Я люблю тебя, Зак Роджерс (СИ) - "Anna Milton" - Страница 70

• Предыдущая
• 70/112
• Следующая

— Да, конечно, — промямлила я.

Стоп.

Стоп. Стоп. Стоп.

Ошеломленно подняла притупленный взор на доктора, который продолжал что-то говорить мне.

Что он сказал?

— Погодите.

Сомневаюсь, что доктор Джеммисон услышал мой лепет.

— Постойте.

Его губы продолжали шевелиться, озвучивая слова, которые не доходили до моих ушей. Будто находясь за невидимым барьером, они тонули, растворялись в воздухе под напором оглушающей, гробовой тишины.

Беременна? Моя мама беременна?

Но как?

То есть, я, конечно, знаю, как это происходит, но… это не укладывалось в моей голове.

Понятие беременности и моей сорокаоднолетней матери не сходились друг с другом, словно два звена из разных по структуре и содержанию цепей, которым суждено образовать нечто единое.

Оцепенение с внушающей скоростью охватило мое тело, превратив в камень мышцы, застудив кровь, льющуюся по венам. Я стояла неподвижно, хлопала ресницами, которые внезапно стали тяжелыми, и отчаянно пыталась пробиться сквозь глухую стену, разделяющую меня от реальности.

Мне было необходимо вынырнуть наружу, проделать отверстие в толстой корке льда и вдохнуть спасительный глоток информации, которую доктор все еще озвучивал, но его речь замедлилась — это я поняла по тому, как его рот почти не двигался.

— С вами все хорошо?

Наконец, я услышала что-то, кроме звенящего шока.

Неожиданно мое тело понесло в сторону, но доктор Джеммисон вовремя схватил меня за локоть.

— Я… в порядке, — глотая сухой воздух, пролепетала в ответ, уперев взгляд в бейджик мужчины.

Буквы, складывающиеся в его имя, расплывались.

— Может, присядете? — не дождавшись моего ответа, доктор усадил меня на скамью. — Вы не знали о беременности своей матери? — догадался он.

Это было странно. У меня совершенно не осталось сил, и казалось, словно я опустошена изнутри, но почему-то все еще могла удерживать свое тело в вертикальном положении.

— Нет, — хрипло отозвалась я, уставившись в пол.

Скажу больше: я бы никогда не подумала, что однажды услышу нечто подобное. Конечно, не надо много ума, чтобы забеременеть. И в этом нет ничего сверхъестественного, тем более плохого. Но… мне просто нужно заставить себя принять это.

— Что ж, примите мои поздравления, — раздался над головой все такой же ровный, спокойный голос доктора Джеммисона. — Однако не забывайте о моих словах. Вашей маме нужен покой. Угроза выкидыша миновала. Повезло, что срок маленький.

Я громко сглотнула болезненный ком в горле.

— Выкидыш? — наполовину вопросительным тоном выдавила я.

Это ужасное слово не вызвало в моем сердце боли. Возможно, потому, что то по-прежнему находилось замурованным во льду и не было способно воспринимать все должным образом.

— Да, — вздохнул доктор. — Но, как я сказал, сейчас волноваться не о чем.

Господи.

— А… какой у нее срок? — поинтересовалась тихо, медленно подняв голову.

— Три недели.

Знала ли мама о своей беременности?

Почему-то у меня не хватило смелости спросить об этом у доктора. Ведь наверняка он знал об этом.

Так, ладно. Я поговорю с мамой. Сама. Наедине. Без посторонних.

— Как она сейчас себя чувствует? — ко мне постепенно, но с неохотой возвращалось самообладание.

— Спит.

Я кивнула.

— Хорошо.

Произнесла, скорее обращаясь к самой себе.

— Когда я могу увидеть ее? — с надеждой взглянула на доктора Джеммисона.

Тот с легким оттенком сочувствия в серых глазах смотрел на меня сверху вниз.

— Идите за мной.

***

Я проснулась оттого, что что-то зашевелилось под моей щекой. Ненавязчивая дремота почти мгновенно рассеялась, и я подняла голову. Оказывается, причиной моего пробуждения оказалась бледная и холодная рука мамы, которую я крепко сжимала в своих ладонях, и которая одновременно служила мне подушкой, правда, не мягкой, неудобной и костлявой. Мама, кстати, тоже не спала, хотя я помнила, что позволила сну победить себя, когда ее глаза были сомкнуты, и тихо сопение заполняло молчаливую палату, погруженную в предрассветное оцепенение.

