Непросто Мария, или Огонь любви, волна надежды - Славачевская Юлия - Страница 16

• Предыдущая
• 16/67
• Следующая

Лёну начала бить крупная дрожь.

Я произнесла мертвым голосом:

– Есть палачи по должности, а есть по призванию. Рамон… – У меня пошел спазм.

– Рамон?.. – переспросила подруга.

– Огненный убивал Мигеля медленно и мучительно. – На глаза навернулись слезы. Горло стиснуло рыдание. – Он подвесил его и… Рамон сжигал моего телохранителя, моего друга, моего возлюбленного по кусочкам, заставляя меня смотреть. Сначала выборочно. Руки. Ноги. Глаза. Кожу… по большей части, потом… – Я всхлипнула. – Обколол его наркотиком, чтоб Мигель раньше срока не ушел… Все, мерзавец, урод моральный, предусмотрел! – Соленые капли горя бежали безостановочно. Меня колотило.

Ко мне подошел кот и уселся на коленях, начиная мурлыкать. Дарси всегда тонко чувствовал мое плохое настроение.

Я утерлась бумажным платочком. Раз начала, нужно этот рассказ закончить.

– Сказал, что если не он, то никто меня не получит, пока он жив. И если я не стану палачом, то все, кто мне дорог, удостоятся той же участи, – выплескивала я свою муку, хранимую десятилетиями. – Потому что я ему больше не нужна, но легко уйти он мне не даст. Вот так…

– Почему он просто не убил тебя? – простонала подруга. – Это было бы милосерднее…

В воздухе перемешались эманации страха, ненависти и отчаяния.

– Я просила смерти, – горько призналась я, икая от слез. – Просила не трогать Мигеля, взять меня. Он не слушал, он наслаждался. – Прошелестела: – А после того как меня по запросу Эйдана признал Совет, Рамон не имеет права убить меня сам. Иначе будет отвечать по закону…

– Господи! – вскрикнула Лёна.

– Я смотрела в синие, полные боли глаза Мигеля, – продолжила я рассказ, – потом в его выжженные глазницы… И поклялась страшной клятвой: пока я жива, никто больше не станет жертвой Рамона по моей вине! Никогда! Именно поэтому я стараюсь держаться подальше от мужчин и не заводить ни с кем тесную дружбу, понятно? Ни с кем!

– Прости меня! – плакала Лёна. – Прости, я не знала! Это так страшно! Мучительно… Но Эйден все равно обязательно должен узнать…

– Это смертельно больно, – согласилась я, ласково промокая ее щеки платочком. – Но пусть эта мука из-за меня больше никого не коснется. И больше мне не придется умирать вместе с кем-то из вас и возрождаться одной…

– Прости меня! – хлюпнула подруга, шмыгая носом. – Я… мне нужно…

– Уходи, – с усилием улыбнулась я. – Вольного ветра и свободного неба!

Лёна порывисто выбежала из гостиной. Вскоре послышался шум мотора.

На каминной полке однообразно тикали антикварные часы-сова. Скалились, строили рожи хрупкие фарфоровые статуэтки мандаринов и пастушек. Безнадежно стремился ввысь белоснежный фаянсовый голубок. Декоративные блюда бликовали в свете рожков настенных бра лунными пятнами сине-коричневых узоров…

– Ты в порядке? – В комнату стремительно вошел Диего.

– Почти, – солгала я, вороша угли и старательно пряча в тень заплаканное лицо. Ничего не хочу! Ни любви, ни страсти, ни внимания, ни заботы, если они достаются такой ценой. Ни-че-го.

Мужчина подошел к камину, взял забытый стакан воды, покатал в ладонях и допил. На секунду застыл и поборол необъяснимую дрожь.

– Пора спать, – сказал он внезапно охрипшим голосом. – Завтра у нас будет напряженный день.

– Спокойной ночи, – попрощалась я, оставаясь тихо сидеть у камина во власти разбуженных воспоминаний.

Сгорали, потрескивая, дрова. Жар осушал горько-соленые слезы. Дарил кратковременное забытье. Мурлыкал и терся о ноги большой кот, забирая печаль. Жизнь продолжалась…

Поздним утром я спустилась вниз, к недовольной перебазированием Натке и странно-задумчивому Диего.

– До чего мы дошли! – уперла руки в боки хранительница. – Из родного дома, как зайцы, бежим! – Сегодня она перевязала лоб широкой лентой с бисерной вышивкой и выглядела издали как индейская скво. Ну, точно, как же я забыла – Натка вышла на тропу войны!

