Семь чудес и гробница теней - Леранжис (Леренджис) Питер - Страница 27

• Предыдущая
• 27/49
• Следующая

Касс уставился на карту, запоминая ее. Я ткнул пальцем на реку под названием Фотия, изображенную почти в центре пергамента.

– А эта тоже высасывает воспоминания?

– Река Фотия ограждает дворец, – пояснила Скилаки. – Она пропустит тех, кто перешел Ностальгикос и направляется к Артемисии с чистым сердцем, но уничтожит всех, в ком почувствует враждебные намерения. И вы представить себе не можете, как сложно мне будет объясниться перед царицей, если это произойдет.

– Погодите, а о какой цене шла речь? – спросила Эли. – И что это еще за «чистое сердце»? Мы же идем к Артемисии, а не к братьям Гримм! В смысле как нам узнать, чистые у нас сердца или нет?

– Никак, – ответила Скилаки. – Это решит Фотия.

– А если она ошибется, мы в ней утонем? – спросил Касс.

– В Фотии течет не вода. – С этими словами Скилаки отвернулась, готовясь уйти. – Как и в Ностальгикосе. Помните, вы все должны довериться Ностальгикосу, иначе процесс не будет завершен. Я встречу вас на другой стороне. Мне предстоит долгий путь до моста. Если по какой-то нелепой случайности вы окажетесь там первыми, дождитесь меня.

– А можно нам тоже воспользоваться мостом? – попросил Касс.

Скилаки так резко развернулась, что с ее головы сорвался клок волос.

– Если вы не будете следовать правилам, Артемисию вы не увидите. Вы не получите желаемое. И поплатитесь за это.

– Каким образом? – спросила Эли.

Скилаки отвернулась.

– Вас постигнет судьба Радамантуса.

Касс стоял столбом на берегу реки, устремив взгляд куда-то вниз течения:

– Я не могу.

– Между прочим, ты сам вызвался, – напомнила ему Эли. – С чего вдруг решил пойти на попятную?

Из илистого дна на поверхность всплыл образ воющей головы волка. С острыми, испачканными в крови клыками.

– Вот почему! – взвизгнул Касс.

– Это всего лишь образы, Касс, – сказал я, кладя руку ему на плечо, будто мне самому не было страшно до смерти. А было именно так.

– Эй, – сказала Эли, – подумай, как бы поступил Марко.

Касс обернулся к ней:

– Он бы перешел на другую сторону. Готовый ко всему, что бы его ни ждало. И он бы проделал все это с улыбкой.

– Так пусть он послужит примером для подражания, – предложила Эли.

– Что-то я не вижу, чтобы вы с радостными воплями прыгали в эту реку! – огрызнулся Касс. – Без Марко у нас ничего не получится. Ничего! Он храбрый. Ненавидит проигрывать. Бесстрашный. Ничего этого в нас нет.

Марко.

Я старался изо всех сил, чтобы забыть о нем. Но Касс был прав. Все стало иначе. Все изменилось с тех самых пор, как он перешел на Темную сторону.

Мы нуждались в нем. Очень нуждались.

И впервые во мне затеплилась надежда, что мы все же сможем вернуть его.

– Он ненавидит проигрывать, – повторил я. – А прямо сейчас мы впереди. Локули у нас. Если и есть шанс вернуть Марко, то вот он, прямо перед нами. Нужно опередить Масса. Набраться сил. Продолжить миссию «ИК». Помните: Марко хочет быть на стороне победителей.

Профессор Бегад кивнул:

– Мудро сказано.

– Ладно, но кто нас поведет? – спросил Касс, глядя на меня. – Ты, Джек?

– Вы все должны вести, – сказал профессор Бегад. – А Марко после-е-едует!

Его слова завершились криком: старик нырнул в реку. Все его тело задергалось, как пугало на ветру, волосы разметались паутиной, а очки пошли ко дну.

Я посмотрел на Эли и Касса. Пути назад не было.

И я спрыгнул в реку. Когда мои ноги коснулись ее поверхности, я ощутил, что поток замедлил мое падение, как самая обычная вода. И как самая обычная вода, река начала выталкивать меня вверх.

