Семь чудес и гробница теней - Леранжис (Леренджис) Питер - Страница 37

• Предыдущая
• 37/49
• Следующая

– КИ-И-ИА-А-А-А-А!!! – Клич грифона заглушил все остальные звуки. Он порхнул над нами и пушечным ядром нырнул в самую гущу зомби.

Я помог Эли подняться.

– Бежать можешь?

Она поморгала.

– Да. Кажется.

– Сюда! – закричал Касс. Он стояла в ярдах тридцати впереди нас, и одна его рука растворилась в воздухе.

Портал!

Касс вытянул к нам другую руку. Я вытолкнул Эли вперед:

– Забирай ее, она ранена!

Я увидел, как пальцы Касса сомкнулись на ладони Эли, и уже через наносекунду оба исчезли. Я приготовился прыгнуть.

Но моим ногам не суждено было оторваться от земли. На руке больно сжались чьи-то пальцы. И дернули меня назад.

– Грампфф… – Прямо мне в лицо пахнуло холодное несвежее дыхание, и меня едва не вывернуло наизнанку.

Развернувшись, я оказался лицом к лицу с тенью впечатляющих размеров. Недолго думая, я наклонил голову и с силой рванул вперед. Мой лоб с глухим треском, как при ударе бейсбольной битой по дыне, врезался в голову зомби. На мгновение его хватка ослабла. Я попытался вырваться, но этот труп был крупнее Сорок Первого и совсем не такой хрупкий. Его пальцы держали крепко.

Он приподнял меня. Я в отчаянии замотал головой в поисках портала, но не увидел его. Тени подступали. Вдалеке я разглядел, как целая команда забрасывает грифона камнями и сучьями, наваливаясь массой на кричащее животное.

Тень, схватившая меня, начала меня раскручивать. Остальные собрались вокруг нас, довольно фыркая и хлопая в ладоши. Для них это была игра. Вышибалы мертвых. Я набирал скорость: мои ноги уже вытянулись параллельно земле.

Я закрыл глаза, приготовившись к тому, что сейчас меня швырнут в небо, и подумал о Кассе и Эли. О папе. Они останутся сами по себе.

Мои лодыжки ударились о чью-то ладонь. Еще раз. Чьи-то пальцы сжались на моих ногах, мои запястья выскользнули из рук тени, и верхняя половина моего тела рухнула вниз.

Я ударился о землю ладонями и лицом. Песчинки царапали щеку – кто-то за ноги потащил меня назад.

В ушах будто что-то взорвалось. Все вокруг затопило ярким белым светом.

Я закричал.

Артемисия выглядит моложе. Я едва узнаю ее лицо. Кожа гладкая, фигура обрела пышность. Одежды сверкают драгоценностями.

Но я знаю, что это она, – из-за глаз. Из-за их острого взгляда. Они видят все насквозь.

Она говорит мне, что не желает новых обязательств. Возведение храма было нелегким делом. Она указывает на двоих мужчин, пирующих за крепким дубовым столом позади нее. Один из них моложе другого на целое поколение, но оба разрывают жареные гусиные тушки, обрывают виноградины и опустошают графины, которые едва успевают наполнять рабы.

Маппас. И Мавсол.

– Он не согласится, – объясняет Артемисия. – Он не захочет в своей реальности ничего, что ему не принадлежит.

– Это не может ему принадлежать, – возражаю я. – Но он обязан беречь это. Ради сохранности всего мира.

Артемисия поводит плечами.

– Его это не касается, – говорит она. И прощается со мной.

Я щелкаю пальцами, и небо темнеет. С высоты к нам устремляется ревущий грифон. Артемисия смотрит наверх и визжит. Рабы бегут во дворец. Сатрап и его вассал, толкаясь, спешат за ними. Никого из них не волнует судьба Артемисии.

Чудовище голодно. Из его рта сочится пена, в воздух брызжет слюна.

– Я могу отозвать его, – говорю я. – Если вы выполните мою маленькую просьбу.

Глаза грациозной женщины широко раскрыты и полны отчаяния. Она кивает и поднимает руку, чтобы взять протягиваемый мной мешок.

Слюна грифона залила мне лицо теплым душем.

С криком я резко сел.

– Он очнулся, – произнес надо мной голос. – О, что за беспрецедентный восторг!

Серость вокруг потемнела. Я вдохнул и едва не подавился.

Влажность!

Я чувствовал в воздухе привкус соли.

Надо мной висело лицо Канавара, он смотрел на меня с таким выражением, будто я был какой-то плохо определимой, но ужасно интересной древней реликвией.

