Пресс-хата для депутата - Рыжков Владимир Васильевич - Страница 32
- Предыдущая
- 32/73
- Следующая
Я оглянулся и, улучив момент, когда рядом никого не было, закинул ногу и перелез ограждение. Встал на выступающий карниз. На нем устоять трудно, но можно, если при этом держаться руками за чугунную решетку. Я посмотрел вниз, в темноту.
Вода плескалась где-то далеко внизу, я даже не слышал ее тихого журчания. Я постоял немного на карнизе, ощущая под собой бездонную пропасть, вдохнул побольше воздуха, задержал дыхание, оторвал руки и полетел вниз.
Полет продолжался недолго, секунды три, вода с шумом приняла меня в свое мягкое лоно. Я ушел в глубину метра на два, хотел выдохнуть воздух, чтобы заглотнуть побольше воды, но не успел, меня потащило наверх, и я оказался на поверхности. Хотел было нырнуть снова, чтобы уйти насовсем, как вдруг чья-то рука схватила меня за шиворот и задержала на плаву, не пуская вниз. Я опять оказался наверху. Со злости я хотел двинуть тому, кто держал меня и не давал насладиться приятной кончиной в теплой воде. Как я ее хотел, как жаждал сейчас! Но, видно, кому-то явно не улыбалось такое завершение моих приключений. Я высунул голову из воды.
Рядом со мной бултыхался какой-то человек — он крепко держал меня за шиворот и не давал возможности окунуться с головой. Свободной рукой он греб к берегу, так что утащить его за собой в глубину мне было не под силу.
— Отпусти, сволочь! — прохрипел я, отплевываясь. — Чего ты вцепился! Плыви себе дальше и оставь меня в покое!
Но, похоже, человек не услышал моей просьбы. Вообще, я заметил за прошедшие два дня, что люди довольно равнодушно относятся к моим просьбам. Может, я неправильно их прошу. А как правильно?
— Куда ж ты лезешь, алкаш! — ругнулся сказал человек. — Здесь же глубоко! Нажрутся, а потом купаться лезут! А ты спасай их!
— Я не лезу, гад! Я топлюсь! — Я попытался вырваться из его хватки, но он меня не отпускал. Видно, силы в нем было немерено.
— Ишь чего захотел! — злился он. — Топится вздумал! Топиться надо в другом месте, а не на пляже!
И человек, загребая свободной рукой и энергично работая ногами, быстро потащил меня к берегу.
Где-то на суше уже слышались крики, и несколько человек полезли в воду. Они быстренько доплыли до нас и подхватили меня под руки. А я почувствовал себя бревном, которое не может утонуть, даже если его затащить на дно каким-то приспособлением, а потом отпустить. Через какое-то мгновение меня уже вытащили из воды и положили на бережку. Кто-то прижал меня коленом к земле, кто-то пытался сделать мне искусственное дыхание, дыша в мой рот своим перегаром, кто-то давил обеими руками на грудь, пытаясь восстановить работу сердца. Но в отличие от памяти сердце у меня работало без проблем. Я отплевывался, отбивался от них изо всех сил и пытался вырваться из крепких объятий. Но мне это так и не удалось.
— Отпустите меня! — орал я благим матом. — Уберите руки! Не давите мне на грудь! Отнесите меня обратно в воду! Я не хочу больше жить!
Но на мой призыв никто не реагировал. Все суетились, пытаясь якобы привести меня в чувство, и мешая друг другу. Кто-то рядом со мной уже звонил по мобильному, видимо, вызывал «скорую помощь». Еще несколько человек тащили какой-то грязный матрас, якобы для того, чтобы меня на него уложить. Все это невыносимо было терпеть.
Не прошло и десяти минут, как подъехала «скорая». Наверное, торчала где-то поблизости на случай утопления кого-нибудь из горе-пловцов. Но я-то пловцом не был, я, наверное, вообще плавать не умел. И прекрасно бы себе утонул, если бы не всякие сердобольные граждане, которым, видно, делать нечего, дай только кого-нибудь из воды вытащить. Может, они тут соревнования устраивают, кто больше народа спасет, вот и хватают всех, кого надо и не надо.
Из машины вылезли два санитара, они подбежали к нам и погрузили меня на носилки. Несмотря на то, что я отбивался и пытался слезть с носилок, они, при активной помощи народа, оттащили меня обратно к машине и запихнули внутрь. Завывая сиреной и блестя мигалкой, «скорая» отъехала, оставляя на берегу веселящуюся толпу. Как же, вот для них радость и веселое развлечение! Они только что спасли человека от верной гибели! А кто-нибудь из этой толпы спросил человека, хочет ли он, чтобы его спасали?
