Троил и Крессида - Чосер Джеффри - Страница 25

И речь идет о верном договоре,

Отправился он тотчас на совет,

Где все вожди ахейцев были в сборе,

И в круг старейшин протолкался вскоре.

Тут, время выждав и набравшись сил,

Поднялся он и слова попросил.

11 "Достойные мужи! Скажу вам прямо

(Так начал он, дождавшись тишины) -

Я жрец Калхас, тот самый, из Пергама,

Что первый вам предрек исход войны.

Сомненья нет: враги обречены,

По воле Неба предстоит вам Трою

Предать пожару и сровнять с землею.

Притом я разъяснял вам, и не раз,

Какие для того потребны средства:

Об этом также (продолжал Калхас)

Вы сведали через мое посредство.

К ахейским воинам питал я с детства

Приязнь и к вам явился потому

Сам, не доверив дела никому.

Я дом свой и доходы, все именье

Утратил в одночасье, к вам пришед;

Но я сказал себе: "Долой сомненья!

Друзей желая остеречь от бед,

О пустяках печалиться не след".

И всем пожертвовав для этой цели,

Лишь об одном тревожусь я доселе.

Там, дома, у меня осталась дочь.

С ней дурно обошелся я, не скрою:

Она спала в ту роковую ночь,

Когда поспешно я покинул Трою.

О, как я мог не взять ее с собою,

Хоть нагишом! безжалостный отец!

От сих терзаний скоро мне конец.

15 Сперва молчал я, способа не видя

Из города забрать ее сюда,

Но снизошла Судьба к моей обиде

И случай шлет: сейчас иль никогда!

Над старым дурнем сжальтесь, господа,

Молю вас, порадейте бедолаге,

Что пострадал, радев о вашем благе!

16 Троянцев многих в битве захватя,

Вы можете отдать мне для обмена

Любого, и тогда свое дитя

Я выручить сумею несомненно.

Из многих - одного, молю смиренно,

Мне дайте! Все равно Пергам падет:

Тогда от вас никто уж не уйдет!

Сам Аполлон поведал мне об этом;

К авгуриям я также прибегал,

Гадал по звездам и иным приметам,

Подбрасывал священный астрагал, -

И будь я проклят, ежели солгал!

Уж близок день, когда огонь и пламя

Пожрут и выжгут все, что есть в Пергаме.

Отмщенья жаждут Феб и Посейдон,

Что стены возвели священной Трои,

Еще с тех пор, как царь Лаомедон

За труд не заплатил им. Эти двое

Уж не оставят жителей в покое,

Ответного не причинив им зла:

Они-то город и сожгут дотла!"

Так говорил Калхас, мольбами силясь

Их тронуть; и при этом без конца

Потоки горьких слез из глаз катились

На бороду почтенного жреца.

И вид его разжалобил сердца

Усталых воинов, и те без спора

Отдать ему решили Антенора.

Калхас, что прежде горем был убит,

Возликовал - и, празднуя удачу,

За Антенора требовать велит,

Посланцам разъясняя их задачу,

Царя Фоанта и к нему в придачу -

Крессиду. Вот уже и царь Приам

Шлет грамоты охранные послам.

Когда же в Трою прибыли посланцы,

Приам парламент повелел созвать,

И многие сошлись туда троянцы:

И воины, и городская знать.

Сперва (коль вы о том спешите знать)

Все дружно порешили: быть обмену!

Осталось пленникам назначить цену.

Едва услышал бывший там Троил,

Что просят греки выдать им Крессиду

В обмен на Антенора - свет не мил

Младому показался Приамиду!

Но, стиснув зубы, принц не подал виду,

Чтоб на нее позора не навлечь,

И молча он посланца слушал речь.

Сраженный горем, скрыть не в силах дрожи,

В уме гадал он: что решит совет?

Ужель согласье даст? Великий Боже!

Как быть тогда? Нарушить ли запрет

И в разговор вмешаться - или нет?

Как воспротивиться такой замене,

На госпожу свою не бросив тени?

Любовь ему твердила: "Хоть умри,

Но злу не дай свершиться! Действуй смело!"

Рассудок же остерегал: "Смотри,

У милой не спросясь, болтать не дело!

