, смотрела янтарными глазищами и молчала. Однако было видно — не боится, скорее, печалится. Чему? Ихтор не глядел в её сторону, отсел, как отрекся.

— Так кто такой Каженник? — спросил Глава.

Девушка грустно улыбнулась:

— Злой дух из навьего царства. Является, когда захочет. Если встретит в чаще — не убежишь, не спасешься. Хоть из шкуры выпрыгни. Подойдет, коснётся — лишит ума и памяти, в сердце злобу вложит.

— Светла была спокойной… — заметил Клесх. — Никого не трогала, лопотала, всех пыталась приласкать…

Девушка пожала плечами:

— Она не могла обратиться. Это значит, её коснулись в детстве, когда в ней ещё зверь на лапы не встал. Она и рассудком помутилась оттого, что человеком осталась. Суть её вырвали.

— А теперь что же изменилось?

Девушка опять пожала плечами:

— Ей уж давно пора перекинуться. Луна, вон, в силу входит…

— Так она и прежде входила. Что-то ты, красавица, не договариваешь…

Огняна вздохнула:

— Да неужто непонятно? Женское в ней пробудилось. Зверь запертый на волю попросился. Влюбилась она. Вот и все.

Мужчины переглянулись.

— Влюбилась? — Глава не смог сдержать беззвучного хохота: — Хранители, что ж все через задницу-то у нас тут…

Нэд крякнул и спросил:

— Донатосу-то скажем?

Клесх против воли рассмеялся ещё пуще, уткнулся лицом в ладони и только плечи подрагивали.

Огняна переводила изумленный взгляд с Главы на Нэда, с Нэда на хмурого Ихтора, лицо которого было застывшим и безучастным.

— Ладно, красавица, — успокоившись, сказал повеселевший смотритель Крепости, — говори теперь, как тут очутилась?

Но вместо Огняны слово взял целитель. Рассказал, а потом спросил глухо:

— Что делать прикажешь, Глава?

Клесх развел руками:

— А что ту сделаешь? Выдели ей какой-нибудь покой из пустующих в людской, сходи к Нурлисе, одёжи попроси на смену. Да пристрой куда. Вон, у Койры шерсти — прясть, не перепрясть.

Крефф растерялся:

— А наузы?

— Наузы? — Клесх удивился. — Зачем ей наузы? Она, почитай, год здесь живет. Никого не покалечила. Даже тебя. Только не болтай никому, что Ходящая.

Последнее относилось уже к Огняне. Та кивнула.

— А скажи-ка, красавица. Обратно-то теперь Светлу в человека как обратить?

Девушка покачала головой:

— Научить только. Да здесь некому. — И поспешно добавила: — Я не смогу. Меня она разорвет тут же. Здесь нужен не просто зверь, а сильный да ещё и Осенённый. А коли его нет, можно лишь ждать — либо она сама с естеством совладает, либо так волчицей и останется. Но, ежели до следующей луны не перекинется, человеком уже не будет.

Глава мрачно кивнул.

— Идите.

…Когда целитель и его спутница вышли в коридор, девушка обернулась и, заглянув в обезображенное лицо, спросила:

— Ты злишься? Обиделся на меня?

Он покачал головой.

До людских покоев они дошли в молчании. Здесь Ихтор открыл первую незапертую дверь, кивнул в темноту пустого нетопленного покоя и сказал:

— Обживайся.

А после этого развернулся и ушёл. Ни разу не оглянувшись.

Донатос стоял перед решеткой, из-за которой на него смотрела, мерцая жёлтыми глазами, снежно-белая волчица.

— Светла? — колдун вглядывался в оскаленную морду, безуспешно пытаясь увидеть под обличьем свирепого хищника робкую незлобивую девушку.

Зверь утробно и глухо зарычал.

Ургай и Стеня, нынче несшие стражу в каземате, переглянулись.

— Наставник, — тихо спросил Ургай, — как же ей крови-то дать? Она ведь кидается. Не подступишься.

Крефф ответил, не отводя взгляда от псицы:

— За тупоумие тебя к ней закинем. Пусть до отвала наестся. А то ведь дурака учить — только портить.

Парень досадливо покраснел, а колдун тем временем обернулся к нему и сказал:

— Ступай на поварню, попроси кого-нибудь из служек ладонь посечь и в плоское блюдо нацедить из раны. А ты, — наузник повернулся к ратоборцу: — к целителям иди. Позови, кто потолковей из третьегодоков, порез затворить. И блюдо сюда несите. Да ещё кочергу захватите по пути, чтоб двигать было ловчее. А то ведь руку по локоть отхватит вместе с посудиной и не подавится.

