Танцы с саквояжем Вуду - Рэнкин Роберт - Страница 27

• Предыдущая
• 27/50
• Следующая

Я очнулся в некотором замешательстве, чувствуя себя совершенно нелепо. И дело даже не в том, что я получил по башке, а в том, при каких обстоятельствах это произошло! Меня отоварила дама! Вудбайн бы такого никогда не допустил! Пусть дамы вертят тобой, как хотят, уводят по кривой дорожке, даже обманывают, но чтобы по башке! Какой стыд, какой позор!

Но ведь я не Вудбайн.

И вообще, когда все случилось, я был совершенно не в образе. Да и про Барри я забыл. Короче, оплошал, оставил себя без поддержки. Кроме себя, винить некого.

Но хватит разводить нюни.

— Это ты виноват, Барри, — сказал я. — Мог бы предупредить, что она сзади. А еще называешь себя кочаном-ангелом-хранителем!

Барри молчал.

— Хватит дуться, — сказал я. — Просто признайся, что во всем виноват ты, и забудем об этом.

Но Барри по-прежнему не отвечал.

— Ладно, — сказал я. — Виноват не только ты. В основном, но не только.

Но Барри…

— Барри, ты здесь?

Я замотал головой и потер виски.

— Барри? Барри?

Но его не было. Я это просто чувствовал. Голова была совершенно пустой.

— Как это типично! — воскликнул я. — Прямо как боженька. Когда надо, никогда не оказывается рядом.

Я поднялся на ноги и ощупал голову. Не болит. Ни внутри, ни снаружи. Ни шишек, ни ссадин. Самочувствие отличное.

— Видимо, ударила меня чем-то мягким. Но где я?

Я огляделся. Не похоже на переулок, в котором я мог бы оказаться в образе Вудбайна. Вообще ни на что не похоже.

Ни на что, когда-либо мною виденное.

Ни единым штрихом.

Я стоял на совершенно гладкой поверхности, похожей на лед или отполированную пластмассу и уходящей во все стороны. А небо…

— Проклятье! — воскликнул я. — Небо!

Небо было белым. Как бумага. Никогда такого не видел. Но небо ли это? Чем больше я всматривался, тем больше сомневался. Может, и не небо. Может, я находился в каком-то огромном современном здании с белым потолком и пластиковым полом. Вот оно что! Но где бы я ни находился, пора было сматываться.

По крайней мере, надо позвонить в полицию. Я не сделал этого в прошлый раз в отношении моей клиентки — мамы Билли, — заточившей в чемодан инспектора Кирби, но теперь — совсем другое дело. Билли мне не платил и, кроме того, совершил убийство. Он настоящий убийца, а это уже не шутка.

— Где же выход? — спросил я у себя.

— Не знаю, — ответил я. Но все же отправился искать.

Не знаю, что случилось с моими часами, но они остановились. Я расстроился, потому что часы весьма дорогие — «пиаже». Стильная штучка. По качеству наручных часов всегда можно судить об их обладателе. Точно так же можно судить о моральных устоях женщины по ее туфлям. А мой папа мог определить возраст женщины, лишь взглянув на ее коленки. Жаль только, что это умение он не сумел передать мне.

Но я отвлекся. Часы перестали работать, и хотя ноги исправно отмеряли шаги, казалось, что я никуда не двигаюсь. Сколько я прошел? И вообще, я иду внутрь или наружу?

Значит, заблудился. Это факт.

Я вспомнил, что однажды уже попадал в подобную ситуацию. Это случилось очень давно, когда я был маленьким. Папа повел меня в Британский музей, чтобы показать сморщенные головы. Мы шли по Египетской галерее, и я остановился у саркофага в стеклянном ящике. Вертикальные ряды иероглифов меня просто заворожили. Что они означают и кто их начертил? Кто те люди, жившие когда-то, но уже давно усопшие? Я спросил папу, но его не было. Я остался один во всей галерее. Один среди мертвых. Именно тогда я впервые постиг одиночество смерти. Словно гром с неба ударил, и ударил оглушительно. Молодые так далеки от смерти и считают себя бессмертными. Смерть — для престарелых тетушек, бабушек и дедушек. А молодые пусть живут. Их время. И мое. Но я здесь. Один среди мертвых, чье время уже давно прошло.

Я испугался и заплакал.

Заплакал, как плачу сейчас.

Плачу сейчас? Я стер с лица слезы. Действительно, плачу. Но почему?

И где?…

Я огляделся. Я уже не находился один вне пространства. Я находился один в…

Египетской галерее Британского музея.

Она была точно такой, какой я ее запомнил. Я стоял у того самого стеклянного ящика с саркофагом и иероглифами. Тот же запах, то же освещение. Все в точности такое же. И тут меня напугали.

— Ты в порядке, сынок? Потерял своего папочку?

Я посмотрел вверх. И вспомнил этого человека. Он был смотрителем египетских древностей. Именно он нашел меня, когда я был маленьким. Именно он взял меня за руку и повел искать папу.

— Идем, — сказал смотритель. — Поищем его. И протянул руку.

— Нет. — Я отпрянул. — Я уже не ребенок. И меня здесь нет.

И человек растворился. Прямо у меня перед глазами. Исчез.

То же самое случилось и с Египетской Галереей.

Я снова оказался один. Вне пространства. И тут до меня дошло. Одиночество смерти вдруг окружило меня и потекло во всех направлениях.

Я понял, что произошло.

И почему я здесь.

И почему со мной больше нет Барри.

Потому что его обязанности закончились. Потому что он опекает только живых.

А меня больше нет среди живых.

Билли Барнес убил меня.

Я мертв.

Я был мертв.

И зол.

Зол на то, что мертв. Взбешен тем, что мертв, и зол на живых. Я вспомнил, как в детстве болел ветрянкой. И это меня злило. Злили не боль или дискомфорт, а злили все остальные. Злили здоровые, злили те, у кого не было ветрянки. Я сидел у окна своей спальни и глазел на прохожих. Как смеют они быть здоровыми, когда я болею! Такая несправедливость меня злила.

Взрослея, мы привыкаем к несправедливостям жизни, воспринимаем их как само собой разумеющееся. Ничего другого не остается, как надеяться на свои силы и выжимать из этой жизни как можно больше. Но где-то в глубине мы все равно злимся, даже если не можем себе в этом признаться. Злимся, злимся.

Уж я— то точно злился.

А теперь, когда я умер, я разозлился еще больше.

Я не просто смотрел из окна спальни; мой взгляд не упускал ни одного живущего на свете. И богатого, и убогого. Я завидовал и злился на каждого из них. Потому что все они жили, как ни в чем не бывало, а я нет.

Но ни на кого я так не злился, как на Билли Барнеса.

Он виновен в моей смерти, и он ответит за это.

— Я найду его! — воскликнул я. — Настигну! Буду преследовать его, пока он не сдохнет, а затем встречусь лицом к лицу и разобью ему башку!

Мысль о вечной мести слегка меня позабавила, но затем мне в голову пришла другая мысль. Если я мертв, то где я? Не в аду, но и на рай это место определенно не похоже.

Значит, где-то между. Следовательно, Бог еще не решил, куда меня отправить. А раз так, надо поскорее избавится от злых мыслей и планов мщения и настроиться на более тихий и мирный лад.

• Предыдущая
• 27/50
• Следующая