Братство талисмана - Саймак Клиффорд Дональд - Страница 9
- Предыдущая
- 9/51
- Следующая
– Этот бренди – ваше больное место, милорд, – улыбнулся Дункан.
Отец раздул усы.
– В этом доме столетиями делался хороший бренди, и мы этим гордились, потому что здешний климат не для винограда. Но мы подрезали, прививали и ухаживали за черенками, пока не получили вино, могущее поспорить с Гальским. И скажу тебе, сын, этот бочонок нелегко достался нам. Его преосвященство хорошо сделает, если будет расходовать его экономно, потому что другой он получит нескоро.
Некоторое время они молчали, наслаждаясь жаром камина. Наконец, старый лорд зашевелился в кресле.
– То, что мы делаем с виноградом, мы делали и с другими вещами. Наш скот на несколько центнеров тяжелее, чем в других частях Британии. Мы вывели хорошую породу лошадей. Наша шерсть одна из лучших. Наша пшеница холодоустойчива, в то время как многие из наших соседей вынуждены ограничиться рожью. С нашим народом происходит то же, что с урожаем и скотом. Семьи многих крестьян и рабов, работающих на нашей земле, живут здесь почти столько же лет, сколько и наша семья. Стендиш Хауз, хотя тогда он так не назывался, появился во времена смуты и неуверенности, когда жизнь человека была в постоянной опасности. Он начинался как деревянный форт на насыпи, защищенный палисадом и рвом, как защищены многие замки даже в наши дни. Мы, конечно, сохранили наш ров, но теперь он стал привлекательным, в нем водяные лилии и другие декоративные растения, его края засажены цветами и ягодным кустарником, а рыба в нем служит как спортом, так и пищей для любого, кто хочет забросить удочку в его воду. Подъемный мост через ров остался на месте. По обычаю, мы каждый год поднимаем и опускаем его – удостовериться, что он все еще работает. Конечно, жить стало сейчас чуть более безопасно, но еще не достаточно. Все еще бродят банды грабителей. Но с годами наш дом стал сильнее, и о нашей силе известно повсюду. Но и триста лет назад никакой бандит и грабитель не осмеливался нападать на наши стены. Случалось, что украдут корову или пару овец – только и всего. Такое бывает и теперь. Правда, я не думаю, что мы обязаны своей безопасностью только прочности наших стен. Всем известно, что наш народ еще воинственный, хотя это всего лишь крестьяне и рабы. Мы не держим армию вооруженных бездельников,в этом нет нужды. Если нагрянет опасность, каждый человек в поместье возьмется за оружие, потому что каждый рассматривает эту землю как свою, хотя она принадлежит нам. Таким образом, в неустойчивом и беспокойном обществе мы создали здесь безопасность и мир.
– Я люблю этот дом, – сказал Дункан, – и мне нелегко оставить его.
– Мне тоже нелегко, сын мой, отпускать тебя, потому что ты пойдешь в опаснейшие места, однако я не испытываю большой тревоги, так как ты умеешь управлять собой. И Конрад – сильный спутник.
– Да. Дэниел и Тайни – тоже.
– Его преосвященство в ту ночь сетовал на недостаток прогресса. Он назвал наше общество застойным. Может, оно и так, но я все-таки вижу в этом кое-что хорошее. Будь здесь прогресс, он обязательно проявился бы в вооружении. А всякий прогресс в армии ведет к постоянной войне, потому что любой вождь или занюханный королишка, получив новое оружие, стремится испробовать его на соседе, полагая, что оно даст ему преимущество.
– Все наше оружие, – сказал Дункан, – исторически личное оружие. Каждый человек должен стоять лицом к врагу на расстоянии вытянутой руки. Лишь немного служит на более дальнюю дистанцию – копья и дротики, но они неудобны, так как их нельзя вернуть назад и бросить второй раз. Они, как и праща – дистанционный фактор. Да, пращой трудно пользоваться: оружие неточное, издалека малоопасное.
– Ты прав, – согласился отец. – Такие, как его преосвященство, оплакивают наше положение, но, по моему мнению, нам очень повезло. Мы достигли такой социальной структуры, которая служит нашим целям, и всякая попытка ее изменения может вывести нас из равновесия и принести множество бед, о большей части которых мы и не подозреваем.
