Семья Звонаревых - Степанов Александр Николаевич - Страница 46

• Предыдущая
• 46/110
• Следующая

Заслышав в коридоре лёгкие шаги, Вася повернул голову к двери. На пороге показалась высокая стройная девушка в сером, облегавшем фигуру платье. Светло-русые гладкие волосы были собраны на затылке в тяжёлый узел, открыто и смело смотрели большие, чуть скошенные к вискам, серые глаза. Увидев незнакомого мужчину, Маня в нерешительности остановилась.

— Проходи, Маня, и познакомься. Это наш Вася… Неожиданно с фронта приехал.

Вася поднялся навстречу девушке и пожал протянутую ему руку.

— Очень рад, — проговорил он.

Под откровенно восторженным взглядом молодого человека Маня потупилась. Длинные светлые ресницы легли на вспыхнувшие ярким румянцем щёки. Но девушка быстро справилась со своим смущением и, подняв на Васю спокойные глаза, с достоинством сказала:

— Я тоже. — Повернувшись к Варе, добавила: — Я принесла кое-что из продуктов, посмотрите, Варвара Васильевна.

— Попей чаю, Маня, потом посмотрим.

— Нет, спасибо. Я позавтракала в больнице. Я лучше пойду, а Вы поговорите…

Девушка вышла. Вася сидел за столом, помешивая ложечкой в стакане и всеми силами старался не выдать вдруг охватившего его волнения. Он продолжал разговаривать с Варей, слушать её, отвечать на вопросы, но всё его внутреннее внимание было приковано к тому, что делалось за дверью этой комнаты. Вот простучали каблучки по коридору, вот тихий голос позвал: «Надюша»! Он почувствовал, как постепенно, непонятно почему, грудь его наполняет ликование, чувство светлой радости и счастья. Он вдруг со всей полнотой и отчётливостью понял, что он дома, сидит за столом, знакомым с детства, пьют чай из любимого стакана, перед ним сидит тётя Варя, милая, родная тётя Варя… «Как всё это хорошо, как чудесно всё вокруг! — сказал себе Вася. — И как я счастлив! А почему мне вдруг стало так хорошо? Неужели всё это оттого, что я заглянул в серьёзные, смелые серые глаза? Неужели оттого, что я слышу её голос, её шаги, мне хочется смеяться, громко говорить, дурачиться? Что это? Разве может быть так, сразу?… Не знаю и знать не хочу, — ответил сам себе Вася. — Пусть будет так, как есть…».

Высокий, подтянутый, с хорошей выправкой, Зуев привлёк внимание начальства училища. Большое впечатление произвели его два солдатских креста. Васю назначили старшим в отделении и заместителем фельдфебеля батареи. Через месяц-два он должен был сам стать фельдфебелем. Но в отпуск его пока что не пускали.

— Я полгода пробыл на войне, участвовал в десятке сражений, отличился. А тут быть рядом с домом и не видеться с родными, — возмущался Вася.

Он несколько раз звонил по телефону Звонарёвым, надеясь услышать Манин голос. Но напрасно: подходила или Надя, или Варя. Вася тосковал. Он не мог забыть девушку, которая так неожиданно вошла в его жизнь. Не только не мог, но и не хотел забывать. Больше того, он всё время думал о ней, вспоминая то внимательный, искоса брошенный на него взгляд её серых глаз, то грудной, с переливами смех, то её полные, в красивом изгибе, чувственные губы. Болью в сердце отдавалась мысль о её прошлом. Нет, не ревность, не горечь и обида, а огромная жалость к ней горячей волной заливала грудь, перехватывала дыхание. Ему хотелось обнять её, приголубить, доказать, что он не такой, как те, другие. Он любит её… Да, да, любит! Он понял это сразу, как только увидел её. А сейчас и подавно он погибает от тоски, от желания видеть её. Иногда Васе казалось, что стоит ему выйти на улицу, как он увидит её. Она где-нибудь стоит рядом и ждёт его. Ведь не может же она не чувствовать, как он зовёт её, как умоляет прийти. В такие минуты ему хотелось бросить всё, бежать из училища, хоть на край света, только бы видеть её.

Однажды, не выдержав, Вася позвонил по телефону, решив заранее умолять тётю Варю позвать Маню.

— Кого Вам угодно? — услышал он знакомый голос, от которого у него упало сердце. Он сразу забыл все слова, которые приготовил сказать. А тут ещё дежурный торчит, что скажешь при нём?