Любовь свою скрывали вы умело,

Зачем же выставлять ее на вид?

Она тебе такого не простит!"

В конце концов подумал он, измучась:

Что б ни решили тут, он будет нем,

Когда ж ясна Крессиды станет участь,

К ней поспешит с известьем, а затем -

Уж он не посчитается ни с кем

И сам костьми, как говорится, ляжет,

Но все исполнит, что она прикажет!

Меж тем поднялся Гектор и как раз

Послу ответил, сдержан и покоен:

"Не знаю, сэр, кто надоумил вас,

Но сей урок да будет им усвоен:

Не пленница Крессида и не воин;

Троянских жен мы здесь не продаем.

Так и скажите в лагере своем".

Но негодующими голосами

Тут весь парламент, как пчелиный рой,

Вмиг загудел (вот так, не зная сами,

Конец свой приближаем мы порой!):

"Эй, Гектор! Что за дух вселился злой

В тебя? Решенье принял ты дурное!

Что проку в этой женщине для Трои?

Тогда как Антенор, защитник наш, -

Лихой боец и знатный горожанин.

Опомнись, Гектор! брось ты эту блажь!

Нас мало: кто в плену, а кто изранен,

И выбор твой по меньшей мере странен.

Вот наше слово - слушай нас, Приам:

Крессиду - грекам, Антенора - нам!"

О Ювенал премудрый! Сколько бедствий

Еще навлечь нам доведется впредь

Хотеньями своими, чьих последствий

В тумане заблужденья не узреть!

Себе мы сами расставляем сеть,

Как те глупцы: подай им Антенора,

Хоть он причиной станет их позора.

Так будет в город возвращен, увы,

Тот, кто предать его решится вскоре.

А что за вред от юной был вдовы,

Которая жила, ни с кем не вздоря?

И все ж она должна, себе на горе,

Уйти к врагам, родной покинуть кров, -

Столь приговор всеобщий был суров.

И вот, как предлагает неприятель

И требует в совете большинство,

Решенье подтверждает председатель;

Ни Гектор, ни сторонники его

Поделать уж не могут ничего:

Взамен захваченного полководца

Крессида недругам передается.

Здесь заседанью наступил конец.

Царевич поспешил в свои покои.

Едва он воротился во дворец,

Как слугам (было двое с ним иль трое)

Оставить приказал себя в покое:

Он, дескать, утомлен и хочет спать.

И тотчас повалился на кровать.

Сперва лежал он молча на постели,

И как листва с деревьев на ветру,

Так все его надежды отлетели,

Оставив горя черную кору.

Затем, подобно жаркому костру,

Безумья сокрушительная сила

Его несчастный разум охватила.

Он встал, прошелся из конца в конец

По комнате, все двери запирая

И ставни в окнах; бледный как мертвец,

Уселся вновь, с тоской вокруг взирая,

И боль, наполнив душу в нем до края,

Вдруг излилась... О, бедный мой Троил!

Себя не помня, вот что он творил.

Как недобитый бык с предсмертным ревом,

Так он метался в бешенстве своем:

Рыча, катался по цветным покровам,

То в грудь себя дубасил кулаком,

То на пол вдруг бросался он ничком,

С размаху в стены бился головою,

Чиня расправу над самим собою.

Глаза его двойной струили ток,

О бедном сердце горько сожалея,

Язык ни слова вымолвить не мог,

И от рыданий содрогалась шея.

Одно лишь он шептал: "Приди скорее,

О смерть! Я жду, тот день и час кляня,

Когда Природа создала меня!"

Когда ж он ярость утолил отчасти

И гнев его немного поостыл,

Припомнив заново свои напасти,

Опять на ложе рухнул он без сил

И пуще зарыдал. Как он сносил

Такие муки - не могу сказать я:

Сие превыше моего понятья.

Здесь он вскричал: "О, госпожа Судьба!

Зачем, скажи, ко мне ты столь жестока?

За что караешь своего раба?

Ужель я сгинуть обречен до срока,

Утратив все в одно мгновенье ока?

Коль впрямь ты милосердья лишена,

Ответь хотя бы, в чем моя вина!