Айвенго - Скотт Вальтер - Страница 49

• Предыдущая
• 49/124
• Следующая

– Вот ведь какая низкая клевета! – сказал рыцарь. – Мне хотелось бы проучить их как следует. Однако это правда, святой причетник, что у всякого человека есть враги. В здешнем краю есть такие люди, с которыми я сам охотнее стал бы разговаривать сквозь решётку забрала, чем с открытым лицом.

– Так надевай скорее на голову свой железный горшок, друг Лентяй, и поспешай, как только можешь. А я тем временем уберу эти оловянные фляги. То, что в них было налито, бултыхается теперь в моей башке. А чтобы не слышно было звяканья посуды, потому что у меня немного руки трясутся, подтяни ту песню, которую я сейчас запою. Тут дело не в словах. Я и сам-то не больно твёрдо их помню.

Сказав это, он громовым голосом затянул псалом: «Из бездны воззвал…» – и принялся уничтожать следы пиршества. Рыцарь, смеясь от души, продолжал облекаться в свои боевые доспехи, усердно подтягивая хозяину всякий раз, как успевал подавить душивший его хохот.

– Что у вас за чёртова заутреня в такой поздний час? – послышался голос из-за двери.

– Прости вам боже, сэр странник, – отвечал отшельник, из-за поднятого шума, а может быть, и спьяну не узнавший голоса, который, однако, был ему очень хорошо знаком. – Ступайте своей дорогой, ради Бога и святого Дунстана, и не мешайте мне и праведному собрату моему читать молитвы.

– Не с ума ли ты сошёл, монах? – отвечал голос снаружи. – Отопри, это я, Локсли!

– А-а! Ну ладно, всё в порядке! – сказал отшельник, обращаясь к гостю.

– Это кто же такой? – спросил Чёрный Рыцарь. – Мне нужно знать.

– Кто такой? Я же говорю тебе, что друг, – отвечал отшельник.

– Какой такой друг? – настаивал рыцарь. – Может быть, он тебе друг, а мне враг?

– Какой друг-то? – сказал отшельник. – Это, знаешь ли, такой вопрос, который легче задать, чем ответить на него. Какой друг? Да вот, коли хорошенько сообразить, это тот самый добряк, честный сторож, о котором я тебе давеча говорил.

– Понимаю, – молвил рыцарь, – значит, он такой же честный сторож, как ты благочестивый монах. Отвори же ему дверь, не то он выломает её.

Между тем собаки, сначала поднявшие отчаянный лай, теперь как будто узнали по голосу того, кто стоял за дверью. Они перестали лаять, начали царапаться в дверь и повизгивать, требуя, чтобы пришедшего скорее впустили. Отшельник снял с двери засовы и впустил Локсли и обоих его спутников.

– Слушай-ка, отче, – сказал иомен, войдя и увидев рыцаря, – что это у тебя за собутыльник?

– Это монах нашего ордена, – отвечал отшельник, покачивая головой, – мы с ним всю ночь молитвы читали.

– Должно быть, он служитель воинствующей церкви, – сказал Локсли, – эта братия теперь повсюду встречается. Я тебе говорю, монах, отложи свои чётки в сторону и берись за дубину. Нам теперь каждый человек дорог – всё равно, духовного ли он звания или светского. Да ты, кажется, помутился в рассудке! – прибавил Локсли, отведя отшельника в сторону и понижая голос. – Как же можно принимать совсем неизвестного рыцаря? Разве ты позабыл наши правила?

– Как – неизвестного? – смело ответил монах. – Я его знаю не хуже, чем нищий знает свою чашку.

– Как же его зовут? – спросил Локсли.

– Как его зовут-то? – повторил отшельник. – А зовут его сэр Энтони Скрэблстон. Вот ещё! Стану я пить с человеком, не зная, как его зовут!

– Ты слишком много пил сегодня, братец, – сказал иомен, – и, того и гляди, слишком много наболтал.

– Друг иомен, – сказал рыцарь, подходя к ним, – не сердись на весёлого хозяина. Он оказал мне гостеприимство, это правда, но если бы он не согласился принять меня, я бы заставил его это сделать.

– Ты бы заставил? – сказал отшельник. – Вот погоди, сейчас я сменю свою серую хламиду на зелёный камзол, и пусть я не буду ни честным монахом, ни хорошим лесником, если не разобью тебе башку своей дубиной.

С этими словами он сбросил с себя широкую рясу и мигом облёкся в зелёный кафтан и штаны того же цвета.