Но в отличие от обычной воды, Ностальгикос щекотал кожу подобно перьям. Его поток состоял из множества жидких изображений, которые перемешивались, поднимались к поверхности и опускались ко дну. Одни были совсем крошечными и грубыми, другие – огромными и будто живыми. Я закричал и отшатнулся, когда прямо подо мной возникла голова размером с медбол. Она начала поворачиваться, показав тяжелые брови под испещренным глубокими морщинами лбом. Затем стало видно лицо и текущую из глаза струйку крови. Нос был странно искривлен, а рот, обрамленный спутанной черной с проседью бородой, распахнут в беззвучном крике.

Я почувствовал, как рука профессора сжала мое плечо. Касс и Эли успели тоже спрыгнуть в реку. И хотя вес у всех был разный, мы все оказались в этой не-воде по грудь. Судя по моим ощущениям, погружение на этом остановилось, хотя мои ноги и не доставали до дна.

– Я в-в-видел это лицо, – пролепетал Касс. – И я хочу к мосту.

Я сделал глубокий вдох:

– Это всего лишь образы. Воспоминания других людей.

Со дна поднялась суровая на вид женщина с пучком на затылке и волосатой родинкой на левой щеке. Она была одета в твидовый пиджак и длинную юбку. В одной руке у нее была зажата линейка, которой она угрожающе похлопывала по другой.

«Этим тебя не напугать».

Я коснулся линейки и ничего не почувствовал. Моя рука просто прошла насквозь, а пожилую женщину будто утянуло назад, и она исчезла.

– Совершенно безопасно, – объявил я. – А теперь давайте уже перейдем на другую сторону. Вплавь, вброд – не важно.

– Ладно, – сказала Эли, сделав шаг вперед. – Ладно…

Я последовал ее примеру – и в тут же секунду услышал телефонный звонок. Река исчезла за затопившим глаза белым туманом, из которого возник новый образ, столь большой и подробный, что он затмил собой все остальное.

Наш старый стационарный телефон. Он всегда стоял на столике в кухне. От его звона все мое тело с головы до ног будто пронзает молния.

Я ем макароны с сыром и едва не падаю со своего стульчика. Я надеюсь, что звонит мама.

Но папа успевает к телефону первым. Он тоже весь в нетерпении. Я очень зол, зол, зол – ведь мне так хочется ответить! Но я делаю шаг назад и слушаю. Когда он произносит в трубку «Алло?», меня опять охватывает восторг. Ноги не могут стоять спокойно. И я начинаю пританцовывать, как вычесывающая блох обезьяна.

И с этого момента начинаются самые четкие воспоминания. Мой танец. То, как меняется лицо папы. Ужас и боль. Слова.

Как он говорит мне о том, что только что произошло где-то на краю мира.

«Что такое «расселина»?» – кричу я.

ЧТО ТАКОЕ «РАССЕЛИНА»?

Пусть все это исчезнет!

Все мое тело, каждая клеточка мозга пыталась подавить эти образы, отогнать их, стереть.

– Крепись… – профессор Бегад не отпускал мою руку.

«Вы все должны довериться Ностальгикосу, иначе процесс не будет завершен».

Я знал, что должен был сделать. Но это воспоминание убивало меня.

НЕТ!

Мне нужно было передохнуть. Хотя бы мгновение.

У меня получится. Я попробую еще раз, и тогда все пройдет как надо. Но не сейчас. Мне необходимо было собраться.

Не знаю как, но мне удалось отвернуться, каким-то чудом я смог заставить себя перестать видеть телефон, кухню, глаза папы.

К своему удивлению, я обнаружил, что профессор успел найти свои очки, но сейчас они соскользнули на самый кончик его носа. Лицо старика скривилось в болезненной гримасе. Рядом с ним тяжело дышала Эли, она говорила сама с собой, ее глаза были выпучены и пусты. Касс ушел далеко вперед. Я не мог понять, плачет он или смеется. Удерживать внимание не получалось. Моя собственная боль раздирала меня на кусочки, будто табун диких лошадей.

Впереди вскрикнул Касс, и это вырвало меня из моего кошмара.

– Касс… Касс, сынок, ты должен отпустить! – Бегад выпустил мою руку и попытался добраться до Касса.

Касса дергало из стороны в сторону, грудь выпятилась в крике, а руки поднялись над поверхностью реки:

– Пусти меня! Пусти, пусти, пусти!

– Это просто образ! – закричала Эли. – Дай ему уйти! Не борись с ним, Касс!

– Не могу! – ответил он. – Брось! Пошел прочь!

Он оскалился, а его глаза едва не лезли из орбит. К нему по дну, формируясь из тины, поползло что-то большое и красное.

• Предыдущая
• 27/49
• Следующая