Радость моего отца оказалась куда менее сдержанной. Он заключил меня в объятия, и я закрыл глаза. Я не мог поверить, что вернулся. К нему. Ко всем им. Касс и Эли стояли на коленях рядом со мной в компании доктора Бредли. Торквин нетерпеливо расхаживал перед входом.

– Дружище, – сказал Касс, – я уже испугался, что ты вырвешь мне кисть из запястья.

– Это Касс держал тебя, – добавила Эли. – И я с ним. Вместе мы были почти целым Марко.

– Ну, его частью, – уточнил Касс. – Но и этого оказалось достаточно, чтобы вытащить тебя.

Я начал понимать. Руки, ухватившиеся за мои лодыжки, принадлежали не зомби, а Кассу и Эли, которые выдернули меня на свободу.

С лица папы не сходила улыбка, его щеки были мокрыми.

– Вы зашли. И в следующую секунду Касс и Эли вышли. Что произошло?

Я взглянул на часы. Секундная стрелка опять двигалась, но две другие показывали все те же 3.17. Для папы и остальных наше путешествие заняло всего мгновение.

– Нет локулуса! – прогудел Торквин от входа в мавзолей. – Нет профессора! Идем назад.

Касс и Эли посмотрели на меня.

– Торквин… мы пытались, – сказал я.

– Пытались?! – проревел Торквин. – Что значит «мы пытались»?!

– У нас не вышло, – тихо ответила Эли.

Плечи Торквина повисли. Даже в темноте я мог разглядеть панику в его глазах и потемневшие до бордового оттенка румяные от природы щеки. Он сделал шаг назад, будто его толкнули, и его плечи задрожали. Доктор Бредли метнулась к нему, но Канавар успел первым. Он обхватил руками колени Торквина – самое большее, что он мог сделать, желая его поддержать.

Из земли под нами вырвался низкий и жутковатый звук, похожий на плач сломанной виолончели. Доктор Бредли и Канавар от неожиданности подпрыгнули. Вдвоем они схватили Торквина и потащили его вниз по лестнице.

Земля задрожала. Стены мавзолея засветились, их поверхность замерцала и начала расплываться. Мы поспешили отползти подальше. Вокруг, подхваченные вибрацией, прыгали мелкие камешки.

Мавзолей залило светом. И затем, точно так же, как появился, он растворился в воздухе. Первой исчезла колесница, затем крыша, и вот пришел черед стен.

Осталась лишь залитая лунным светом гора каменного мусора, на вершине которой лежали две соединенные таблички с числом «семь».

Папа, с вытянутым и белым как лист лицом, опустился рядом с нами на колени.

– Джек, твое плечо… – произнес он. – Я сначала не заметил…

Я посмотрел вниз. Моя футболка была разорвана, и из ран, оставленных когтями грифона, сочилась кровь.

– Это всего лишь царапины, – сказал я.

– Их нужно обработать, – решительно заявила доктор Бредли. – И всех вас осмотреть.

Пока она занималась моим плечом, папа прикрыл мою ладонь своей, теплой и приносящей покой.

– Расскажи нам все, Джек, с самого начала. Пожалуйста.

Сделав глубокий вдох, я поведал им обо всем, что только смог. Начиная с вод Ностальгикоса и реки огня, продолжая дворцом Артемисии и смертью Бегада и заканчивая возвращением назад на грифоне. Эли и Касс уточняли детали.

Папа слушал, молча кивая и морщась в грустных моментах. Мы преодолели долгий путь из Монголии. Его любовь к расспросам, скептицизм и упрямство – все это ненадолго отошло на задний план.

Сейчас он мне верил. Я знал это. Он верил во все.

Когда я закончил, папа тяжело вздохнул:

– Бегад ушел. Он отдал свою жизнь ради вас. А у меня так и не оказалось шанса простить его. Сказать, что больше не виню его за случившееся с мамой.

Доктор Бредли смахнула с глаз слезы:

– Думаю, он и так это знал.

– Да, – послышался приглушенный рокот голоса Торквина. – Он знал.

Он сидел на земле, к нам спиной. Устремив взгляд прямо в темноту.

Туда, где он в последний раз видел профессора Бегада.

Я очнулся от сна без снов в душном гостиничном номере. Духота стояла невообразимая, и простыню подо мной можно было выжимать. Из радиочасов грохотала музыка, и повсюду кто-то лежал: на соседней кровати – Касс, на раскладном диване – Эли и доктор Бредли и на раскладушке – папа. Дверь в шкаф была открыта, и внутри, свернувшись калачиком, спал Канавар. Снаружи в лучах недавно взошедшего солнца бродил Торквин. На нас на всех была вчерашняя одежда.

• Предыдущая
• 37/49
• Следующая