Она украдкой наблюдала за мной, и уголки ее губ непроизвольно дернулись вверх, пытаясь изобразить улыбку.

Первые секунды после пробуждения были идеальными, ведь мое сознание не успело отойти от дремоты. Но вглядевшись в бледно-серое лицо мамы, в фиолетовые мешки под глазами и потухший взор карих глаз мгновенно вытащил меня из состояния мысленного забвения.

На меня навалились воспоминания минувшей ночи, и сердце мучительно сжало в тиски чувство сожаления, смятения, возмущения, растерянности и даже вины. Я безмолвно смотрела на маму и пыталась найти ответы на свои бесконечные вопросы в ее губах, искривленных в отдаленном подобии приветливой улыбки, в ее слегка наморщенном лбе и крошечной складочке между бровями, незначительно приподнятыми вверх.

— Доброе утро, — робко проговорила мама, несильно попытавшись сжать мои ладони, в которых были заключены ее пальцы.

Сердце пропустило удар.

Мой взгляд переметнулся на ее живот.

Мама заметила это и поежилась, видимо, почувствовав дискомфорт. Но, к сожалению, я не могла делать вид, будто все нормально и не произошло ничего впечатляющего и ошеломительного. Ее беременность как раз и было этим нечто удивительным и странным. Внезапным, будто вспышка молнии в ясный, солнечный день.

— Как ты себя чувствуешь? — вместо тысячи вопросов, крутившихся на кончике моего языка, спросила я.

Мама встрепенулась и вновь улыбнулась.

— Вроде хорошо, — она слабо пожала плечами. — Ты просидела здесь всю ночь?

— Нет. Меня пустили к тебе только под утро.

Я выпустила ее руку и откинулась назад, выпрямив спину и высоко подняв руки, потягиваясь. Мышцы затекли и болезненно ныли, но проигнорировать это неудобство в теле было не так сложно, как то, в каком состоянии находилась мама. Хоть она и сказала, что чувствует себя нормально, но внешний вид выдавал ее с потрохами.

Вдруг ее карие глаза расширились.

— Работа! — воскликнула она и собралась скинуть с себя одеяло, укрывавшее ее по грудь.

— Ну и куда ты собралась в таком состоянии? — вздохнув, я покачала головой.

Мама предприняла несколько попыток покинуть кушетку, но каждый раз я останавливала ее и ловила недовольные взгляды. Серьезно? Она собралась на работу, когда всего несколько часов назад у нее чуть не случился выкидыш? Когда она выглядит так, словно ее несколько раз переехало катком?

— Я не могу торчать здесь, Наоми, — нахмурившись, мама все же забралась обратно под одеяло.

— Но ты должна.

Поджав губы, мама отвела от меня взгляд, словно стыдилась.

— Ты все знаешь, — тихо проговорила она.

— Конечно, — кивнула я, скрестив руки.

Вновь вздохнув, но на этот раз громоздко, мама откинулась на подушку и устремила задумчивый взгляд в бледно-голубой потолок.

— Я все равно не собираюсь оставаться здесь, — в изолированной от всего мира крошечной палате я без особого труда сумела уловить колебания тревоги в ее голосе. — Сегодня я могу не появиться на работе, но завтра… и послезавтра… Я не могу, в общем.

— Доктор сказал, что тебе не помешало бы побыть здесь неделю, — пробормотала я, все еще сидя со скрещенными на груди руками.

— Да. Знаю, — мама прикрыла глаза. — Я отказалась.

Я удивленно вскинула брови, хотя пребывала в уверенности, что так будет.

— Ты понимаешь, что это опасно для… — резко затихла, так и не договорив. — Для твоей беременности, — все же закончила понизившимся тоном.

— Я буду в порядке, Наоми. Не переживай.

И она говорит об этом так легко! Да она хоть представляет себе, что со мной было, когда я держала ее в своих руках и наблюдала, как она корчилась от боли?!

Охватившая меня злость, вызванная воспоминаниями этой непростой ночки, отразилась в голосе, ставшем тверже алмаза.

— Ты останешься здесь, и плевать я хотела на твою работу. Что, если бы ты умерла на моих руках, когда тебе стало плохо? Хочешь, чтобы это повторилось? Хочешь, чтобы я потеряла тебя? Или твоего… ребенка?

• Предыдущая
• 70/112
• Следующая