Всю дорогу два дюжих мужичка в белых халатах пытались меня откачать. Я уже не орал и даже смирился со своей судьбой. Поэтому молчал и тупо наблюдал за их упражнениями с моим телом. Просто было интересно, чем все это закончится. Сначала они давили мне на грудь, что было довольно терпимо, но когда они стали бить меня по щекам, якобы для того, чтобы привести меня в чувство, я не вытерпел.
— Поимейте совесть, братцы! — сказал я этим эскулапам. — Сколько можно надо мной издеваться! Я же вам не чурка какая-то! В следующий раз, когда вам попадется покойник, вот и оживляйте его таким способом.
Наконец, они отстали, и я успокоился. Лег на спину и стал глядеть в потолок. Куда они меня везут, меня совершенно не интересовало. Даже если бы они привезли меня на кладбище, я бы не стал особенно возмущаться и смирился с судьбой. Но привезли они меня в какую-то больницу. Перегрузили из машины на каталку, заволокли в двери приемного покоя и бросили в каком-то коридоре. Там были белые обшарпанные стены и грязный серый потолок. Я лежал на спине и изучал желтые разводы на побелке. По коридору шныряли больные в полосатых пижамах, провозили каталки с лежащими больными, изредка проходили люди в белых халатах. Вдоль стен стояли койки с больными, которые не помещались в палатах. Похоже, больница была и так переполнена, чтобы еще сюда запихивать человека, которому уже ничего не нужно в этой жизни. Даже койки с уткой.
Санитары скинули меня с каталки и положили на деревянную кушетку рядом с каким-то столом со сломанной ножкой. Вместо нее под стол подложили толстенную книгу, наверное, справочник фельдшера, который, понятное дело, здесь был никому не нужен. Я почему заостряюсь на этом, потому как эта книга под столом сразу бросилась мне в глаза. Но поскольку мне было на все наплевать, я почему-то сразу успокоился, лег на спину и воззрился в потолок. Я ничего не замечал — ни своей мокрой и холодной одежды, ни снующих мимо меня больных, которые с любопытством разглядывали нового пациента этой клиники, по-видимому, для душевнобольных. Мне было абсолютно все равно. Я уже не хотел ничего — ни узнать своей фамилии, ни вспомнить места работы и даже до жены мне не было никакого дела. Была она у меня или ее не было — какая, в сущности, разница для человека, обреченного прожить оставшиеся дни в полном забытьи.
Пришел какой-то худой человек в грязном белом халате и белой шапочке на затылке, уселся рядом со мной за стол и начал что-то яростно строчить в журнале. Наверное, делал заключение по общему диагнозу для всей больницы. По всей видимости, диагноз был неутешительный. Наконец, он оторвался от своего увлекательного занятия и посмотрел на меня. Я об этом догадался, поскольку на него не смотрел, а изучал черные разводы на потолке.
— Больной, как ваша фамилия? — спросил он. Кажется, меня. Точно меня, ведь кроме нас двоих вокруг никого не было. А полегче он не мог придумать вопроса? Так я ему сейчас на него и отвечу!
— Капустин, — ответил вместо меня какой-то больной в мятой пижаме, проходивший в этот момент мимо нас. Больной остановился и ждал, когда ему выскажут какое-нибудь пожелание. Например, чтобы выздоравливал поскорее и освобождал место для других. Его жалостливая физиономия так и просила к себе внимания.
— Я не тебя спрашиваю! — огрызнулся человек в белом халате и сказал себе под нос какое-то матерное слово, я даже не разобрал, какое.
Больной постоял еще немного, не получил от врача ничего и пошел себе дальше.
— Эй, вы! Я к вам обращаюсь! Как ваша фамилия? — еще раз окликнул меня дежурный врач, а это несомненно был он, иначе кому бы еще было дело до такого мокрого и несчастного человека, как я.
Я тяжело и громко вздохнул. Ну вот, не дадут спокойно умереть! И чего им всем от меня надо? Теперь будут доставать со всякими дурацкими вопросами, на которые у меня нет ответа. Ладно, так и быть, отвечу ему, а то он сейчас пеной изойдет.
- Предыдущая
- 32/73
- Следующая
