Сага о Гудрид - Сивер Кирстен А. - Страница 34

• Предыдущая
• 34/93
• Следующая

Гудрид подумала о Торстейне: неужели он тоже сильнее любит море? Ей трудно было поверить в это. Муж ее так мечтал о собственном доме, в котором будут бегать маленькие дети… Держа в руках настурцию, она повернулась, чтобы пойти набрать воды, и чуть не наткнулась на Люву, свою новую служанку. Девушка служила пару лет в доме у Торварда и Фрейдис дочери Эрика, а потом попросилась к Торстейну. Тот охотно взял ее к себе: он понимал, что значит прислуживать Фрейдис.

Улыбнувшись, Гудрид протянула ей кадку с цветами.

– Полей их, Люва. Ты помнишь, что к ужину надо сварить лосося?

Служанка кивнула головой, и Гудрид подумала, что слуги, которых Торстейн взял с собой на Песчаный Мыс прошлым летом, были такими же расторопными, как эта девушка. Гудрид была уверена, что и она сама, и Люва поладят с женой Торстейна Черного, Гримхильд.

Торстейн был немногословен, когда Гудрид расспрашивала его об этой Гримхильд: он сказал лишь, что она была раньше рабыней, а потом вышла замуж, и ей дали вольную. А о Торстейне Черном он сказал, что на этого человека можно положиться и он очень работящий.

Гудрид размышляла над тем, крещеные Торстейн Черный со своей женой или нет. Она забыла спросить, есть ли на Песчаном Мысе церковь, и вдруг поняла, что не знает, какой собственно веры придерживается ее Торстейн, когда он живет не в Братталиде. Когда из дома уезжал Лейв, Торстейн по-прежнему жертвовал мясо и молоко духу-хозяину Холма, а когда он произносил прощальную молитву перед отплытием из Эрикова Фьорда, то он обращался столь же часто к Тору, как и к Белому Христу, к вящему удовольствию всей команды. А вдруг Торстейн пожелает принести жертву Фрейру и Фрейе, когда наступит йоль[7], и попросит у этих богов тучных пастбищ и беременной жены?

Знакомые, обжитые берега Эрикова Фьорда постепенно сменились более темными, пустынными, изрезанными островками, поросшими пучками травы и дикими гвоздиками. Ветер дул в том же направлении, однако по журчанию воды за бортом корабля Гудрид поняла, что течение изменилось и что они выходят из глубоких вод. Гудрид сидела и пряла, укутавшись в плащ из тюленьей кожи, и в ней нарастала радость в предвкушении того, что ждет ее впереди на новом месте.

Бледные пятна на суше, означавшие луга и стога сена, становились все реже и реже: Восточное Поселение осталось позади. Время от времени они еще проплывали какой-нибудь одинокий, заброшенный скалистый остров, который торчал из воды как какое-то крупное животное; на таких островах находили себе пристанище люди, объявленные вне закона.

Выйдя в открытое море, они держались попутного ветра, чтобы не потерять из виду берег. Эгиль сын Торлейва так старался показать себя, что несколько раз оказывался чуть ли не за бортом, и в конце концов Торстейн послал мальчика связывать канат. Тот проворно управлялся с этой работой. Гудрид, наблюдая за Эгилем, думала, что если ее Торстейн и не самый смышленый, то зато он умеет дать людям проявить себя.

Рано утром Гудрид вышла на палубу и увидела, что вокруг – густой туман. Суши нигде не было видно. Волны тяжело плескались за бортом, а ветер был таким соленым, что в воздухе пахло салом. Гудрид испуганно пробралась на корму.

– Торстейн, мы сбились с пути?

Но муж был все таким же спокойным, как и прежде.

– Нет, Гудрид. В этих краях такое часто случается: то ледяной рукав спустится так близко к морю, что слепит глаза в солнечную погоду. А то ничего не разобрать в тумане. Мы пока еще не вошли в шхеры: ты, наверное, сама заметила это по волнению на море. Нам осталось еще больше половины пути до Западного Поселения. Что-то я проголодался, надо бы подкрепиться!

Когда они наконец вошли в Светлый Фьорд, Гудрид казалось, будто горы на горизонте угрожающе смотрят на них. Выражение лица мужа сказало ей, что торопиться не надо. Отбивая к обеду вяленую рыбу, Гудрид думала, что скоро они попробуют свежей пищи: она уже заметила за бортом здоровых размеров треску, с тех пор как они вошли в этот фьорд.