– Натка, – строго напомнила я ей, – там тоже родной дом.

– Какой там дом! – пригорюнилась женщина-домовушка. – Явочная квартирка. Конура…

– Там пять комнат, – резонно заметил Диего, стараясь не встречаться со мной взглядом. – Если бы каждая собака барствовала в таких условиях, то людям стало бы негде жить!

– А людям и так негде жить! – фыркнула хранительница, доставая из-за спины поварешку и ласково поглаживая. – Потому что каждая собака…

– Стоп! – подняла я руки. – Натка, если тебе там плохо, то можешь остаться здесь. Мы как-нибудь справимся.

– «Как-нибудь» – это как? – подозрительно сощурилась женщина. – Борщ на потолке, спагетти на стенах, битки в дверях, гуляш по коридору, суши на балконе? Плавали уже, знаем!

– Ну… – Мне хватило совести покраснеть, вспоминая, как я доказывала Диего – какая я замечательная кулинарка. Доказала. Пожаром и капитальным ремонтом квартиры.

– Ну! – нахмурилась хранительница, выуживая в дополнение к половнику шумовку. И тоже из-за спины.

– У тебя там полевой набор ниндзя? – ехидно полюбопытствовал мужчина. – А вместо пулемета на закуску кухонный комбайн?

– У меня там НЗ на случай самообороны, – рявкнула женщина и вперилась в меня настойчивым взглядом. – Я жду объяснения, как вы будете справляться одни!

– Можно позвать… – Я набрала воздуха перед тем, как выговорить, и надеялась остаться живой.

– Временную хранительницу, – можно сказать, закрыл меня грудью телохранитель.

– ЧТО-О-О?!! Вот вам! – У меня под носом оказалась поварешка, у Диего – шумовка. – Размечтались! Чтоб я себе все удовольствие обломала! Не дождетесь! Быстро всем на выход!

– Вольдемар не выживет, – с фальшивой скорбью сообщил мне телохранитель. Разглядывая шикарно отделанный потолок, выдал с нескрываемой иронией: – Она его массой задавит, пастеризует и в банки закатает.

– У тебя проснулось милосердие? – неприятно удивилась я, открывая холодильник и наливая себе апельсиновый сок.

– У меня проснулась рациональность, – хмыкнул Диего. – Такого размера банку нужно где-то хранить. И мне не хочется видеть эту пресерву через стекло. Я эту сволочь и в натуральном виде перевариваю с трудом!

– Мы ее есть не будем, мы ее в огороде закопаем, – успокоила его я. Ловко перевела стрелки: – Чем пока займемся?

– Сначала переедем, потом нужно съездить полюбоваться на эту «Дамскую гадость».

– «Женскую радость», – индифферентно поправила его я, споласкивая стакан.

– А я что сказал? – удивился Диего, как всегда желанный и стильный в любом прикиде, даже если это военная форма десантника или черная футболка с джинсами. Да он в костюме паяца, Арлекина или Пьеро – и то возьмет приз «Мистер Вселенная»! Я бы ему точно дала…

Мы завезли брюзжащую и раздраженную Натку в городскую квартиру и малодушно сбежали на разведку. Потому что никакой, даже самый могущественный эфирный или ифрит не сравнится с маленькой хранительницей в гневе. Эта миловидная дама под настроение метает кухонные ножи в цель со скоростью десять в минуту. При очень большом желании – даже два в секунду. И замечу, излишек стали в любом организме катастрофически мешает его правильному функционированию.

Спустя пару часов. Где-то в лесу

– Туда-то я залезу. – Я с тоской разглядывала, задрав голову, облюбованную сосну. – Но вот как ты будешь меня обратно сманивать? Не поделишься, случайно, секретом? Батут внизу расстелешь или вызовешь аварийный кран?

– Поделюсь. Обязательно. У меня на такой случай всегда есть варианты, – скромно сказал Диего и со всей торжественностью достал из кармана… лифчик из новой коллекции Victoria’s Secret. С этикеткой. Садюга!

– Змий-искуситель, – пробормотала я, энергично подтягиваясь на нижний сук. Под нос: – А еще злостный извращенец!

– Просто предусмотрительный, – усмехнулся телохранитель, передавая мне мощный бинокль. – Ты западаешь только на Victoria’s Secret и итальянскую обувь, сделанную вручную. Туфли из-за каблуков в карман не поместились.

• Предыдущая
• 16/67
• Следующая