Лютый зверь - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич - Страница 59

• Предыдущая
• 59/65
• Следующая

Как только обустроились, Добролюб в очередной раз удивил своих ребят. Собрался и направился в посад, навестить молодуху по имени Мила. Женщина эта была известна своим развеселым нравом, доступностью и ненасытностью, понятно в каком отношении. Сколько через нее мужиков прошло, про то лучше не задумываться, – со счета сбиться можно. Были среди них не только пришлые служивые. Заглядывали бывало и местные, о чем все на селе знали. Да только никто из баб и бровью не вел. Общались с ней свысока, не стеснялись и рот заткнуть, и пройтись по ней словесами. Но вот волосы никто не дергал, калитку дегтем не мазали. Что поделать, жизнь – она такая. И без вот такой развеселой – никуда. Все это понятно. Вот только Добролюб никогда к ней не шастал. Мало того, никто не видел, чтобы он вообще интересовался бабами. А тут собрался, ушел, известив, где его при надобности можно найти, чем вверг ватажников в ступор.

Виктор, тяжело дыша, откинулся на подушку. Задумчиво уставился в потолок. Вот оно, стало быть, как получается! Тогда, на подворье воеводы, уж думал, что отболело, а на поверку выходит – нет. Не для гостей воеводы он давал то представление, так что на время позабыл о своей боли. Ненадолго, но позабыл. И предался веселью, как бывало раньше. Он лицедействовал ДЛЯ НЕЕ. Сам о том не знал. Просто решил, что отпустило, как только занялся тем, чем раньше занимался с упоением. Но ведь тому могла обрадоваться скоморошья душа, а ее в этом теле уж давно нет. Воспарила она в небеса, оставив тело ему. Год он не вспоминал о женщинах, относился к ним совершенно равнодушно. А тут словно бес вселился, иззуделся весь. И как только вернулся – побежал сюда. А теперь вот пришло и осознание. Был он не с этой помятой и потасканной бабой, а, не отдавая отчета себе, держал перед взором молодую, ладную и, оказывается, все такую же желанную Смеяну. И что, теперь все сызнова?

По счастью, опасения оказались напрасными. Как говорится, спустил пар – и слава богу. На следующий день вернулся на место службы Градимир. Этот, как видно, отдохнул и набрался сил, а потому решил проехаться по окрестностям и не придумал ничего иного, как потащить с собой и десяток разведчиков. Оно и ладно. В походе дурным мыслям не место, там голова забита иным.

— Вызывал, воевода?

— Проходи, Добролюб, садись. – Градимир указал на лавку перед собой.

Что же, оно вроде и честь, но так уж повелось, что десятника Смолин чтил наравне с сотниками. Правда, не на людях, все же статус того был куда ниже. На совет его никто никогда не приглашал, все же сотенные начальники не худородны, а потому сидеть за одним столом со вчерашним татем им не с руки. Подумаешь, не пробавлялся лихим делом в их отечестве, это не главное. Руки по локоть в крови, и кровь та не вся воинская. Опять же грабежом жил и на награбленное справу своим татям прикупил отменную, такую, что и бояре позавидуют. Тать он и есть тать, и нечего людям их положения считать его ровней себе. Воевода – это дело иное, ему по роду деятельности положено, вот пусть и общается, а у них нет желания выслушивать мнение того, с кем и говорить–то зазорно.

Пробыв некоторое время безвылазно в крепости, Виктор в полной мере ощутил свое положение. Стало ему понятно, отчего воевода все время старался их услать за стены, как говорится – с глаз долой, чтобы не отсвечивали лишний раз. Только тогда непонятно, для чего его на службу тянули, да так, что не было возможности отказаться. Впрочем, может, все дело в том, что Смолин–младший решил отплатить добром за то многое, что этот человек сделал для него лично. Своеобразно так отплатил, взяв за глотку и определив на службу, но все же он действительно помог Добролюбу. Как оно сложилось бы, бог весть, а так хоть и подневольный, но цел, и люди его в безопасности. Отношение начальника к ним весьма ровное, даже можно сказать – они у него в фаворе.

