Чародей звездолета ''Посейдон'' - Балмер Генри Кеннет - Страница 14

• Предыдущая
• 14/34
• Следующая

В тот момент, когда Хаулэнд уже ступил одной ногой на первую ступеньку последнего пролета лестницы между тридцать девятым и сороковым этажом, он вдруг почувствовал, как острая боль пронзила его тело. Закололо в боку, и Питер вынужден был остановиться и крепко прижать рукой болевую точку. Посмотрев вверх, он заметил немного выше окна темную сквозную дыру, приспособленную под свое место жительства летучими мышами. На темном фоне отверстия сияли звезды, находившиеся как раз над летной площадкой сорокового этажа.

Хаулэнд тотчас же снова ринулся вверх, доводя до изнеможения свои ноги, раскрыв рот от частого дыхания, игнорируя боль, вцепившуюся ему в бок. Успев все же бросить взгляд на индикатор лифта, он увидел цифру двадцать шесть. Еще секунда – и его глаза остановились на дверях посадочной площадки. Двери медленно открывались – и из них выходили мужчина и женщина. Правильнее сказать, они шли, как бы танцуя, так как рука мужчины обвивала талию женщины, ее волосы разметались, а глаза горели. Губы и щеки мужчины были разрисованы губной помадой.

Хаулэнд, прикрыв одной рукой лицо, бесшумно проскочил мимо них и выбежал на площадку. Автоматические двери почти сразу же стали закрываться. Он сделал бросок вперед, руками, заменившими ему в этой экстремальной ситуации железные когти, схватил и крепко вцепился в края сдвигавшихся половинок дверей. Худое тело Хаулэнда, трясясь от сильного напряжения всех мышц его ног, протискивало себя в неумолимо суживавшуюся щель, чтобы оказаться по ту сторону дверей.

В то же время он нажал на кнопку движения, и ускорение с силой втолкнуло его внутрь на подушки сидений. Неуклюжими в больших перчатках руками Питер нащупал монеты, опустил их в щелку автомата, выдавшего ему билет для полета до «Золотого Петушка», и закомпостировал полученный билет. После этого доктор Хаулэнд в изнеможении провалился в сидение и посмотрел вниз, на простершийся под ним город с реками золотистых и серебряных огней, четко отделявшими один квартал от другого.

По своим трассам двигались другие экспресс-флайеры, а флайер Хаулэнда только начинал плавно и тихо подниматься, чтобы занять свою воздушную тропинку. Питер не мог определить, есть ли среди тех других экспрессов под ним полицейский флайер – возможно, он был. Но убитый жил на втором этаже по лестнице первая дверь налево – и полиция поднималась туда с первого этажа. Хаулэнд откинулся на спинку кресла – он был совершенно истощен, в нем до сих пор все трепетало и колотилось. Он знал, что лицо его мертвенно-бледного цвета.

Из «Золотого Петушка» Питер Хаулэнд пошел прямо в университет. Под ногами сильно хрустел и скрипел снег. Он зашел в профессорскую, взял почитать последний номер «Природы», с напускной веселостью перекинулся двумя словами со старым Гусманом и пошел спать, вконец вымотанный и телом, и душой.

В последнее время Питер Хаулэнд старался не посещать общественные места университета. У него совсем не было желания встретиться с Элен Чейз.

Он не боялся признаться самому себе, что это нежелание имело точное название – малодушие. Хаулэнд не мог устраивать ей сцены и вступать с ней в споры из-за фонда Максвелла – а тем более поднимать скандал.

Утром он сидел и завтракал в «Золотом Петушке», одном из многих маленьких, уютных ресторанчиков, расположенных недалеко от университета.

Хаулэнд теперь не боялся оставлять Хаффнера одного, правда, не надолго.

Питер сделал заказ по телефону, стоявшему на столе, и ждал, когда его обслужат. Как раз в этот момент к его столику подошел человек и сел. Видно было, что незнакомец – случайный или во всяком случае редко посещающий рестораны человек. Он был средних лет, небольшого роста, с открытым, дружелюбным лицом, которое ничем примечательным не отличалось. Он приятно улыбнулся и спросил:

– Не возражаете, что я сел здесь, дружище?

– Пожалуйста, сидите, – сказал Хаулэнд. Он был достаточно сильно занят своими собственными мыслями, и никто посторонний не мог помешать ему.

