Были и небылицы (сборник) - Юрьев Сергей - Страница 14

• Предыдущая
• 14/17
• Следующая

Вдруг, раздвинув посохом очередной кустик, вместо грибов я обнаружил свернувшийся калачиком ужиный хвост, а под ним среди опавших листьев лежали яйца. Сперва я подумал, что это обыкновенный отброшенный ужом мёртвый хвост, и попытался подцепить его посохом. Каково же было моё удивление, когда хвост начал извиваться и с шипением кинулся на мои сапоги. В тот же миг из кустов показалась ужиная голова и вцепилась зубами в мой посох. Я успел заметить, что за головой тянулась часть туловища, но хвоста у неё не было.

Другой на моём месте со страху обратился бы в бегство, но я за время своих многочисленных путешествий привык ко всяким опасностям. К тому же я довольно известный змеелов. В своё время я поймал 2000 кобр, 1500 гюрз, а однажды в джунглях Амазонии выловил анаконду длиной метров сто, не меньше… Так что для меня не составило большого труда поймать сначала голову, а потом хвост и посадить их вместе с яйцами в корзину. К сожалению, теперь туда нельзя было сложить грибы, которые я заприметил, но радость великого открытия затмила все мои огорчения. Я накрыл свою добычу чёрной накидкой и отправился в город.

На другой день я пришёл к местным звероведам, чтобы показать им свою находку. Когда я сбросил с корзины накидку, мы обнаружили там обыкновенного ужа, спящего на яйцах. Скорее всего, за ночь хвост успел прирасти к голове.

Местные звероведы и весь учёный мир, конечно, поверили мне на слово, что голова и хвост прекрасно жили отдельно друг от друга – голова ходила на охоту, а хвост высиживал яйца.

Профессор Докембри даже предположил, что не только голова способна отрастить себе новый хвост, но и хвост может отрастить себе голову. Сейчас он предпринял экспедицию на полуостров Лабрадор, гоняется там за змеями и отрывает им хвосты. Головы он отпускает, а за хвостами наблюдает. На днях я собираюсь его навестить – посмотреть, каких он достиг результатов.

Некоторые звероведы считают, что, прежде чем изучить какое-нибудь новое животное, его обязательно надо поймать. Я же полагаю, что всё наоборот – зверя, который пойман, изучать уже поздно, потому что настроение у него испорчено, и повадки уже не те, и думает он только об одном – как бы ему сбежать. Мне самому не раз приходилось бывать в плену у различных диких племён, в том числе и у людоедов, и я по себе знаю, как это неприятно. Так что сам я никогда не ставлю на зверей ни ловушек, ни силков, и мой основной научный метод – терпение. Я тихонько сижу в засаде и целыми днями смотрю в одну точку, в которой рано или поздно появляется неизвестное науке животное.

Однажды я совершенно случайно попал на Таити и, чтобы не терять времени даром, решил заняться любимым делом – изучением диковинных зверей. Забравшись на пальму, я спрятался в густой листве и начал вести наблюдение за широкой, хорошо натоптанной звериной тропой, которая вела к водопою.

На тигров, львов, носорогов и крокодилов, которые то и дело пробегали внизу, я не обращал никакого внимания, потому что они были открыты давным-давно, а меня интересуют только те звери, которые науке ещё не известны. Три дня я сидел на ветке, не шевелясь и почти не дыша, питаясь одними бананами, и представьте себе, какое меня постигло разочарование, когда внизу появились два аборигена и начали копать яму-ловушку! Мне захотелось сразу же спрыгнуть вниз и уйти. Единственным, что меня удержало от такого поступка, была уверенность в том, что аборигены могут и не позволить мне покинуть своих охотничьих угодий просто так.

И вот они вырыли яму глубиной не меньше пяти метров, прикрыли её ветками, а сами пристроились на соседней пальме. К счастью, они не поставили на дне ямы заострённых колов, а это означало, что зверя они хотели брать живьём.

Первым в ловушку угодил здоровенный леопард, но аборигены, вместо того чтобы бежать к нему с сетью, закричали хором: «Кася-Пу!»

Услышав такое, леопард с расширенными от страха глазами выскочил из ямы и скрылся в зарослях, начисто забыв, куда и зачем он шёл. Аборигены снова аккуратно прикрыли яму и снова забрались на пальму.

