Перевозчик (СИ) - Осворт М. "athwart" - Страница 35

Сложнее, конечно же, вышло с матушкой. Отца своего Мичи в глаза не видывал - что было в Ооли делом довольно обыкновенным - а потому первоначальным своим воспитанием обязан был ей одной. Матушка же не то, чтобы вовсе не одобряла книжного увлечения - кому же не хочется видеть сына толковым и образованным? - однако же здравый смысл настойчиво ей подсказывал: буквами сыт не будешь. Книжники хоть и пользовались в Городе кое-каким почтением, оставались, по преимуществу, людьми невеликого достатка: много ли, в самом деле, заработаешь перепиской да извлечением, когда столько кругом желающих то же самое делать едва ли не за бесплатно, одного лишь чистого наслаждения прикоснуться к сокрытым в книгах премудростям и красотам ради? Переплетчиком - это еще бы куда ни шло; хоть какое-то будет в руках занятие: не пойдет - так можно переметнуться и к скорнякам. Вот кожевенное-то - оно дело верное: прохудится сапог - тут уж, хочешь-не хочешь, а подлатаешь, а как и совсем уж сносятся башмаки, придется и новой парой обзаводиться, и не денешься никуда. Оттого и при деле всегда сапожник: никому босиком-то шлепать охоты нет, это не книжка, что может ее человек купить - купит, а нет - так и перебьется, и не заметит.

Матушку, к слову сказать, нередко можно было увидеть за чтением и саму, после разных дневных хлопот. Не то, чтоб зачитывалась вовсю - но и совсем уж подобного удовольствия не чуждалась. С некоторых пор, впрочем, застать ее в Городе вообще удавалось редко: убедившись, что Мичи растет ребенком спокойным, вдумчивым, да и позаботиться о себе в состоянии: ни пожара не сделает, ни с голода не помрет - она все чаще соглашалась, словно бы с неохотой, оставлять его в одиночестве - на денек, если требовали того дела. Отсутствовать в Городе нужно ей было часто: делом зрелых лет ее стал крохотный островок, от Кольца далекий, едва ли не полумере вонт. Остров, приобретенный ценою скромных сбережений всей ее жизни - а трудилась она прежде в купеческой лавке простой приказчицей - засажен был ныне, ее стараниями, всевозможными кореньями и плодами. Поставлять их трапезным и закусочным оказалось делом довольно прибыльным: при обыкновенных здешних погодах высаживать зелень заморскую, прихотливую представлялось всякому риском слишком уж неоправданным. Если и занимались этим, то больше, конечно же, для души, да из любопытства, на урожай особенно не надеясь. У матушки, однако же, дело спорилось: неизбывная любовь ее к огородничеству подкреплена была почерпнутыми изо всяких травников сведениями и советами, а потому, что касалось познаний в подобной области - в Ооли ей немного нашлось бы равных. Словом, островок ее процветал - в смысле самом, что ни на есть, прямом. Наняла она себе двух помощников - толкового жилистого дедка и оболтуса здоровенного, даром только умом не вышедшего; всей работы на огороде самой было не переделать, хоть бы даже не разгибаясь и от зари до зари. Эти двое жили себе на островке ладно, с порученным управлялись в срок, просили по кошти в день, с кормежкой и проживанием. Домик в пару комнаток стоял на острове изначально - оставалось, разве что, подновить его, там и сям, да набить сухой водорослью подстилки; большего и не требовалось. Снедь же подсобникам полагалось возить исправно: проживали они здесь, по уговору, почти безвылазно, а уж поесть любили, как следует - одними кореньями не прокормишь. Так или иначе, внимания остров требовал непрестанного: то укрыть нежные ростки от нежданного холода, то напоить их, всякое растение особой его же мерой, то сорную травку выдернуть, а то и добавить в землю какого хитрого порошка - чтобы, значит, росли да крепли. А этим двоим не укажешь - нипочем же сами не сделают, ведь и в голову не придет: как порученное исполнят, так и, знай, сидят себе, рыбу удят.

