ТАСС уполномочен заявить - Семенов Юлиан Семенович - Страница 17

• Предыдущая
• 17/69
• Следующая

Федоров конечно же прекрасно знал, что в аппарате бытовали разные точки зрения на роль руководителя высокого уровня в той или иной операции. Одни считали, что генералу незачем заниматься деталями, есть высококвалифицированные сотрудники, растущие молодые чекисты — они бы, видимо, и сами смогли сделать то, чем сейчас занимался на корте Константинов.

Но, полагал Федоров, в каждом конкретном случае следует точно выверять рубеж между понятиями: руководство и непосредственное участие в деле. Точное осознание такого рода рубежа и есть стратегия отношений с коллективом.

«Петр рубил корабли, — говаривал Федоров, — так отчего бы генералам не участвовать в оперативных мероприятиях, которые бог знает по какому чиновному табелю о рангах оказались исключенными из сферы их деятельности. И молодежь на них в деле посмотрит: натаска — хорошее слово, тургеневское, стоит ли от него отказываться?»

— Я, быть может, поеду в Луисбург… Согласитесь порассказать — что посмотреть, с кем повидаться?

— Конечно. Вы по какой линии?

— Мы в их портах разгружаем часть товаров для Нагонии, они здорово нарушают срок, а это — подсудное дело.

— Ничего у вас не выйдет. Порты куплены американцами. — Ольга снова оживилась. — Мне кажется, они работают там через мафию. Очень уж похоже. Бары, «макдоналдсы» например, служат американцам впрямую, а их натыкано вокруг порта, вокзала, аэродрома немыслимое количество. Зотов рассказывал, что мафия в Сицилии царствует потому, что держит порты и аэродромы…

— Зотов — это кто?

— Это человек, которого я любила… Он был… Он мой… Словом, это очень умный и хороший человек. Вам стоит с ним поговорить, он — светлая голова, щедрейший, добрейший Зотов…

— Вы были в Луисбурге в научной командировке?

— Нет, с мужем… С Зотовым. Подбросьте, если располагаете временем, до центра, а?

— С удовольствием. Вы будете самым молодым доктором?

— Ну и что? Не хлебом единым сыт человек.

— Зачем бога гневите?

— Вообще-то верно, не следует.

— А с кем — кроме вас, понятно, — стоит повстречаться перед отъездом? — спросил Константинов. — Кто в Москве подобен Зотову?

— Таких, как Зотов, больше нет, — ответила Ольга. — Нет и не будет.

— Зотов защитился?

— Нет. Практик. Работал всю жизнь. Да он любому доктору наук сто очков вперед даст, — так он чувствует и знает Африку. Но он рубит сплеча, а это не всем нравится.

— Смотря что рубить сплеча…

— Идеи, — усмехнулась Ольга.

— Опять-таки, смотря какие идеи.

— Долго объяснять, вы ж не были в Луисбурге…

— А с кем из иностранцев стоит побеседовать там?

— В МИДе у них неинтересные люди… Разве что министерство образования… Много молодых, они широко думают.

— А из коммерсантов? Там ведь есть немецкие и американские коммерсанты, которые давно работают и много знают. Я имею в виду крупных бизнесменов, тех, кто заключают серьезные сделки и связаны — поэтому — с серьезными юристами.

— Немцы? — переспросила Винтер. — Я ж не знаю немецкого.

— Там есть Кирхгоф, Больц, Ханзен…

— Верно, я слыхала, но меня они как-то не интересовали.

— А кто из американцев? Саусер, Лоренс, Чиккерс, Глэбб, Лэнсдом?

Винтер посмотрела на Константинова с озадаченным интересом:

— И вы еще просите у меня помощи?! Да вы ж прекрасно подготовились к поездке! Вы назвали имена серьезных американцев, я их знаю… Чиккерс и Глэбб занятные люди, только наши считают их црушниками, но я отношу это за счет атавизма шпиономании.

— Почему?

— Да ну… Шпион, по-моему, должен быть очень умным человеком. А Глэбб льстит, ахает: «О, Советский Союз, какая прекрасная страна, вы нас ошеломляете». Ля-ля это… Не верю людям, которые хвалят в глаза.

— Хуже, когда ругают за глаза.