Мне стало понятно, что они ловят не кого попало, но кого именно, для меня оставалось загадкой, поскольку я не понял, что означали слова «кася-пу», хотя языки любых аборигенов я знаю прекрасно.

Когда в яму угодил бегемот, повторилось то же самое – только на этот раз перепуганный зверь не скрылся в кустах, а проложил через джунгли широкую просеку – такого страха нагнал на него загадочный «кася-пу». После того, как аборигены страшно перепугали двух львов, одного крокодила, пятерых жирафов и одного слона, моё терпение лопнуло, а любопытство взяло верх над осторожностью. Я спрыгнул вниз, подбежал к пальме, на которой скрывались охотники, и спросил у них, что такое «кася-пу».

Результат был совершенно неожиданным – оба таитянина, которые, несомненно, были храбрыми охотниками, свалились с дерева и в ужасе, с воплями «Кха моха бо никады!», что в переводе означает: «Я никогда так больше не буду!», бросились наутёк. У одного из них из кармана выпала бумажка, которую я подобрал, надеясь понять, что здесь происходит.

Бумажка оказалась письмом моего коллеги-звероведа профессора Докембри, который просил таитян за вознаграждение поймать ему живьём какого-нибудь неизвестного науке зверя.

Таким образом, получилось, что я сорвал планы профессора, но, признаться, не сильно огорчился по этому поводу, справедливо считая, что изучение зверей в неволе не может дать положительных результатов.

А вот вопрос о том, что такое или кто такой «кася-пу», до сих пор меня мучает и не даёт спать спокойно. Когда-нибудь моя страсть к научным изысканиям снова победит осторожность, и я отправлюсь на Таити, чтобы тщательно изучить загадочное существо, одно имя которого наводит ужас на леопардов, бегемотов, львов, жирафов, слонов и таитянских охотников.

Среди моих многочисленных открытий есть и такие, о которых я сам стараюсь лишний раз не упоминать ни в своих путевых записках, ни просто в разговорах. Они настолько невероятны и удивительны, что порой мне самому трудно поверить в то, что они были мной сделаны. Например, однажды, просто прогуливаясь по верховьям Нила, я нос к носу столкнулся с помесью слона и носорога, который сидел на пеньке и играл на балалайке. Самым удивительным было не то, что этот невиданный зверь вообще существовал, и не то, что балалайки в африканских джунглях встречаются крайне редко, а то, что пенёк, на котором он сидел, был берёзовым, а это, уж извините, ни в какие ворота не лезет. Это уже потом я прочёл в одной энциклопедии, что однажды великий русский путешественник Миклухо-Барклай посадил в тех местах берёзу, а тогда я просто отказался верить своим глазам.

Но речь сейчас пойдёт вовсе не об этом. Чтобы открывать новые виды диковинных животных, необходимо бывать в самых неожиданных местах, желательно там, где вообще не ступала нога человека. В наше время людей стало столько, что таких мест на суше уже практически не осталось, и я решил обратить своё внимание на океанское дно. И вот однажды на попутном ледоколе, переплывающем из Арктики в Антарктиду, мне удалось добраться до одного из пустынных островов Полинезии, где, как известно, океан располагается со всех сторон. Способ исследований я избрал самый простой – плыть вдоль берега, надев маску для ныряния, и рассматривать океанское дно, стараясь при этом не создавать лишнего шума. Многие из диковинных животных до сих пор не открыты лишь потому, что отличаются необычайной осторожностью – они либо очень пугливы, либо настолько свирепы и опасны, что исследователи просто предпочитают с ними не встречаться.

Так вот, плыву я лицом вниз, дышу через трубку и вдруг наблюдаю такую картину: ползёт по коралловому рифу огромная черепаха, причём явно сухопутной породы, только ни лап её, ни хвоста, ни головы не видно – один панцирь движется себе, как будто так и надо. Вдруг из-под панциря выскочила обыкновенная полевая мышь и, пуская пузыри, набросилась на проплывавшую мимо мелкую рыбёшку. С добычей в зубах мышка опять нырнула под панцирь, который продолжил свой путь по склону кораллового рифа. Так повторилось ещё несколько раз, причём однажды на подводную охоту выскочило сразу несколько мышей, и проплывавшая мимо барракуда предпочла с ними не связываться.

• Предыдущая
• 14/17
• Следующая