Но человеку хотелось поговорить. За то время, пока они оба ели, он высказал свои мысли о погоде, о последних запусках ракет в околосолнечное пространство, о различных политических разногласиях, потрясающих Галактику, об очередных дерзких нападениях обитателей вселенной Роджера.

Хаулэнд не проявил интереса ни к одной из этих тем.

– Ты меня, конечно, извини, приятель, но создается такое впечатление, что ты совершенно отрезан от всего происходящего вокруг. Из университета?

– Да.

– Тогда все понятно. Ваши профессорские головы забиты только научными сведениями. А времени на обыкновенные дела Галактики не остается.

– Я бы не сказал так.

– Вот мы сколько просидели здесь и до сих пор не коснулись события, которое потрясает сейчас весь Льюистид...

– Вы о чем?

– Как, вы не знаете? – незнакомец добродушно рассмеялся. – Ну, значит, вы действительно ничем не интересуетесь. Но вы же могли прочитать в газетах или увидеть по видеоканалам...

– Мне кажется, я ничего не слышал сегодня утром.

– Ну, ладно! Вы хотите сказать, что не слышали об убийстве, именно здесь в Льюистиде?

– Убийство? В университете?

– Не непосредственно в старом добром университете. Но прямо здесь, у нас в городе. Парню всадили нож в спину в старом районе, там, где мусорная свалка. Однако, как вы сказали, вы не интересуетесь убийствами.

Он предложил Хаулэнду сигару, но Питер с вымученной улыбкой отказался. Закуривая, неожиданный собеседник сказал:

– Я отношусь с уважением к такому образу мышления, потому что оно исходит от человека науки.

– Откуда вы знаете, что я человек науки, как вы сладкозвучно выражаетесь?

Эта с виду обыкновенная беседа давалась Хаулэнду с трудом. Он почти не спал всю ночь, а ту голую лампу, отражавшуюся в мерцавшем блеске серебряной рукоятки кинжала, он никак не мог забыть.

– Это только догадка. Вы случайно не знакомы с профессором Чезлином Рэндолфом?

– Да, случайно знаком.

– Его многие знают. Но я готов держать пари, вы знаете его лучше всех. Не так ли?

Хаулэнд невольно засмеялся:

– Никто не знает профессора Рэндолфа. Он слишком скрытен и не делится своими мыслями до конца ни с одним человеком.

– Да ну? Ладно, это тоже впечатляет. Кажется, у него есть племянник, который сейчас живет с ним?

Хаулэнд бросил салфетку на стол. Ему не нравилась последовательность вопросов, слишком откровенно выражавших ход мыслей незнакомца.

– Послушайте, кто вы, наконец? Вы появились в Льюистиде в связи с убийством, я полагаю. Так при чем тут Рэндолф, какое он имеет к этому отношение?

– Меня зовут Тим Варнер, – усмехнулся мужчина, – я журналист из «Дэйли Гэлэкси». Очень надеялся, что вы прольете свет на одного парня Мэллоу. Вот посмотрите, судя по всему, он был последним, кто видел убитого живым. О, он обеспечил себя, конечно, железным алиби, здесь нет ни малейшего сомнения. Но меня интересует, почему он, человек из высших кругов, был знаком с убитым.

Хаулэнд был точно осведомлен, что никто на Земле не знал о военном суде над Мэллоу, да и сам Питер никогда бы не узнал этого, если бы в порыве откровенности профессор Рэндолф не поведал ему о мрачном факте в биографии племянника. Другой на месте Хаулэнда не преминул бы в таких обстоятельствах рассказать газетчику компрометирующую Теренса историю. Но Хаулэнд, хоть и сильно не любил и не доверял Мэллоу, не мог без видимой причины повредить ему.

– Ох, – сказал, наконец, Хаулэнд нарочито небрежным тоном, встав и поправив свитер. – Возможно, Мэллоу совсем недавно приобрел такого знакомого в городе. Вы понимаете, о чем я говорю.

– Да, конечно. Может быть, этому Мэллоу повезло.

– Каким образом?

– Ну, он мог стать очередной жертвой – его, может, хотели обокрасть.

Киркуп-Пальцы был превосходным мастером воровского дела.

***

Хаулэнд нашел Мэллоу в библиотеке университета. Терри, с серьезным видом сдвинув брови, углубился в старые книги, лежавшие кучами на столе из красного дерева и в пылу увлеченности разбросанные по ковру пола.

• Предыдущая
• 14/34
• Следующая