Неожиданный холод и дыхание мороза отвлекли Дункана от воспоминаний. Он открыл глаза и увидел лицо духа, если это можно было назвать лицом. Оно больше походило на темный овал крутящегося дыма в белизне капюшона. Никаких черт лица не было, просто дымный водоворот, однако у Дункана было впечатление, что он смотрит прямо в лицо.
– Сэр дух, – резко сказал он, – в ваши намерения входило разбудить меня так неожиданно?
Дух согнулся, и было странно, что он мог согнуться.
– Я хотел спросить вашу светлость. Я сначала спросил отшельника, и он рассердился, потому что не знал, как ответить, хотя как человек святой он мог бы знать. Я спросил вашего высокого спутника, так он только заворчал в ответ. Он был оскорблен, что дух смеет с ним разговаривать. Если бы он думал, что во мне есть какая-нибудь субстанция, он, наверное, протянул бы свои окорокообразные руки и задушил меня. Но меня уже больше не задушишь. Я был вполне достаточно задушен, шея, я думаю, сломалась. Так что теперь я, к счастью, недоступен для подобной низости.
Дункан откинул одеяло и сел.
– Судя по твоему длительному вступлению, твои вопросы необыкновенно важны?
– Для меня – да, – ответил дух.
– Может, и я не смогу на них ответить.
– В таком случае, вы будете не хуже всякого другого.
– Ладно, давай спрашивай.
– Как по вашему, милорд, почему я ношу такой наряд?
Я, конечно, знаю, что все духи ходят в таком виде, полагаю, что дух какой-нибудь королевы должен быть одет в черное. Ведь я не был в такой белоснежной мантии, когда меня повесили на дубу. Я был в грязных лохмотьях и страшно боялся, что, повиснув, испачкаю их еще больше.
– Ну, – сказал Дункан, – на этот вопрос я не могу ответить.
– По крайней мере, вы оказали мне любезность, дав честный ответ. Вы не ворчали и не огрызались.
– Может быть, кто-нибудь изучавший такие материи мог бы ответить тебе. Кто-нибудь из служителей церкви, например.
– Ну, я вряд ли скоро встречу служителя церкви, так что я ничего не узнаю. Это не так уж важно, но иной раз беспокоит меня, и я долго размышляю над этим.
– Мне очень жаль.
– У меня есть еще один вопрос.
– Давай. Но ответа обещать не могу.
– Я хотел бы знать, почему это случилось именно со мной. Не все умершие, даже те, кто кончил насильственной или позорной смертью, получают облик духа. Если бы так было со всеми, мир был бы полон духов, и им пришлось бы перейти в другие плоскости. Для живых не осталось бы места.
– На это я тоже не могу ответить.
– В сущности, – сказал дух, – я не был по-настоящему грешной личностью. Я был презренным, но мне никто не говорил, что это грех. Конечно, у меня были грехи, как у каждого, но, насколько я понимаю, это все были небольшие грехи.
– Когда мы впервые встретились, ты жаловался, что у тебя нет собственного места, где ты бы мог являться.
– Я думаю, если бы такое место у меня было, я был бы счастливее, хотя, может быть, духу не полагается быть счастливым. Ну, хотя бы довольным. Наверное это правильно, чтобы дух чувствовал удовлетворение. Будь у меня такое место, я имел бы определенное задание и мог бы его выполнять. Но если в это задание входит бренчание цепями и завывания, то это мне не по вкусу. Если это делать с оглядкой и лишь чуть-чуть показываться людям, тогда еще ничего. Если у меня нет места, где являться, и нет работы, то, может, это возмездие за мой образ жизни, как вы думаете? Я скажу вам то, что не говорил никому и не хотел бы, чтобы вы пустили об этом слух: если бы я хотел, я мог бы делать какую-нибудь работу и жить честно, а не просить милостыню на паперти. Легкую работу, конечно. Я никогда не был сильным человеком, я был слаб, как ребенок. Удивительно, что родители сумели вырастить меня.
– Ты поднимаешь так много философских вопросов,что я не могу с ними справиться.
– Вы говорили, что идете в Оксенфорд. Наверное, посоветоваться с какимнибудь великим ученым – иначе что там делать? Я слышал, что там много великих ученых церкви и что там происходят ученые диспуты.
- Предыдущая
- 9/51
- Следующая
