Пресс-хата для депутата - Рыжков Владимир Васильевич - Страница 33

• Предыдущая
• 33/73
• Следующая

— Не помню я… — пробормотал я, и думал, что он отстанет. Не тут-то было!

Он просто сделал прочерк в журнале и снова спросил:

— Год рождения?

— Не знаю… — буркнул я.

— Домашний адрес?

— Понятия не имею…

Врач отложил ручку, закрыл журнал и подсел поближе. Похоже, он мной заинтересовался всерьез. А что, ему достался оригинальный пациент. Здесь таких давно не было! Тут, наверное, больше попадаются те, которые любят рассказывать о себе все — о своих болячках, о своих семейных проблемах и прочей ерунде. А такие молчуны, как я, здесь большая редкость.

— Ну, и на что жалуетесь? — спросил он.

— На память, — сказал я чистую правду. — Ничего не помню. Все забыл.

— У вас что, амнезия?

— А черт ее знает? Называйте, как хотите, только больше не приставайте!

Врач подсел еще поближе, переставив стул. Ему стало совсем интересно. Наверное, он еще никогда не занимался такой необычной болезнью, как у меня. И хотел испытать на мне собственные методы лечения. Поди, уже начал грезить о диссертации. Но он здорово просчитался, мою болезнь нельзя вылечить вообще. Только пустая трата времени и сил. Но об этом я ему говорить не стал. Пускай человек хоть понадеется!

— С памятью шутки плохи, — доброжелательно сказал он. — Это вам не желудок или печень, что вполне излечимо. Если память больна — это намного серьезней. Тут обычными препаратами не обойдешься. И хирургия не поможет. Капитальное лечение нужно. Всех органов сразу. И лучше с головы начинать.

— Ну, хоть есть надежда? — уточнил я. — А то у меня ее уже давно нет.

— Надежда всегда есть. Но лечить долго. Годы. А без памяти жить — тоска. Если человек себя не помнит, он такого может натворить!

Я посмотрел на него, оторвавшись от пятна на потолке, приподнялся на локтях и сел на кушетке, спустив ноги на пол. На полу тут же растеклась лужа. Мне стал интересен этот разговор. Все-таки он поверил, что я ничего не помню. Уже хорошо! Другие даже не удосуживались и на это.

— Что натворить?

— Да все что угодно! Родных из дома выгонит, разрушать что-нибудь начнет, а потом вообще убивать станет.

— Не может быть! — не поверил я его словам.

Они резанули мне по самому нутру. Неужели человек без памяти начинает убивать других! Просто не верится! Ведь это только подтверждает версию, выдвинутую одной молодой особой вчера утром. Неужели она была права! Значит, все-таки это я грохнул того типа, о чем благополучно забыл. Черт возьми, но почему сейчас мне не хочется никого замочить! Ну, нет у меня такого желания, и все тут! Хотя если этот разговор затянется надолго, я, пожалуй, захочу кого-нибудь убить. И мне кажется, что жертвой будет человек в белом халате.

— Может, может, — сказал он. — Такое уже бывало.

— С кем?

— Да с нами! Вот все лечим память, а конца не видно. Неизлечимо!

Мне стало еще хуже. И зачем он затеял этот пустой разговор? Теперь вот и он утверждает, что память вообще нельзя излечить. Не поддается она восстановлению. Что же мне теперь, так и жить никем? Эх, лучше бы я утонул! Хотя, с другой стороны все не так безнадежно! Может, придумать себе какую-нибудь красивую фамилию и такое же красивое имя, да и зажить с чистого листа? Стать совершенно другим человеком? Не все ли мне равно, чтобы было раньше? Главное, что жизнь продолжается, и можно еще вполне порадоваться ею под чужой фамилией.

К нам подошел еще один экземпляр этого заповедника. Больной путался в пижаме не своего размера и тряс протянутой рукой, словно просил подаяние.

— Доктор, дайте мне пилюлю! — жалобно попросил он. Как будто для него это было жизненно необходимо — если сейчас не получит своей пилюли, прям тут и откинет копыта.

— А что у вас болит? — спросил врач.

— Ничего не болит.

— Так какую пилюлю давать?

— Вам видней, — больной пожал плечами. — Мы люди маленькие. Какую дадите, такую и примем.

— Понятно…

Врач достал из кармана какую-то блестящую упаковку, вынул из нее одну таблетку, отдал больному.

— Спасибо! — обрадовался тот. — Теперь полегчает.