— Лучше. Если льстят в глаза, чувствуешь себя полнейшей дурой, не знаешь, как вести.

— А вы говорите, что он — глупый человек. Вы же испытываете замешательство, следовательно, ведете себя неестественно, а когда человек вынужден вести себя неестественно, он и говорит не то и поступает не так.

— Ладно, бог с ним, с этим Глэббом… Запишите телефон… Я поговорю с моим другом, быть может, он согласится порассказать вам кое-что.

Вернувшись к себе, Константинов сразу же взял папку с корреспонденцией. Особо срочной была помечена телеграмма от Славина:

Константинов спросил секретаря:

— Ответ в Луисбург ушел?

— По первой позиции отрицательный, Константин Иванович.

— Так-таки ничего?

— Совершенно.

— Белью, Белью… Надо смотреть по Беллоу; Белоф, если предположить русского немца, Белю, допусти мы украинское происхождение, Белов, наконец. Так — широко — смотрели?

— Так — нет.

— Пусть смотрят. Немедленно. А что со второй позицией?

— У нас проходят четыре Глэбба, связанных с ЦРУ. Ричард Пол, тридцать седьмого года рождения, но он не работал в Гонконге, потом…

— Славина интересуют те Глэббы, которые в Гонконге работали.

— Таких двое: Джон и Питер. Но Питер не воевал во Вьетнаме. Следовательно, остается Джон Глэбб. Что касается скандала, в котором он был замешан, то есть лишь ссылка на «Чайша аналисиз» и «Фар истерн икономик ревю». Некий Глэбб был задержан полицией в авиапорту в 1966 году, когда британская полиция арестовала людей Лао с чемоданом героина, оцененным в миллион долларов.

— Чемодан — это, как минимум, три миллиона. Дальше?

— Это было в первом сообщении. Потом имя Глэбба не упоминалось ни разу.

— Когда он попал во Вьетнам?

— В начале шестьдесят седьмого.

Константинов усмехнулся:

— Вьетнам для него был словно Восточный фронт для проштрафившихся немцев. По-моему, сходится, нет? Отправили материал в Луисбург?

— Ждали вас, Константин Иванович.

— Напрасно. Пусть сейчас же отправят. Какая у нас разница с Луисбургом? Три часа? Значит, сейчас там семь?

Константинов ошибся. Разница во времени с Луисбургом была иной.

…Глэбб проснулся, словно кто-то ударил его. Он еще не понял, отчего он проснулся, в холодном поту, с ощущением какого-то липкого ужаса. Он закрыл глаза, мало ли какая безделица пригрезится в жару, но в тот момент, когда он закрыл глаза, родились черные, зыбкие цифры: «шесть», «ноль», «семь». Он увидел их так точно и близко, что невольно потер пальцами веки. Открыл глаза, потянулся, посмотрел на часы — без десяти шесть. Он выбросил натренированное тело с кровати, прошлепал вспотевшими пятками по кафельному полу, снял трубку, набрал номер, чувствуя, как трясутся пальцы, дождался, пока на другом конце провода сняли трубку, шепнул еле слышно:

— Роберт, приезжайте в бассейн сейчас же. Нет, не могу, я хочу именно сейчас поплавать, немедленно. Вы понимаете меня? Немедленно.

Он положил трубку, посмотрел на часы: было шесть часов семь минут. Глэбб оделся, ополоснул лицо и бросился к машине. Через десять минут он был в «Хилтоне», в бассейне.

Роберт Лоренс, региональный резидент ЦРУ, сидел в шезлонге сонный; лицо мятое, веки тяжелые, синеватые, как у всякого, страдающего хроническим почечным недугом.

— Что случилось? — спросил Лоренс устало. — Я работал до утра. Что стряслось?

— Не знаю. Может быть, пока еще и не стряслось. Я вчера был с Полом, встреча с русским, о котором сообщил Стау, прошла поэтому естественно. Но сейчас я вдруг подумал; а почему он поселился в шестьсот седьмом номере?

— Потому что других не было… Начался сезон, люди прилетают купаться.

— Почему он снял именно тот номер, в котором мы вербовали «Умного»? — подвинувшись к Лоренсу, тихо спросил Глэбб.

• Предыдущая
• 17/69
• Следующая