— Маня, — срывающимся от волнения голосом проговорил он, — это я, Вася.

Теперь на том конце провода наступило томительное молчание. И затем робкое:

— Я слушаю Вас…

— Манечка, я всё время думаю о Вас… Я просто с ума схожу. Я хочу Вас видеть…

Молчание.

— Мария, почему Вы молчите? Вам неприятно слушать меня? Я не то говорю? Ну скажите что-нибудь, ради бога!

— Я тоже думаю о Вас…

— Правда, Мария? Неужели это правда? — закричал Вася громовым голосом. — Умоляю Вас — придите хоть на минутку. Нас не пускают из училища, а я умру, если не увижу Вас.

И снова молчание. «Боже мой, что я говорю, я же испугаю её, она бросит трубку. Надо говорить что-то другое, нельзя так сразу. Вот она молчит. А как говорить другое?».

— Вы обиделись на меня, Маня? Ну, не молчите же…

Вася ошалело посмотрел вокруг, махнул рукой и вновь закричал в трубку:

— Вы слышите меня, Мария?

— Да…

— Придёте?

— Постараюсь…

— Когда?

— Не знаю… Вася. Звонят, кто-то пришёл. До свидания.

Трубку повесили.

Вася ещё долго стоял, слушая в трубке шорохи и щелчки. Наконец догадался опустить её на рычажок и нетвердыми шагами, с ликующим, ничего не видящим взглядом пошёл к выходу.

Между тем время шло. Краснушкина вызвали в Москву к принцу Ольденбургскому, который пожелал видеть Ивана Павловича лично. Вызов обеспокоил всех. Можно было ожидать направления Краснушкина на Кавказский фронт. Это потребовало бы переезда Краснушкиных в Тифлис. Да и работа медиков на Кавказе была очень трудной — врачей не хватало, больных было куда больше, чем раненых. Русская армия несла огромные потери от болезней. Дизентерия, тиф косили людей. Армия нуждалась во врачах-инфекционистах больше, чем в хирургах. Опасность попасть на Кавказ была реальной.

С тяжёлым сердцем провожали Ивана Павловича в Москву. Катя всплакнула, Варя тяжело вздыхала: ей жаль было потерять верного друга, умного, незаменимого советчика.

Настали томительные дни ожидания вестей из Москвы. Наконец была получена от Краснушкина телеграмма, что всё обстоит благополучно и на днях Иван Павлович вернётся «с победой» в Петроград.

Однажды Варя, как всегда, поздно возвратилась домой из больницы. Открывая ей дверь, Маня Завидова радостно сообщила, что её ждёт «сам профессор», как она называла Краснушкина.

— Что же ты не прибежала ко мне в больницу и не сказала о приезде Ивана Павловича? — упрекнула Маню Звонарёва.

— Привет, коллега, — встретил Варю Краснушкин. — Мы тут очень мило побеседовали с Маней. Ей надо учиться и учиться. Из неё может выйти толковый педиатр. Она очень способная девушка и большая мастерица обращаться с детьми. А теперь обо мне. Слушайте и сотрясайтесь: меня, правда, понизили в должности и назначили всего лишь начальником военно-санитарного поезда… но какого? Во веки веков не догадаетесь, милая свояченица! — шутливо говорил Краснушкин, видя, как Варя вся покраснела от нетерпеливого ожидания. — Поезда её величества государыни императрицы Александры Фёдоровны! — наконец выпалил Иван Павлович.

— Без пяти минут лейб-медик двора его величества! — ахнула Варя, опустившись на стоявшее рядом с ней кресло. — Иван Павлович, дорогой, это ужасно!

— Наоборот! Милая, всё очень хорошо. Представляете, какие у нас будут возможности! Уму непостижимо! Если всё сделать толково и осторожно, то можно организовать отличное снабжение фронта пропагандистской литературой. Кому из шпиков придёт в голову искать крамолу под самым носом у их величеств? Понимаете, Варенька, иметь поезд в нашем распоряжении — это феноменально! Иван Герасимович в восторге от этой идеи. Я прибыл в Ваши пенаты с определённым намерением — сделать из Вас будущего лейб-хирурга двора её величества. Короче, пригласить Вас хирургом в вверяемый моему высокому руководству санпоезд.

— Придворные должности не для меня! Вы это отлично знаете. Кстати, кого Вы будете обслуживать в Вашем поезде? Вероятно, только гвардейских офицеров?

• Предыдущая
• 46/110
• Следующая