Энгельс – теоретик - Багатурия Георгий Александрович - Страница 24

Политическая экономия уже самим своим названием предполагает классовый подход, обязательную партийность, пристрастное отношение, защиту и обоснование экономических и политических интересов определенного класса. Буржуазная политическая экономия с самого начала своего существования была наукой обогащения буржуазии, хотя формально речь шла об обогащении народа, или нации. Узкоклассовые интересы собственников основных средств производства попросту отождествлялись с интересами всего общества.

Пока буржуазия была восходящим классом, ее апология отвечала в общем и целом требованиям исторического прогресса. Однако по мере обострения противоречий между общественным характером производительных сил и их буржуазной оболочкой восхваление буржуазных порядков все более вело к утрате буржуазной политической экономией элементов научности, к ее явной и всеобщей вульгаризации. Партийность буржуазных экономистов, продолжающих стоять на позициях незыблемости капиталистической собственности, перестала совпадать с научной объективностью, пришла в полное противоречие с требованиями объективного научного анализа.

На смену экономическому и политическому господству буржуазии, как это впервые было доказано Марксом и Энгельсом, идет новый класс, пролетариат, призванный совершить глубочайшую социальную революцию. Вывод о великой исторической миссии пролетариата вытекает из объективного анализа объективных процессов в решающей сфере общественной жизни – в сфере производства. Поэтому у тех ученых, которые открыто встали на сторону рабочего класса, их последовательная партийная позиция является в то же время выражением высшей научной объективности. Своими многочисленными исследованиями, яркой и разнообразной публицистикой по политико-экономическим проблемам, как и, разумеется, по всем другим проблемам, которых касался этот на редкость универсальный человек, Энгельс давал безупречный и достойный пример сочетания неподкупной, строгой партийности с совершенной объективностью, полным соответствием изложения логике и истории предмета.

Большое методологическое значение для политической экономии имеет правильный выбор соотношения между логическим и историческим, нахождение в каждом случае, применительно к особенностям рассматриваемого явления, изучаемой категории, разумной меры логического и исторического подходов. Пренебрежение одним в пользу другого обедняет результат, ведет к таким выводам, которые не вскрывают сущность, искажают ее. Упомянутая «историческая школа» пренебрегала внутренней логикой экономических процессов, и поэтому ее труды носили крайне поверхностный, чисто описательный характер. Ее выводы были бессистемны. Лучшие из лучших буржуазных экономистов – Смит, Рикардо – старались раскрыть суть товарно-капиталистических отношений, на этом пути снискали немалые заслуги перед наукой, но в то же время они видели окружающий внешний мир статическим, лишенным исторического движения. Теоретическим категориям и выражаемым ими отношениям буржуазного общества Смит и Рикардо приписывали вечный, неизменный характер. Эта абсолютизация добытых знаний и достигнутой ступени общественного развития обусловила решающую слабость всей школы буржуазных классиков.

Маркс и Энгельс были первыми среди экономистов, которые не только осознали, но и на деле реализовали принцип сочетания логического и исторического, настоятельно диктуемый самими особенностями политической экономии как науки абстрактно-логической и исторической.

До появления «Капитала» наиболее значительным воплощением этого принципа оказался первый выпуск работы Маркса «К критике политической экономии» (1859 г.).

В этой работе указанный принцип проводится не будучи прямо подчеркнутым и сформулированным. Энгельс в рецензии на книгу своего друга, опубликованной газетой «Das Volk» через пару месяцев после выхода книги из печати, обратил внимание на этот сугубо важный момент, воздал должное одному из крупнейших достижений творческой, поистине новаторской и революционной мысли Маркса как в области политической экономии, так и философии.

Свою критику политической экономии Маркс, подчеркивает Энгельс, предпринял на основе им же выработанного метода.

К началу творчества основоположников марксизма наука располагала в сущности двумя методами исследования. С одной стороны, была гегелевская диалектика в абстрактном, спекулятивном, т.е. идеалистическом виде, какой ее оставил после себя Гегель. С другой стороны, наблюдалась отрицающая всякое развитие метафизика, следуя требованиям которой буржуазные экономисты, как выразился Энгельс, «писали свои бессвязные толстые книги»[106].

Метафизический метод был разгромлен Кантом и в особенности Гегелем. Непригодность его стала после этого очевидной. Но если им продолжали еще пользоваться, то потому, что боялись диалектики Гегеля, не понимали способа его мышления, потому, наконец, что и самый этот способ был внутренне противоречивым, нуждался в основательной критике, а задача такой критики представлялась весьма нелегкой. «Маркс, – писал Энгельс, – был и остается единственным человеком, который мог взять на себя труд высвободить из гегелевской логики то ядро, которое заключает в себе действительные открытия Гегеля в этой области, и восстановить диалектический метод, освобожденный от его идеалистических оболочек, в том простом виде, в котором он и становится единственно правильной формой развития мысли. Выработку метода, который лежит в основе марксовой критики политической экономии, мы считаем результатом, который по своему значению едва ли уступает основному материалистическому воззрению»[107].

Выработав метод материалистической диалектики, надо было далее решить, как же им пользоваться, ибо, как указывает Энгельс, даже согласно требованиям нового метода, созданного Марксом, критику политической экономии, политико-экономические исследования формально можно было проводить двояким образом: исторически и логически.

На первый взгляд может показаться, что историческая форма исследования имеет преимущества большей ясности. Во всяком случае, она более популярна. В самом деле, и в истории, и в научном отражении ее событий в общем и целом наблюдается известная ступенчатость: развитие от более простых к более сложным отношениям. Однако верное и самое подходящее на первый взгляд при ближайшем рассмотрении может стать и не совсем верным и не самым подходящим. История, говорит справедливо Энгельс, часто делает скачки и зигзаги, поэтому строгое следование за ее поступью могло бы увести в сторону от главного, требовало бы привлечения огромного материала, не являющегося существенно важным, вело бы к ненужным перерывам мысли. Отсюда необходимость для ученого, для политико-эконома пользоваться историческим методом, прослеживать действительное развитие, но так, чтобы над исследованием не довлела историческая форма, чтобы исторический метод был освобожден от случайностей, затрудняющих анализ того или иного явления, прослеживание внутренних закономерностей, логики процесса.

На первом плане у ученого должен стоять логический метод, однако понятый не как некая противоположность исторического, а как тот же исторический, но откорректированный в соответствии с требованиями политической экономии. Экономист берет под свой «микроскоп» историю без зигзагов, анализирует исторический путь категорий, стараясь, однако, раскрывать их суть на примере уже вполне развитых форм. «С чего начинает история, – читаем мы у Энгельса, – с того же должен начинаться и ход мыслей, и его дальнейшее движение будет представлять собой не что иное, как отражение исторического процесса в абстрактной и теоретически последовательной форме; отражение исправленное, но исправленное соответственно законам, которые дает сам действительный исторический процесс, причем каждый момент может рассматриваться в той точке его развития, где процесс достигает полной зрелости, своей классической формы»[108]. Действительный исторический процесс образует объективную основу логического мышления. Выведение логических определений должно опираться на действительную историю. Логическое и историческое в конечном счете должны совпадать. Кроме того, логическое развитие, подчеркивает Энгельс, вовсе не должно ограничиваться чисто абстрактным изложением. Напротив, для него обязательны исторические иллюстрации, постоянное обращение к действительности.