Приохотить Мичи к делу собственной жизни было, конечно, сокровенной матушкиной мечтой. Таскала она его на остров при всякой возможности; про каждый листок, каждый побег рассказывала любовно и увлеченно. Мичи выслушивал терпеливо, кое-что и запоминал - так, что можно было и вместо себя его отправлять уже, с каким-нибудь поручением - да вот только, похоже, вовсе не перенял той страсти, без которой в деле столь мудреном и переменчивом надеяться было не на что. Разбогатеть, как в начале оно задумывалось, и самой-то матушке толком не удалось: так, сходились концы с концами, да и не более. Скупали ее урожай охотно, цену платили как за товар заморский - то есть, весьма немалую - но ни погода здешняя, ни даже и просто сама земля, если можно так было назвать песок пополам с каменьями, на котором только чудом, да немалым еще трудом удавалось чему-то произрасти, успеху ее начинания не содействовали никак. И все же матушка делом была довольна: как-никак, самой же себе хозяйка, и спину гнет не чужой уже ради выгоды, но всячески пестуя драгоценный свой огородик. Поступали и предложения от дельцов, к островку ее присмотревшихся, и охотно готовых избавить ее от тягот и беспокойства за вознаграждение более, чем приличное. Продавать, однако, милый сердцу клочок земли - вокруг которого, с некоторой поры, вся жизнь ее и вращалась - матушка вовсе и не подумывала, покуда хватало сил.

Мичи же причинял ей беспокойство рода совсем особого - не то, что иные дети. Не пакостничает, в озорстве и шалостях не замечен - знай, сидит, да шуршит все себе страницами. А то, бывает, разложится на полу, щепок да камешков наберет - или битву какую разыгрывает, или хождение к дальним землям. Глянешь - и сердце радуется, но и тревога не отпускает: каково ему в жизни придется, такому-то? Непонятный какой-то весь - как и подступиться, порой, не знаешь. С другими-то сразу понятно все. Растет моряком мальчишка, будто не в люльке качан, а сразу же прямо в лодке - а и не выйдет доброго моряка, так подастся уж в рыбаки, там-то много ума не надо. Или вот, бывает, у иного - чуть подрастет - любое дело в руках-то само и делается, как играючи: что ни дай, всему отыщет пользу да применение; глядь, и лампу починит старую, и петли дверные смажет, чтоб не скрипели - и ведь сам догадается, без намека даже. Так и будет, понятно, мастером - кто уж, как говорится, по золотым делам, а кто - по худым котлам, это жизнь и сама рассудит. А с этим-то делать что? В какое ремесло подтолкнуть, чтоб потом без плошки похлебки-то не остался? Непонятно. Книжки-книжками, а полезному делу учиться-то надо сызмальства. Ведь как будто и не противится, объяснишь - послушает, слова-то поперек не скажет. Что велишь ему, значит - сделает, да уж и в школе не на самом плохом счету. А о чем ни заводишь речь, так и видно - не по нутру же оно ему, то да это. Кроме дурацких книжек своих и знать ничего не хочет: не лежит, мол, душа, и все тут. И читает же все мудреное, заковыристое! Все больше ведь о таком, что ни в руках тебе подержать, ни в горшок покрошить - и вот как тут с ним быть прикажете?

Словом, искреннее матушкино желание поспособствовать становлению Мичи, утверждению его в жизни не достигало желанной цели. Передать ему огородик - так, чтобы Мичи подхватил, перенял, продолжил бы ее дело - с некоторых пор она даже и надеялась: коренья он по-прежнему меж собою едва ли и различал, а с тяпкой в руках выглядел до того нелепо, что всякий раз чуть не вырвать из рук хотелось - оставь, мол, управлюсь уж как-нибудь. Для серьезной помощи вполне хватало ей Деда с Дылдой, как звала она про себя работников; что же касается Мичи, то приставить-то его к работе было легко, да вот только пользы от этого было мало. Заставлять же насильно, требовать подневольно - как известно было матушке по опыту службы в лавке, опротивевшей под конец едва не до тошноты - означало наверняка уж отвадить сына от такого славного занятия, как огородничество; да и от какого хочешь занятия. Время покуда не поджимало - силы в ней от возни с огородиком только будто и прибавлялось, так что полагала она еще меру-другую лет с немалым удовольствием провести на собственном островке; подумывала перебраться и насовсем, когда Мичи вовсе уж подрастет, да и как-то нибудь пристроится. Вздыхала, задумавшись о странном складе его характера и довольно туманном будущем - но всерьез, однако же, не тревожилась: голова-то светлая, как придет пора - глядишь, и определится.