Он заглотнул таблетку и отошел, довольный полученным зарядом энергии.

— Вот, видите! — сказал мне врач. — Что у него болит, он не помнит, а каждый день пилюли просит. Попробуй, не дай! Всю больницу на уши поставит. Значит, не хотите говорить, кто вы такой!

Ну вот, оказывается, и этот не верит! А еще врач называется! Уж кто-кто, а врач всегда должен верить больному, который жалуется ему на свои болячки. Вряд ли кто-то будет получать удовольствие, если наврет с три короба про то, что у него болит.

— Доктор, я вам правду говорю, не помню я ничего! Ни фамилии, ни адреса, ни года.

— Плохо, — сказал он. — Это первая стадия. Потом может быть ухудшение.

Я тяжко вздохнул. Куда уж хуже? Может, я скоро не только память потеряю, но и вообще способность к соображению? Тогда только один путь — в дурдом. Тем более что меня уже туда привезли. Осталось прописаться.

— Может, меня вообще не существует, а? — поинтересовался я на всякий случай.

— Это вряд ли, — он помотал головой. — Говорить-то вы можете. Значит, существуете.

— Что же мне делать? — с отчаянием спросил его я.

— Вспоминать, — ответил он мне.

Вот хороший ответ, достойный не мальчика, но мужа. По-моему, я только этим и занимаюсь последние два дня, а толку никакого.

— Как? — протянул я.

Врач пожал плечами. Значит, и он не знает, как. И чему их там, в мединститутах обучают? Таблетки давать и пальцы перебинтовывать! Так мы и без них бы справились!

— Ну, не знаю… — сказал он. — Идите обратно. Назад. В то место, где вы память потеряли. Вот вас сюда привезли, так? Откуда?

— С реки.

— И что вы там делали?

— С моста прыгнул.

— Зачем?

И все-то ему нужно знать!

— А что мне еще оставалось…— вздохнул я и сказал в сердцах, вспомнив мое недавнее приключение. — Вот, люди! Видят, человек тонет! Нет, чтоб мимо пройти! Так они спасать лезут! Мешают тонуть…

— Это точно! — согласился он. — У нас не дадут человеку спокойно делать то, что он хочет. А что было до этого?

— Зек какой-то. Он меня за бандита принял. А перед ним Серега.

— Какой Серега? — насторожился врач.

— Друг.

— Ну, друг-то вас вспомнил? — радостно сказал он.

— Нет, — я помотал головой. — Наверное, это был не друг.

— Ну, ничего, не расстраивайтесь! Вы говорите, не помню ничего, а получается, вон сколько! Вспоминайте дальше.

— Потом милиция, — вспомнил я. — Но там тоже не могли установить мою личность. Как ни старались.

Я потер пальцем синяк под глазом.

— Нашли, на кого надеяться! Дальше что?

— Хотел домой прийти, — сказал я и вспомнил, как именно пришел к себе домой. Лучше бы не приходил! — А дом оказался чужой. И жена чужая. Всё чужое! Эта жизнь чужая, доктор. Какая-то другая, не моя. А я хочу свою. Которая только мне принадлежит. Мне надо себя найти, доктор. Очень надо!

— Вы вспоминайте, вспоминайте, — успокоил меня он. — Вот когда дойдете до того момента, когда все, дальше не помните, идите на то место, где память остановилась, и там вспоминайте, что было еще раньше! Ясно?

— Вроде бы… — кивнул я.

Ясно-то ясно, только не получится у меня ничего. Не верю я уже ни во что! Ну, буду ходить по местам боевой славы до посинения, а толку-то! Если я сейчас не могу ничего вспомнить, что было до того, как я память потерял, то с чего это вдруг я там все вспомню? Хотя это тоже способ. Не очень надежный, но он есть. Почему бы его не использовать? Вдруг поможет…

— А может, не надо дальше вспоминать, доктор? — осторожно спросил я.

— Почему не надо? — удивился он.

— Потому как дальше труп будет!

— Чей?

— Мужика труп. Которого я убил. Кажется.

— Так, это уже интересно! — доктор подсел еще поближе. Чтобы лучше меня слышать. Наверное, у него со слухом было не все в порядке. — Значит, вы говорите, что убили человека?

— Убил! Хотя я лично в этом не уверен. Но так говорят. Понимаете, я проснулся в какой-то незнакомой квартире, встал с постели, пошел другую комнату и обнаружил там труп молодого мужчины. Застреленного из пистолета.

• Предыдущая
• 33/73
• Следующая