Лютый зверь - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич - Страница 58

• Предыдущая
• 58/65
• Следующая

Были и приятные моменты: сытная кормежка, теплая и мягкая постель, а главное, им доверили огненный бой. Однако все эти удовольствия были с неким душком. Кормили сытно, но сытыми они не были – слишком много сил уходило, пока парней гоняли. Все съеденное очень быстро растрясалось. Спали по–людски, да только оценить того не могли. Добирались до коек, едва волоча ноги, и проваливались в сон без сновидений. На рассвете просыпались в таком состоянии, будто и не спали вовсе, а всю ночь вкалывали, как проклятые. Стрельба – занятие, конечно, интересное, если пару–тройку раз пальнуть. Но когда уж плечо саднит, когда более сотни раз отрабатываешь заряжание, всюду таскаешь за собой этот мушкет, от которого уже неодолимо хочется избавиться, какой уж тут интерес! Одним словом, ко времени отъезда Виктора они уже были убеждены, что на каторге куда лучше.

Несмотря на ранение, последний из рекрутов был в самой выигрышной ситуации. Находился на излечении, взирал на все эти безобразия со стороны. Специально для него из Обережной привезли бабку Любаву, чтобы излечила как полагается и скоренько на ноги поставила. Раненый шел на поправку, только настроение его от того не улучшалось, скорее наоборот. Жилье у всех четверых было одно, и он видел, как достается парням. Правда, никто ведь и не обещал, что жизнь будет сладкая и беззаботная.

Все. Пора и честь знать. Сколько там будет гулять воевода – неизвестно. Но к его прибытию десяток должен быть в крепости. А долго ему гулять никак не получится. Заместитель – в женихах, ему бы после свадьбы с молодой женой помиловаться, как оно издревле заведено. Так что только лишь приличия соблюсти – и сразу в крепость, где сейчас за главного один из сотников.

— Опять ты, Тихоня.

— Тетка Беляна, я ведь никакой работы не погнушаюсь.

— Знаю. Есть будешь?

— Не за подачкой я пришел.

— Да ведаю я, ведаю. Стало быть, будь гостем и садись за стол. И нечего брови хмурить. Иль обидеть хозяйку возжелал?

— Никого я обижать не хочу, тетка Беляна, да только какой я гость…

— А это не тебе решать, – строго отрезала женщина. – Коли назвала тебя гостем, то и веди себя как подобает.

Виктор глянул на молоденького паренька, и что–то шевельнулось в памяти. Тот стоял, скособочившись, за спиной обозначился горб. Видно было, что некогда парень телом был ладен, а лик и сейчас у него пригожий. Добрый должен был получиться муж, да только не повезло. То, что увечье его не от рождения, было прекрасно видно любому.

— Беляна, что за добрый молодец? – спросил Виктор так, чтобы не услышал парень, перед которым улыбчивая деваха уже выставляла миску с кашей и кружку с квасом.

— Тихоня. Из вольных. В лесной деревеньке жил. В тот год, ну когда… Его деревом придавило.

— А-а, помню. Его тогда бабка Любава вместе с твоим Гораздом лечила.

— Он и есть.

— А чего он тут–то?

— Работу ищет. Уж в третий раз приходит.

— Так взяла бы. Парень–то хороший. И видно, что работящий. А главное – видно, что голоден, но даром питаться не желает. Или я чего не ведаю?

— Все верно, Добролюб, да только какой из него работник. Силы в нем нет никакой, увечный.

— Я слышал, горбуны обладают силой невероятной. Отец Небесный будто одаривает их взамен увечья.

— Слышала я о таком, но это ежели с рождения. А тут – вон хворый он. В отчем доме–то помогал, как мог, да только из сил выбивается быстро. И толку от него меньше, чем от деда дряхлого.

— Нешто родители хлебом попрекнули?

— Сам не захотел оставаться нахлебником. Глянь, вот и отец его заявился. Опять станет уговаривать вернуться. – Женщина кивнула в открытое окно, через которое были видны ворота, где и впрямь появился какой–то крестьянин. – Я бы взяла его. Да я же не хозяйка, тебе решать.

Показалось или и впрямь с надеждой спросила? Нет, не показалось. И взгляд умоляющий. Женское сердце, оно такое.

— Иди, Беляна.

Виктор продолжал завтракать и наблюдал за тем, как к пареньку подошел крестьянин, стал что–то втолковывать. Парень, набычившись, упрямо мотал головой и забрасывал в рот кашу полными ложками. Видно, что не от жадности. Просто понимает, что уж если выпала возможность, нужно поесть. Но и вести беседу с отцом при посторонних не желает. Чем беседа закончится, тоже было ясно: уйдет крестьянин снова один. Волков и сам не знал, отчего проникся симпатией к Тихоне. Быть может, потому что и сам был калекой. Нет, лицо его тут ни при чем. Увечной была его душа. Так что пусть травмы и разные, но оба они инвалиды.