Парни дружно кивнули, однако у самого выхода Стеня остановился, как споткнулся:

— Крефф, не серчай, но пусть Ургай один идет. Наставник велел из каземата не выходить, покуда смена не подоспеет.

Донатос кивнул, не глядя на парня:

— Правильно велел. Сиди.

Выуч вернулся на прежнее место, досадуя, что вбитая креффом привычка подчиняться старшему сыграла с ним нынче злую шутку и едва не заставила нарушить прямой приказ наставника.

А колдуну не было дела до переживаний парня. Он по-прежнему стоял перед решеткой и неотрывно смотрел волчице в глаза.

— Светла… — тихо позвал обережник.

Ходящая, услышав собственное имя, вдруг рванулась вперед, и крепкие зубы лязгнули, смыкаясь на железных прутьях. Обычный зверь все клыки бы обломал, а этой — хоть бы что. Ревет, рычит, ярится, аж захлебывается. Крефф, отпрянул. Не испугался, просто не ожидал. Тяжелая туша наваливалась на решётку. Зверина заходилась от бессильной злобы, но вырваться не могла и оттого свирепела ещё пуще: билась широкой грудью о препону, рявкала исступленно и яростно.

«Ургая, как за смертью посылать», — подумал Донатос, и в этот миг дверь каземата отворилась и послушник с блюдом в одной руке и кочергой в другой — показался на пороге.

Светла, учуяв запах крови, взревела и заметалась. Она кидалась из стороны в сторону, будто хмельная. Налетала попеременно, то на стены, то на дверь, выла, хрипела, билась о железо, скребла когтями по камню, лязгала зубами.

Ратоборец протянул креффу блюдо и кочергу, сказав:

— Сейчас, как уйму, пихай под низ.

Донатос кивнул. Стеня подошел к решётке и простер ладони к узнице, заточённой внутри. С пальцев выуча поплыло по воздуху зыбкое голубое сияние. Псица заскулила испуганно и жалобно, мигом растратив гнев и неистовство.

До боли знакомым показалось креффу жалобное щенячье «у-у-у» грозного хищника. Так всхлипывала Светла, когда случалось ей плакать от обиды или боли.

Колдун скрипнул зубами, глядя на то, как Ходящая пятится на полусогнутых лапах к противоположной стене темницы. Пятится, отворачивая одновременно с этим лобастую голову, чтобы защитить глаза от выжигающего их сияния.

Блюдо скользнуло под прутьями, обережник кочергой подвинул его как можно дальше и отошел. Стеня опустил руки, перестав удерживать волчицу.

Перемена в Ходящей была мгновенной и страшной. С утробным рыком Светла рванула с места к сладко пахнущей посудине. Дурея, перевернула её носом, затем раз и ещё раз. А потом бросилась вылизывать щербатый пол, измазанный в крови, само блюдо, разлетевшиеся по камню багряные капли.

Она успокоилась не скоро. Ещё какое-то время урчала и огрызалась неведомо на кого, а потом повалилась на бок и закрыла глаза. Рёбра тяжко вздымались и опускались, розовый язык вывалился из открытой пасти, а глаза, одурманенные блаженством, закрылись.

Донатос молчал и смотрел на зверину, которая ещё пару оборотов назад была безобидной дурочкой. Обережник хотел, когда она испробует крови, снова окликнуть, позвать по имени. И лишь теперь понял: некого окликать. И звать тоже некого. Да и незачем.

Колдун развернулся и направился прочь из подземелья, так и не почувствовав обращенных ему в спину сочувствующих взглядов послушников.

Тяжелые капли крови падали в белый снег, кропя его багрянцем, протапливая…

Лесана завороженно следила за тем, как ратоборец, ведший их обоз, запирает обережный круг. Ей сделалось неуютно. Чудно это — со стороны наблюдать за работой, которую привыкла делать сама, ни на кого не полагаясь. Она-то, дурища, когда остановились разбивать стоянку, привычно потянулась к болтающемуся на поясе ножу. И то верно, науку, за годы вбитую, в один день не отринешь. Добро ещё, Тамир вовремя заметил, накрыл руку ладонью, заставил опамятоваться. А не то пошла бы мужняя баба вдоль обоза, обережную черту наводить. Небось, видоки бы в едином ладу за сердце схватились.

• Предыдущая
• 34/104
• Следующая