– Помоги мне, пожалуйста, зашнуровать все петли, – сказал он, обращаясь к Вамбе. – За труды я тебе поднесу чарку крепкого вина.

– Спасибо на ласковом слове, – отвечал Вамба, – только не совершу ли я святотатства, если помогу тебе превратиться из святого отшельника в грешного бродягу?

– Не бойся, – сказал отшельник. – Стоит исповедать грехи моего зелёного кафтана моему же серому балахону, и все будет ладно.

– Аминь! – сказал шут. – Суконному грешнику подобает иметь дело с холщовым духовником, так что заодно пускай уж твой балахон даст отпущение грехов и моей куртке.

Говоря это, он помог монаху продеть шнурки в бесчисленные петли, соединявшие штаны с курткой.

Пока они занимались этим, Локсли отвёл рыцаря в сторону и сказал ему:

– Не отрицайте, сэр рыцарь, вы тот самый герой, благодаря которому победа осталась за англичанами на второй день турнира в Ашби.

– Что ж из того, если ты угадал, друг иомен? – спросил рыцарь.

– В таком случае, – отвечал иомен, – я могу считать вас сторонником слабейшей партии.

– Такова прямая обязанность каждого истинного рыцаря, – сказал Чёрный Рыцарь, – и мне было бы прискорбно, если бы обо мне подумали иначе.

– Но для моих целей, – сказал иомен, – мало того, что ты добрый рыцарь, надо, чтобы ты был и добрым англичанином. То, о чём я хочу поговорить с тобой, является долгом всякого честного человека, но ещё большим долгом каждого честного сына этой страны.

– Едва ли найдётся человек, – отвечал рыцарь, – которому Англия и жизнь каждого англичанина была бы дороже, чем мне.

– Охотно этому поверю, – сказал иомен. – Никогда ещё наша страна не нуждалась так в помощи тех, кто её любит. Послушай, я тебе расскажу об одном деле. В нём ты сможешь принять почётное участие, если ты действительно таков, каким мне кажешься. Шайка негодяев, переодетых в платье людей, которые гораздо лучше их самих, захватила в плен одного знатного англичанина, по имени Седрик Сакс, а также его воспитанницу и его друга, Ательстана Конингсбургского, и увезла их в один из замков в этом лесу, под названием Торкилстон. Скажи мне как добрый рыцарь и добрый англичанин: хочешь помочь нам выручить их?

– Произнесённый обет вменяет мне в обязанность это сделать, – отвечал рыцарь, – но я хотел бы знать, кто же просит меня помочь им.

– Я, – сказал иомен, – человек без имени, но друг твоей родины и тех кто любит её. Удовольствуйтесь пока этими сведениями о моей личности, тем более что и сами вы желаете оставаться неизвестным. Знайте, однако, что моё честное слово так же верно, как если бы я носил колотые шпоры.

– Этому я охотно поверю, – сказал рыцарь. – Твоё лицо говорит о честности и твёрдой воле. Поэтому я больше не буду ни о чём тебя расспрашивать, а просто помогу тебе освободить этих несчастных пленников. А там, надеюсь, мы с тобой познакомимся поближе и, расставаясь, будем довольны друг другом.

Между тем отшельник наконец переоделся, а Вамба перешёл на другой конец хижины и случайно услышал конец разговора.

– Вот как, – шепнул он Гурту, – у нас, значит, будет новый союзник? Будем надеяться, что доблесть этого рыцаря окажется не такой фальшивой монетой, как благочестие отшельника или честность иомена. Этот Локсли кажется мне прирождённым охотником за чужой дичью, а поп – гуляка и лицемер.

– Придержи язык, Вамба, сделай милость! – сказал Гурт. – Оно, может быть и так, но явись сейчас хоть сам рогатый чёрт и предложи нам свои услуги, чтобы вызволить из беды Седрика и леди Ровену, боюсь – у меня не хватило бы набожности отказаться от его помощи.

Тем временем отшельник вооружился, как настоящий иомен, мечом, щитом, луком и колчаном со стрелами, через плечо перекинул тяжёлый бердыш. Он первый вышел из хижины, а потом тщательно запер дверь и засунул ключ под порог.

– Ну что, брат, годишься ты теперь в дело, – спросил Локсли, – или хмель всё ещё бродит у тебя в голове?

– Чтобы прогнать его, – отвечал монах, – будет довольно глотка воды из купели святого Дунстана. В голове, правда, жужжит что-то и ноги не слушаются, но всё это мигом пройдёт.

• Предыдущая
• 49/124
• Следующая