— Парень, я слышал, ты работу ищешь? – опускаясь напротив, спросил Виктор.

— Ищу, – хмуро буркнул Тихоня, но в глазах сверкнул огонек.

— А что умеешь?

— Я за любую работу возьмусь, чего не знаю, постигну быстро.

— И за женскую возьмешься?

— Сказываю же, за любую.

— Дом прибрать, мужиков обстирать, снедь сготовить, раненых обиходить. А случись тяжелые, так и ходить за ними, как за детьми малыми?

— В свой отряд сватаешь? – Аж голос зазвенел.

— Ну не на это же подворье. Тут Беляна хозяйка. Я только в память о прошлом, почетный гость. В Обережную поедем.

— Так не возьмут. – В глазах – расстройство и печаль.

— Это не твоя забота. И потом, я тебя не на рать сватаю, будешь на хозяйстве.

— Согласен.

— Да как же так–то! – вскинулся не на шутку разволновавшийся отец.

Крестьянин и впрямь рассчитывал уговорить сына вернуться домой. Тем более что работу тот найти никак не мог. Ни мельник, ни кузнец, ни кто иной не хотели связываться с увечным. Тот, может, уж и подался бы в Звонград, да путь этот пешком ему не одолеть. Сюда–то с великим трудом добрался. И вот такая напасть! Нашелся тот, кто подал этому молодому охламону надежду, а тот и радешенек. Шрамы Виктора отца ничуть не смущали, эка невидаль. Знает он этого вояку. Когда–то трактирщиком был, потом лихим делом пробавлялся, за что все его Вепрем кличут. Сказывают, бедокурил он только в Гульдии. Там и прозвище заработал, которое молва людская сюда донесла. Знал и то, что ныне этот аспид на службе в Обережной. Ну и как с таким отпускать родную кровинушку!

— Ты за сына не переживай. К делу приставлю. Будет он свой хлеб есть, честно заработанный. Опять же бабка Любава при мне живет в Обережной. Глядишь, окрепнет парень под ее приглядом.

— А тебе какая печаль калеку привечать? – не сдавался отец. Да и кто захочет отпустить сына? Только сволочь какая. Мужик перед Виктором сидел правильный, так и сына воспитал.

— А я все сказал. Мы все время в разъездах. Сейчас уехали, а имущество без пригляда осталось. Пришлось все из дома выносить и на постой определять. Да это мы еще загодя выходили. А ну как всполошимся и умчимся, кто за всем присмотрит? Тотчас пожиткам нашим ноги приделают.

— Гляди, Вепрь ты там или еще кто. За сына спрошу строго.

— Не Вепрь я, Добролюбом кличут.

— Все одно спрошу.

— Конечно, спросишь, на то и кровь родная. Так как, благословляешь сына?

— Пусть будет так.

— Зван!

— Я, атаман.

— Сколь раз говорено – не «атаман», а «господин десятник».

— Гм. Слушаю, господин десятник.

— Попроси у Беляны бедарку, сажай этих и бабку Любаву да езжай пожитки паренька забери. А после в Обережную двигайте.

— Дак зачем он нам?..

— Зван, тебе приказ ясен?

— Приказ ясен.

— Вот и выполняй, остальное не твоего ума дело.

— Слушаюсь.

До Обережной добрались без приключений, задолго до наступления темноты, хотя и выехали, припозднившись. Потом еще и брели неспешно, поджидали, пока нагонит Зван на бедарке с лекаркой и новым членом отряда. Блажь атамана никто так и не понял. Но, видно, он знает, что делает, пусть его. Смущало то, что содержать паренька придется из общей казны. Правда, у Добролюба и самого есть немалая доля, так что, может, возьмет парня на свой кошт. А если нет, так невелика и беда, одного уж прокормят.

Воевода еще не вернулся. Оно и к лучшему, хоть отдохнуть можно будет, поваляться. Иное дело Горазд. Его оставили на постоялом дворе, дабы он продолжал вытрясать дух из новобранцев. Так уж повелось, что учить можно только тому, что сам умеешь делать. Раньше они своим примером подбадривали новичков, теперь же парню придется отдуваться самому. Можно было оставить и кого–то другого, но только Виктор лишь сейчас начинал учиться подставлять свою спину людям. А Сохатов давно уж был его, потому и мутных мыслей у парней не станет заводить. Да и просто пусть побудет с семьей. А то укатил месть творить, а дома такие новости, что чуть до греха не дошло.

• Предыдущая
• 58/65
• Следующая