Однажды, вдруг, когда-нибудь… - Абрамов Сергей Александрович - Страница 7

• Предыдущая
• 7/63
• Следующая

— Приценился? И почём я нынче?

Хотел того или нет, случайно вышло, а сердитой своей репликой вернул Пеликану вдруг пропавшую у того уверенность. Он хохотнул даже:

— В базарный день поторгуемся. Не продешевим, не бойся. А дело слушай, рот захлопни, уши раскрой. Я сейчас уйду, надо мне, а вы ночуйте. Спокойно здесь. Поутру в город тронетесь — тут близенько, к полудню дойдёте. Так вот. Запоминай адрес: Губернаторская улица, дом четырнадцать.

Хозяйка — Сомова Софья Демидовна. Запомнил? Повтори.

Игорь повторил, но не утерпел и спросил:

— Зачем мне это?

— Тебе, пожалуй, на будущее сгодится, а мне сейчас треба. Найдёте со стариком этот дом, вызовете хозяйку, скажете: Гриша прислал. Она вас пожить пустит.

— Нам не жить надо. Переночевать — и в дорогу.

— Придётся пожить. — Голос Пеликана стал жёстким, колючим. — Вспомни серебряных орлов и пойми: надо. Кстати, в городе как раз они и обретаются. Весь полк в полном составе. Так что будьте с профессором осторожны.

— Делать-то что?

— Делать?… Найдётся дело… Рассчитываю на тебя. Жди: посвистят тебе с улицы, покличут. Скажут: привет от Григория Львовича. И всё объяснят.

— А хозяйка?

— А что хозяйка? Хозяйка — женщина добрая, она моей матери роднёй приходится, седьмая вода на киселе. Но кто я такой — не знает.

Сам подставился, сам и получай.

— А кто ты такой, Пеликан?

Тот усмехнулся, уже невидный в темноте, спустившейся на деревню внезапно и сразу, почти без сумерек.

— Пеликан — птичка вольная, теплолюбивая, она и осенью весну чует. Видал у Брема: нос у неё какой? А у меня не меньше… — Протянул из темноты лапищу, похлопал по плечу, Игорь аж качнулся. — Всё будет, как ты хочешь, Игорёк. А иначе сказать: как надо. Не всё ж орлам летать, ехали бояре, надо и пеликанам место уступить. Ну, бывай! Профессору мои наилучшие…

— Погоди!… — почти крикнул Игорь. — А ты-то сам появишься или как?…

И услыхал уже вроде издалека:

— Куда ж ты теперь без меня…

Что говорит школьный учебник «Истории СССР» о событиях гражданской войны в восемнадцатом году? Стыдно — до чего мало и второпях. Так, общие факты почти без комментариев. Ни Ключевский, ни Соловьёв, ни тем более Костомаров до этих времён не дошли. А жаль: они умели интересно писать.

Факты, факты, факты…

Хороший историк находит их, суммирует, и конечный анализ его точен и убедителен. Хороших историков готовят, к примеру, на истфаке в МГУ. А кто, скажите, проанализирует психологию людей, ну, хотя бы тех, кто сражался в гражданскую? Хотя бы того комиссара, которого казнили в Ивановке?

Психология — дело литературы, а литература, увы, не столь точна, как история. С другой стороны, сказано: «Над вымыслом слезами обольюсь». А в пору над правдой слезами облиться, правда иногда куда страшнее вымысла.

Нет, хороший историк всё-таки должен быть и психологом, считал Игорь, ибо факты фактами, но за каждым из них — люди. Говоря высокопарно, творцы факта. Каковы люди, таковы и факты, такова История.

Вот о чём поговорить бы с Пеликаном, который, к слову, тоже какую-то свою историю делает, шебуршится, а она, его история, сама собой в большую вольётся, в Историю гражданской войны, в Историю великого времени, о котором в учебнике сорок скучных страниц. И всё. Сегодня на уроке поднял руку.

— Что случилось, Бородин?

— Алевтина Ивановна, как вы к учебнику истории относитесь?

Явно не поняла вопроса, но на всякий случай отшутилась:

— С уважением, Игорь. А ты?

— Хорошо, что у нас на уроках интересно. А ведь учи мы ваш предмет по учебнику, ничего, кроме тоски, не возникнет: железобетонно написано, ни одного живого слова…

Игорь стоял у стола, Алевтина гуляла около доски, класс с интересом ловил: что же она ответит? А Алевтина — иного Игорь от неё и не ждал — не стала спорить, согласилась с очевидным.

