Сумеречная роза - Скотт Аманда - Страница 12

• Предыдущая
• 12/84
• Следующая

В следующее свое пробуждение она услышала что-то новое. Кто-то играл на лютне и пел глубоким, приятным голосом на каком-то напевном языке, которого она никогда раньше не слышала. Любопытство придало ей сил, и она заставила себя открыть глаза.

Сначала она увидела только теплое оранжевое сияние масляной лампы, отбрасывающее темные пляшущие тени на стены палатки. Тут она вспомнила, где находится, и захотела узнать, кто поет. Разум подсказывал ей имя, но сама мысль ее казалось абсурдной. Он не стал бы петь для нее. Даже в воображении она не смогла представить изящную лютню в его руках.

Однако сидящий на табурете около постели был сэр Николас. Прижатая к широкой груди лютня казалась до смешного маленькой в больших руках, но его лицо выражало нежность. Элис увидела в его глазах удовлетворение. Он обладал прекрасным голосом, глубоким и приятным. Она не могла понять ни слова песни, но мелодия убаюкивала и умиротворяла.

Когда сэр Николас наконец замолчал, она спросила хриплым голосом, совершенно не похожим на ее собственный:

– Что вы пели?

– Валлийскую балладу, – спокойно ответил он. – Она рассказывает об истории жизни маленького пастушка и его овце, но она нравилась мне, когда я был мальчишкой и любил бродить с пастухами по холмам вокруг нашего дома. Мать часто ее пела мне. Как вы себя чувствуете?

– Хочу есть, – ответила она, – и пить.

– Хорошо, – обрадовался он. – Мы держим на огне бульон, чтобы не остывал, а юный Йен ездил в монастырь в Ботри, чтобы привезти для вас хлеба.

– Вы заставили Йена поехать? – Негодование придало энергии ее голосу.

– Он сам захотел поехать, – ответил сэр Николас, вставая и откладывая лютню в сторону. – Ваш юный шотландец не верит, что английские монахи дадут кому-то другому свежий хлеб. Он падок на красоток, – добавил он с кривой усмешкой, – но думаю, что вы стали для него особенной. Теперь отдыхайте. Я прикажу кому-нибудь принести вам бульон.

Она снова задремала, но какие-то звуки в палатке вскоре разбудили ее. Сэр Николас осторожно подкладывал ей под спину подушки, немного приподняв ее. Она вздохнула совершенно измученная, когда снова улеглась.

– Мое тело совсем меня не слушается, – пробормотала она, – и такое ощущение, что кожа вот-вот лопнет, как высушенная на солнце шкура.

– Неприятные ощущения скоро пройдут, – произнес сэр Николас. – Теперь я оставлю вас с мистрис Хокинс. Пусть она покормит вас. – Прежде чем Элис могла запротестовать, он вышел.

Джонет тихо произнесла:

– Мы думали, что потеряли тебя.

– Значит, я все-таки заразилась, – пробормотала Элис. – Но почему я не умерла?

– Мы уж так подумали, как раз перед тем как начался жар. Ты находилась в таком буйном бреду, – продолжала она, от волнения сбиваясь на йоркширский акцент. – Ты боролась со мной так, что я не могла тебя удержать. Сэр Николас сказал, что сам станет ухаживать за тобой. Он говорил, что женщины в отличие от мужчин иногда выживают, и хотел поддержать тебя. Но тогда, после припадка, ты лежала так неподвижно, что мы подумали – ты умерла. Он звал тебя, кричал твое имя, приказывая тебе жить. И когда ты наконец-то пошевелилась, я думала, он заплачет как ребенок. Правда, он ничего такого не сделал, – опомнившись, торопливо добавила она.

– Полагаю, ты считаешь его добрым, – заметила Элис, – но он уже говорил раньше, что его будут считать виноватым, если он не доставит меня живой и здоровой.

– Да, – согласилась Джонет, но в голосе ее прозвучало сомнение. – Болезнь, миледи, у вас оказалась тяжелая. На такое страшно даже смотреть. Перед тем как у вас случился припадок, сюда приходила та знахарка – та самая, что сидела с вашим отцом, – но сэр Николас отослал ее, когда она сказала, что вам нельзя давать воды. Он сказал, что не может поверить в такое. Вы так кричали, просили пить, и у вас начался такой жар! Он просто хотел дать вам прохладу, я думаю. Он действительно добрый человек, госпожа, несмотря на то что валлиец и приспешник Тюдора. – Она протянула ей кружку. – А теперь выпейте.