Хорошо еще, что в горнице не было Бояна. Этот страшно не любил Виктора. Будь его воля, весь десяток к ногтю прижал бы да держал в черном теле. А после свадьбы и вовсе стал волком смотреть на Добролюба. Вот отвлекись малость – и порвет на части. Хоть убейте, а с чего такая милость, Виктор никак не мог понять. С заместителем воеводы он практически не общался. А то, что десяток находится в прямом подчинении у Градимира, так это к нему вопросы. Чего ядом на разведчиков–то брызгать?

— Опять погонишь леса шерстить? – проявил любопытство Виктор.

— Нет. Это теперь не наша забота. На днях прибудут полсотни пограничной стражи, они и займутся контрабандистами.

— Пограничная стража?

— Указом великого князя создан Пограничный приказ. Набрали первые четыре полусотни, служба их начнется с Турани, они и станут стеречь границу. На следующий год заставы по другому порубежью выставятся.

— Это что же, заставы у нас станут ставить?

— К чему лишние расходы? Есть пограничные крепости, вот у нас и поставят казармы, место, чай, найдется. Опять же на охрану заставы отвлекаться не надо, будут только границу блюсти.

— Выходит, кончились наши шастанья по лесам?

— Ишь, размечтался. По границе шастать более не будете, это так, да только за тракт мы по–прежнему в ответе, поэтому колесить по округе придется. Другое дело, что твоими стараниями в уезде пока ватаг лихих нет, поэтому достаточно простых патрулей, а с этим и посадские управятся.

— А ты, выходит, теперь думу думаешь, как быть с нами? Куда отослать, чтобы глаза не мозолили честным воинам?

— А ты не ершись. Никто тебе не виноват, что ты на большую дорогу подался.

— Так ведь не здесь, а у ворога застарелого.

— С коим у нас мир на вечные времена.

— В который раз?

— Еще малость – и договоришься.

— В пыточную отправишь?

— Хуже. Не отправлю в Звонград.

— А какая мне там радость? – искренне удивился Виктор. Он точно знал, что в граде, кроме проблем, его ожидать ничего не может. Если подьячий позабыл про обиду, то Волков готов съесть без соли собственные сапоги, причем ни разу не отмытыми.

— А ты и позабыл, о чем просил полкового воеводу после того, как с ватагой расправился?

Вообще–то нет, но тут такое дело: не хотелось бы покупать подворье Истомы по реальной цене, а с того времени только пара месяцев минула. Неужели воевода так быстро цену скинет? Впрочем, чего тянуть? Приличествующее время выдержал – и вперед, все равно известно, кому то подворье достанется.

— Так времени прошло всего ничего.

— Батюшка решил, что достаточно, так что послезавтра на торг выставит. Потом, там ведь не просто подворье, но и холопы в придачу, душ сорок вместе с детьми и стариками, всех накорми и содержи – накладно.

— А что же их отдельно не продали?

— Потому что они как одно проходят. Знаю, что холопы тебе ни к чему, но ничего – продашь.

Напоминать о том, что для казны содержать четыре десятка человек никак не может быть накладным, потому как Истома был весьма богатым купцом и вся его кубышка вместе с товаром перешла в эту самую казну, Виктор не стал. Да и смысла нет. Как ни крути, а теперь все это изъято и холопы содержатся за счет града. Ну раз уж так, то нужно собираться и валить.

— Людишек–то забирать?

— Забирай. Нечего им тут делать. Не то скоро уж в ножи со стрельцами друг дружку возьмете.

— Не было в том нашей вины, воевода. Ты же ведаешь, что они первые Тихоню тронули.

— Они говорят иное.

— Я Тихоне верю.

— А я – воинам.

— Тихоня никого пальцем не тронет первым, но и не попустит никому, а тот стрелец удумал калеку толкнуть, ну и огреб по зубам.

Паренек вообще оказался камнем преткновения. Поначалу воевода, как увидел Тихоню, тут же закусил удила, мол, только калеки не хватало на службе. Виктор мотивировал его присутствие тем, что парень не на службе, а просто будет присматривать за хозяйством десятка и заниматься его бытом, казне это не будет стоить ни полушки. Воевода пытался надавить на то, что простолюдину в воинском стане делать нечего, однако Виктор заметил, что в таком случае отряд будет вынужден выходить в разъезды не в полном составе, потому как имущество оставлять без пригляда не дело. Тяжко было, но уговорил.

• Предыдущая
• 59/65
• Следующая