«Морской конь» медленно продолжал скользить по водной глади Фьорда. Гудрид стояла как зачарованная на носу корабля, а красные лучи заходящего солнца озаряли небо и тихую бухту Песчаного Мыса. Двор отражался на поверхности фьорда, плыл в легкой дымке, а за ним тянулась широкая долина, и ветер с суши доносил мычание, блеяние и лай собак.

Так далеко на Севере было холодно и рано темнело, а потому Торстейн послал свою команду, да и Люву тоже, переночевать на берегу, вместе с животными, на сеновале, а сам с Гудрид остался на корабле. Оказалось, что Гримхильд не успела подготовить к их приезду дом, как сказал Торстейн Черный, приплывший им навстречу в своей лодке-плоскодонке. Гудрид, глядя на поношенный серый плащ Торстейна Черного и его драные кожаные чулки, решила, что и он тоже не лучшим образом приготовился к приему гостей.

Гудрид приняла пылкость Торстейна той ночью за хороший знак, который предвещал ей плодовитость и счастливую жизнь в новом доме, и старалась помнить об этом, когда наступили трудные времена.

Вскоре стало понятно, что Гримхильд неутомима в работе, и того же требовала от рабыни Унны, однако она была женщиной неразумной и бестолковой. Высокая, квадратная, она неряшливо одевалась, нося мужские штаны, а поверх – длинные драные рубахи. А седые лохмотья торчали в разные стороны, словно бы их хозяйка не знала, что такое расческа. Но хуже всего было то, что ни в молочной кладовой, ни в клети ничего нельзя было найти, все хранилось как попало. А если вдруг под руку попадалось корытце или сырная форма, то утварь эта была никуда не годной, как и одежда на самой Гримхильд. В хлеву же и амбарах был строгий порядок, ибо там правил Торстейн Черный. Гудрид поняла, что бесполезно жаловаться мужу на беспорядок в доме. Она просто научила Люву и Унну, как приготовить из скисшего в кладовых молока вкусную простоквашу и сыр.

Когда Торстейн со своими людьми в первый раз отправился на охоту, он вернулся вместе с Белым Гудбрандом. Преследуя горных оленей, они вышли к самому его дому: Гудбранд тем временем косил сено на лугу. Он охотно отправился навестить Гудрид дочь Торбьёрна.

Гудрид сердечно приняла его на своем дворе.

– Как ты живешь, Гудбранд? Как твои Гудни и Олав?

– Спасибо, Гудрид, все хорошо. Приезжай к нам, сама посмотришь! Торстейн сказал мне, что привез с собой из Братталида двух коней, так что ты без труда доберешься до моего двора.

– Живет он славно! – вставил Торстейн сын Эрика. – У него самого есть двое лошадей, да еще столько коров, коз и овец, что уместятся на широком лугу!

– Да, мне пришлось ради этого потрудиться, – слегка усмехнулся Белый Гудбранд. – А все мой Олав! До чего же он удачлив! Олав наловил много белых кречетов и продал их Эрлингу Укротителю волн. А те товары, которые он получил, мы выменяли на скот у соседей.

– Неужели Эрлинг не поскупился? Тогда вам действительно повезло! – вырвалось у Гудрид.

– Да… Олав ездил от двора ко двору по всей округе и уговаривал бондов не уступать Эрлингу, если тот будет с ними торговаться. И в конце концов Эрлинг сдался, тем более что он собрался перезимовать у нас.

– Похоже, твой Олав пятерых стоит, – проговорил Торстейн.

Белый Гудбранд сделался серьезным.

– Мало у нас сил, чтобы сделать все, что задумано. Может быть, Торстейн, кто-то из твоих слуг поможет мне по хозяйству, а ты тем самым сэкономишь съестные припасы у себя в доме.

– Я об этом подумаю…

Гудрид была бы рада такому повороту событий. Она с тремя служанками трудилась не покладая рук, чтобы приготовить кладовые на зиму. Запасы ее медленно пополнялись вяленой рыбой и мясом, а в молочной кладовой стояли уже большие деревянные бочки с простоквашей и молочной сывороткой, миски с ягодами. В маленьком чуланчике на косогоре за домом накопилось уже порядочно сыру и масла, но Гудрид на этом не успокаивалась, видя, сколько людей будут есть зимой эти припасы.

• Предыдущая
• 34/93
• Следующая