Семья Звонаревых - Степанов Александр Николаевич - Страница 45
- Предыдущая
- 45/110
- Следующая
Солдаты без возражения стали располагаться потеснее, чтобы освободить помещение для артиллеристов. Родионов сразу подтянулся, голос у него стал властным, командирским. Он был несказанно рад, что встретился со своими старыми соратниками по Артуру.
Когда подошёл дивизион, Родионов зычным голосом скомандовал «смирно» и отрапортовал Борейко:
— В Ваше распоряжение прибыл!
Борейко сначала внимательно поглядел на Родионова, удивлённо спросил:
— Это ты, Софрон Тимофеевич?
— Так точно я, вашблагородие, извините, Ваше высокоблагородие, заикаясь от волнения, ответил солдат.
Борейко обнял и крепко расцеловал Родионова к великому изумлению стоявших вокруг солдат. Капитан тоже был сильно взволнован этой неожиданной встречей с одним из лучших своих артурских солдат.
— Серёжа, поди сюда! Погляди, кто нас тут встречает, — подозвал он Звонарёва.
Инженер тоже тепло расцеловался с Родионовым, с которым когда-то был под Кинчжоу.
— Значит, нашего артурского полку прибыло! — радостно проговорил Звонарёв.
Устроив людей, Борейко добрался до канцелярии. Здесь его уже ждала пачка пакетов из штаба.
— Позвать ко мне вольноопределяющегося Зуева, — громко приказал капитан.
Васю нашли не сразу.
— Где ты пропадаешь? — набросился на него Борейко. — Быстро собирайся. Тебя направляют на полугодичные курсы артиллерийских прапорщиков в Михайловское артиллерийское училище. Постарайся попасть в поезд вместе с Краснушкиным. Действуй.
Через полчаса Зуев был уже на вокзале. Он отыскал Краснушкина и рассказал ему о своём назначении. Иван Павлович очень обрадовался и они вместе отправились обменивать литер Зуева на проездной билет.
32
Ранним утром Краснушкин с Зуевым прибыли в Петроград.
Стояла поздняя петроградская осень, моросил дождь, по улицам шли укутанные в плащи и тёплые пальто хмурые, озабоченные люди. Война чувствовалась во всём, у лавок стояли длинные очереди, извозчик спросил с Краснушкина непомерно большую плату, жалуясь на дороговизну.
Краснушкину далеко не сразу отворили дверь. В квартире были только женщины и дети и поэтому опасались грабительских налётов. Тем радостнее была встреча, когда Катя убедилась, кто к ним приехал.
Вася поспешил домой. С волнением он подъезжал к дому, из которого так спешно удрал летом после жандармского обыска. Прошло всего пять месяцев, а как всё изменилось за это время! Пять месяцев войны наложили на него свой отпечаток. Вася, повидав не раз смерть в глаза, понял цену жизни и свободы, стал решительнее и твёрже. Сейчас это был уже не робкий юноша, а закалённый в боях солдат.
Взбежав по лестнице к себе, Зуев сперва хотел резко и сильно позвонить у парадной, но, вспомнив, что именно так звонили прибывшие с обыском жандармы, решил не пугать зря своих и осторожно дернул за ручку звонка, чуть звякнувшего за дверью. Тотчас послышался голос Надюши, спрашивающей, кто пришёл.
— Я, Вася! — отозвался Зуев.
— И неправда! — не поверила Надюша. — С войны никого не отпускают до её окончания. Всё это знают и меня Вы не проведёте.
— А ты взгляни в замочную скважину, авось узнаёшь меня, — посоветовал Зуев.
— На лестнице темно и ничего не видно, а дверь открывать я боюсь, отозвалась девочка.
— А ты открой дверь только на цепочку. Меня увидишь, а я зайти в дверь не смогу. Тётя Варя дома? — справился Вася.
— Мама очень устала и спит после работы, мы, дети, одни дома, ответила Надюша и, подумав, рискнула приоткрыть дверь на цепочку.
— И правда, Вася! — удивлённо проговорила она. — Как ты сюда попал? Убежал с войны? Ты дизентир?…
Увидев Васю в военной шинели до пят с белым поясом и шашкой на белой портупее через плечо, Надюшка взввизгнула от восторга и повисла у него на шее, за ней подбежали и две младшие сестры. На шум вышла из спальни Варя.
— Вася! — вскрикнула она в восторге, готовая, как Надюшка, броситься и расцеловать его. — Боже мой, вот радость! Вот неожиданность!