— Верно, скучноват учебник. Да и скороговорки там много. Но кто из вас на истфак пойдёт, поднимите руки?… Ага, один Бородин, простите за рифму. Один человек из класса — для меня уже приятно, теперь в историки мало кто идёт. Однако тебе, Игорь, слабый учебник не помешал заинтересоваться историей? Нет. Как не помог он в том остальным. Значит, не в учебнике дело. Учебник, мил друг, нужен для того, чтобы пролистать его дома, вспомнить то, о чём педагог на уроке говорил, цифры и факты в памяти освежить. И не больше. Правда, это я по бедности так считаю. Хотелось бы, конечно, чтоб учебник истории читался, как иной детектив…

Пащенко после уроков умчался на тренировку новые высоты одолевать. Наталья подошла к Игорю, спросила:

— Тебе Настин телефон дать? — Спросила с обидой: мол, почему приходится навязывать, почему сам не поинтересовался?

А не поинтересовался, потому что не готов был. Шесть уроков отсидел, морально готовился. Это вам не шутка — подойти к однокласснице и, по сути, признаться, что её подруга тебе не безразлична. Так что Наталья, сама того не подозревая, выручила Игоря.

— Дай, пожалуй… — Этак небрежно, взгляд из-под опущенных ресниц, сверху вниз, хотя с Натальей это плохо получается — сверху вниз.

— Не хочешь, не надо. И нечего себя насиловать…

Тут Игорь испугался, что переборщил, запричитал:

— Ты что, Наталья, с ума сошла? За кого ты меня принимаешь?… Давай телефон, не морочь голову, уж и пошутить нельзя.

— С другими шути… — Но телефон назвала, и Игорь записал его в книжечку на букву «н». А пришёл домой — сразу и позвонил. На том конце провода — женский голое, приятный:

— Слушаю вас.

— Добрый день, здрасьте, будьте добры Настю…

Стихами с перепугу заговорил.

— Это я.

— А это я. Игорем меня зовут.

— Здравствуйте, Игорь. Рада вас слышать. — Вот она, необязательная вежливость! — Как ваши дела?

— Дела прекрасны.

Интересно, что она имеет в виду? Или опять вежливость?

— Всё вчера сделать успели?

Ах, вон оно что…

— Да, всё. А как вы до дому добрались?

— Спасибо, хорошо.

— Ещё раз простите меня за то, что не проводил…

Ну и реверансы развели — как в кино!

— Что вы, что вы, я же понимаю…

Ничего ты не понимаешь, но пусть.

— А что вы сегодня вечером делаете?

— В принципе свободна.

«В принципе» — это вариант защиты. Мол, не в принципе — занята, а так…

— Вы не будете возражать, если я попрошу вас о встрече?

— Попросите.

Подставился, оказывается. Молодец, подловила!

— Прошу.

— Я согласна. Подъезжайте ко мне, на Кутузовский. Я вас буду ждать у Триумфальной арки. Знаете?

Что же мы там, у арки, делать станем? Неужто в Бородинскую панораму поведёт?…

— В котором часу вам удобно?

— Сейчас четыре. Давайте в шесть?

— Годится. В шесть у арки.

В Бородинскую панораму Настя его, как ни странно, не повела. Попросила:

— Вы не обидитесь, если я вас поэксплуатирую?

— Буду рад.

Интересно, от чего сейчас предстоит получить радость?…

— У нас в кухне ремонт. Соседи сверху протекли. Мама сказала, чтоб я купила две банки белил. А они, наверно, тяжёлые?

Игорь никогда не таскал банки с белилами, веса их не представлял, но энергично закивал в ответ: мол, ясное дело, тяжесть неимоверная, без мужской силы, сами понимаете…

— Во-он хозяйственный. Через улицу… Банки оказались куда легче, чем предполагал Игорь, так что надрываться ему не пришлось.

И всё же, пока шли от магазина до дома, Настя постоянно проявляла женскую заботу, взволнованно спрашивала:

— Вам не тяжело?

Вопрос сам по себе бессмысленный. Ну, предположим, Игорь скажет: да, тяжело. Что она делать станет? Подхватит банку и понесёт? Нет, такие сами тяжести не поднимают. Такие сами гвоздя не забьют, коня на скаку не остановят, в горящую избу не войдут. Для того у них мужчины существуют — влюблённые и безотказные. Но зато уж посмотрят — рублём подарят, тут классик прав. И этого, считал Игорь, для них вполне достаточно, ибо у него не хватало фантазии представить себе красивую — очень красивую! — женщину, несущую, к примеру, банки с белилами.

• Предыдущая
• 7/63
• Следующая