Элис медленно глотнула. Она почувствовала вкус трав и мяса, и ей понравилась жидкость. Она захотела еще, но Джонет покачала головой:

– Он сказал, что вы не должны пить сразу слишком много или слишком быстро.

– А еще он сказал, что здесь есть хлеб.

– Да, так и есть, но вы не получите его до тех пор, пока мы не убедимся, что бульон, который вы выпили, не пойдет обратно. – Ее голос прозвучал устало, и Элис посмотрела на измученное и осунувшееся лицо Джонет, в мутных глазах которой не осталось даже привычного блеска.

Ее мгновенно охватил страх.

– Джонет, ты больна?

– Нет, миледи, я просто немного устала. Он предлагал мне поспать, но я не могла позволить этого, пока моя овечка больна, я так и сказала ему. Но он не из тех, кому можно перечить, скажу я вам. От того, как он говорил, когда я отказалась лечь спать, у меня кровь стыла в жилах, так что я не посмела возражать, когда он приказал мне уйти.

– Он приказал тебе уйти? – Элис сделала еще один глоток.

– Да, – ответила Джонет. – Сначала он позволил мне лечь на кровать рядом с вами, но когда понял, что так я не засну, приказал своему человеку отвести меня в другую палатку и проследить, чтобы я поспала. Пришел за мной тот неотесанный деревенщина по имени Хью – у него много имен, как у сэра Николаса. Такого громадного я видела впервые в жизни. Грубое животное. Боже, если я скажу вам, что именно он сек кнутом бедняжку Йена… ну, больше я ничего не скажу, но если бы я была чуть застенчивее, у меня бы мурашки бегали по коже от одного его вида.

– Но что он такого сделал?

– Он отвел меня в другую палатку, миледи, и принес одеяла, и ясно дал понять, что намеревается своими руками накрывать меня одеялами. Но я не собиралась позволить это, доложу я вам. Я сказала ему, что он может убираться вон, а он просто стоял как Голиаф и сказал, что будет ждать, пока я не засну. К тому же называл меня своей малышкой, как будто мне шесть лет, а не тридцать пять. Вы когда-нибудь слышали подобное?

– Ну, если он не причинил тебе вреда, – сонно пробормотала Элис, – полагаю, он, должно быть… – Она потеряла нить своих мыслей и умолкла.

Проснувшись в следующий раз, она чувствовала себя окрепшей и, когда Джонет спросила, не хочет ли она еще бульона и кусочек хлеба, тут же согласилась. Джонет сделала знак кому-то позади нее, и Элис увидела Йена Макдугала, стоящего на пороге.

– Подожди, – попросила она, когда он взял у Джонет кружку и повернулся к выходу, чтобы принести бульон.

Он обернулся.

– Да, миледи?

– Я благодарю тебя, Йен, от всего сердца, – промолвила Элис. – Сэр Николас сказал, что ты ездил для меня за хлебом. Я ведь знаю, твоя спина еще не зажила. Ты так добр.

Йен покраснел.

– Это было для меня только удовольствием, миледи, – пробормотал он, глотая слова.

– Парнишка дежурил у палатки все два дня вашей болезни, – добавила Джонет, – чтобы помочь что-то сделать или принести.

– Два дня! Я так долго болела?

– Да.

Элис села поудобнее. Ее силы возвращались, но она все еще чувствовала себя слабой, как новорожденный ягненок. Подвинув одеяло, она ощутила отвратительный запах и с ужасом поняла, откуда он исходит.

– Джонет, я воняю как свинья! – Она подняла руку, чтобы потрогать голову, и с отвращением поморщилась. – Мои волосы грязные и спутанные как пакля. Мне нужна ванна.

– Ну, пока что вам нельзя принимать ванну, – кисло ответила Джонет. – Вы едва не умерли, хочу вам напомнить, так что вы должны съесть хлеб, когда Йен принесет его, и выпить бульон, и, может быть, мы начнем думать о ванне через день или два.

– Но я хочу вымыться сейчас! – Элис знала, что требование ее неразумно, но желание чистоты вдруг заслонило все на свете. Ее тело казалось липким, постель сырой. Она хотела поменять ее и, хотя знала, что вряд ли удастся найти смену, не могла остановиться. Когда Джонет приняла у Йена полную кружку и хлеб, Элис мрачно произнесла: – Я не буду ни есть, ни пить, пока не приму ванну, Джонет.

• Предыдущая
• 12/84
• Следующая