Увидев детей, облепивших Васю, Варя нахмурила брови.
— Не смей прикасаться к детям, глупый мальчишка! — строго сказала она ему. — Ты с дороги можешь занести любую инфекцию. Иди раздеваться в ванную, там помоешься, переоденешься и только тогда я позволю детям подойти к тебе.
Когда наконец Вася, помывшись, попытался надеть на себя прежний студенческий костюм, то оказалось, что брюки стали ему коротки и узки, а студенческая куртка не сходилась на груди на добрую ладонь.
— Потолстел я, что ли, на войне от хороших хлебов? — иронически заметил Вася.
— Просто вырос и возмужал, раздался в плечах. Тебе война пока что пошла на пользу, — глядя на него с материнской нежностью, сказала Варя. Ишь какой богатырь выровнялся. Ну, пойдём к Сереже в комнату, буду тебя поить чаем, а ты рассказывай, рассказывай. Всё, всё.
В кармане Васиной шинели лежало письмо от Звонарёва. Вася догадывался, что оно не обрадует Варю. Он вспомнил смущённое, измученное сомнениями лицо Звоеарева, когда тот передавал ему письмо и слова: «Не знаю, посылать ли. Ты посмотри, как там она, если плохо — не отдавай. Может, увижусь в скорости — сам всё скажу». Легко сказать — «посмотри сам»…
Вот он видел — тётя Варя похудела, побледнела, глаза стали ещё больше, под ними залегли голубоватые тени усталости. Конечно, не сладко в тылу, голодно и забот хватает с такой семьёй. Обрадовалась, побежала на кухню, готовит чай.
Чувство любви и преданности наполнило Васино сердце. «Нет, я не огорчу тебя, не прибавлю забот. Подожду с письмом…».
В комнату вошла Варя с подносом, заставленным чашками, а за ней ворвались дети. Привычными движениями Варя расставляла на столе посуду.
— Самое главное, что Вы все живы и здоровы, — проговорила она, поблёскивая влажными глазами. — А всё остальное уже не имеет значения. Ешь, солдат, набирайся сил, отдыхай. Ты надолго домой?
С удовольствием прихлёбывая чай из тонкого домашнего стакана, Вася рассказал о своей командировке на артиллерийские курсы, об их солдатском житье-бытье, о Звонарёве, Борейко, Родионове, Блохине…
Варя молча слушала, сложив на коленях руки с коротко обстриженными ногтями. На столе стыла чашка крепкого чая, о которой Варя забыла…
— Ну, а как Вы здесь, тётя Варя? Какие новости в столице?
— Мы — что, мы в тылу, нам смерть не угрожает. Здоровы — значит, всё хорошо. Трудно немного… Вот, спасибо, Шура Блохина помогает. Из деревни муку привозила, картошку. Ей тоже нелегко, только здоровье и выручает семижильная.
Варя помолчала, будто впервые задумалась над своей нелёгкой жизнью, потом посмотрела на притихших девочек, на Васю, повеселела, глаза её потеплели, сказали будто: «Ничего, проживём, нечего унывать, вон какие Вы у меня славные!».
— Самая главная новость — это Ольгу Борейко освободили. Столько было волнений, ты и представить себе не можешь. Освободили заодно с другими работницами. А могло быть очень скверно, поймай её с поличным. Ведь в корзине с продуктами у неё были листовки. Только успела передать. Молодей всё-таки она! — Варя оживилась, глаза её вновь заблестели. — Бесстрашная, смелая. Не растерялась, на допросах держалась отлично. Ни разу себя не выдала. Сейчас вновь работает, большое дело делает…
Раздался звонок. Девочки с криком «Маня, Маня пришла» кинулись в прихожую. Вася слышал, как после предварительного опроса: «Кто там? Ты, Маня?» — щёлкнул замок и грудной, с лёгкими переливами молодой голос проговорил:
— Девочки, я с дежурства. Подождите, помоюсь, а то нас мама не похвалит…
Встретив вопросительный Васин взгляд, Варя сказала:
— Это длинная история, я тебе потом всё расскажу. А пока прошу — будь очень внимателен. Маня — легко ранимый человек. Она много натерпелась, особенно от Вашего брата, мужчин. Мы с ней вместе сидели в тюрьме, в одной камере. И я ей очень многим обязана… Работает в детской больнице, пока живёт у меня, возится с ребятами. Милая, чудесная девушка, скромная, несмотря на своё нескромное прошлое.
- Предыдущая
- 45/110
- Следующая