Абхазские рассказы - Гулиа Дмитрий Иосифович - Страница 42

— Куда тебе спешить, проказник?

— Не могу ягненка найти, — еще тише промолвил он, боясь услышать ответ.

— Говоришь, ягненок потерялся? — Мсыгуда резко приподнялась, словно прислушиваясь к далекому голосу. Заглянула в двери, будто увидев что-то, незамеченное мальчиком. Одеяло со скользнуло и он увидел, что она одета.

— Он никогда не уходил со двора, если случайно вышел — мог заблудиться.

— Давно его нет?

— Когда я встал, его уже не было.

— Кто спит до сих пор! Ну и баловник же ты! — Мсыгуда на тянула на себя одеяло, будто не была одетой. — Ты уже не маленький.

— Не мог проснуться, сон одолел.

— Как ты думаешь, почему я простудилась? Подумай, ответь!

Мальчик молчал.

— Я ваш родник расчищала, вот и простыла. Ты об этом знаешь?

Она еще смеет говорить — «ваш родник»! Затемно встает, что бы первой взять воду. В сильную засуху родник мелеет и стоит зачерпнуть кувшин, как вода взбаламучивается. А со своими сплетнями пристает, уже набрав воды.

— Я не упрекаю твою мать. Она, бедная, с утра до вечера на плантации, работает так, что кровь из носу.

Мальчик вздрогнул от такого сочетания — мать и кровь.

— Ты бы встал, взял ведро, мотыгу... Эх ты, лодырь! — она глухо рассмеялась.

Когда она кончит! Сказала бы, если что знает...

— Что за воду вы пили! Сколько пьявок я убила! Жирных, блестящих.

Сколько раз чистила родник мать, а эта раз в год чистит, а разговоров!

— Как мы только выжили! Эти пьявки, не приведи господь, могут присосаться, влезть под кожу и дойти до сердца. Тогда человек погибнет!

Что же это она, он же спешит!

— Может, вы знаете, что о ягнeнкe? — жалобно спросил мальчик.

— Мать ничего не сказала? — Мсыгуда подставила ухо, словно боялась не расслышать ответа.

— Ничего. А что она должна была сказать?

— Куда он мог деться. Наверно, мать знает, — опять она слов но прислушалась к чему-то, — я просила ее продать ягненка.

— Мы его не продаем.

— Ты-то не продаешь, но... — губы, синие, дрогнули в улыбке, словно услышала смешное.

— А что, она продала?

— Нет, нет, я ничего не знаю, — холодно ответила Мсыгуда.

— Знаешь, — погасшим голосом сказал мальчик.

— Что я знаю! — опять засмеялась Мсыгуда. — Посиди, я хочу тебе что-то сказать.

— ...?

— Посиди, посиди.

Мальчик нехотя присел на табуретку, готовый в любую минуту вскочить.

Она, видно, что-то знает. Может сказать, а может и не сказать... Просто хочет его разговорить, чтобы было о чем толковать в своих бесконечных сплетнях.

— Лучше выслушай. Я тебе расскажу о чуде и ты все забудешь, — продолжала она.

— Правду скажешь?

— Клянусь своими покойными.

У мальчика упало сердце: он знал, что Мсыгуда так клянется по любому поводу.

— ...Слушай, родился ребенок, а когда его, выкупав, положи ли в люльку, он заговорил. Клянусь всевышним! Оказывается, он сказал: «Если на этой неделе не будет дождя, война протянется еще 5 лет». Все, что там были, упали на колени, просили у бога помощи. «Если на этой неделе пойдет дождь, война кончится весной, когда пробьются подснежники, — сказал еще ребенок. — Пой дите и принесите подснежники этой весны, один — с запада, другой — с востока, третий — с севера, четвертый — с юга». Они сделали так. Подснежники, принесенные с запада, севера и юга уже совсем увяли, а с восточной стороны — еле живые, слабенькие, уродливые. «Значит, между этими веснами война будет такой жестокой, что мало кто выживет, а большинство уцелевших будет искалечено», — сказал ребенок. Горе, горе, что ждет бедных мальчиков! Несчастные они, несчастны и родившие их. Чтоб разорвало женщин, плачущих, что у них нет детей! Слава господу, у меня нет никого!

Мальчик с досадой встал.

— Оказывается, сейчас забирают на фронт и пожилых, — сердито сказал он. («Не думай, что последнее слово всегда за тобой!»)

— Кто тебе сказал, негодник!? — Мсыгуда растерялась от неожиданности.

— Мать говорила. Она жалела, что единственного мужчину в нашем селе — вашего мужа — могут забрать.

— Почему?! Что, молодые перевелись? — с раздражением бросила Мсыгуда и, спохватившись, спросила: — А кто сказал твоей матери?

Глаза ее зло блестели, словно она собирается ругаться с соседками из-за родника. Мальчик видел, как что-то темное, злое рвалось из глубины К ее губам, уже готовым выпалить, но она не посмела, сдержалась.

— Все говорят, разве вы не слышали? — поддразнил ее мальчик.

— Кто, кто именно?

— Я же сказал.

— Не Качия ли? — пронзительно глядела Мсыгуда, может, дрогнет его лицо.

— Что еще за Качия! — мальчик сердито направился к двери.

— Ах, ты не знаешь Качию?! — Мсыгуда словно собаку натравливала ему вслед.

При чем Качия? Что общего у нас и Качии? Его она стыдит, совестит, а сама здоровая женщина, не убирает постель, чтобы успеть изобразить больную и не идти на работу. А мать его, хоть ее муж сражается в огне и она целый год о нем ничего не знает, работает днем и ночью так, что в самом деле кровь из носу.

Неужели и на войне так?..

Мальчик вернулся домой, еще раз обошел двор, звал ягненка, но встретил пустынность, тишину. Бессмысленно выстроились шеренгой солдат колья изгороди, туман уже поднялся до вершин деревьев и запутался в их ветвях.

Сердце мальчика ныло. Все кругом хранило равнодушное молчание. Он опять вышел на дорогу. Дорога была пустынна. Мальчик не знал, куда еще бежать — все дома закрыты, кто на фронте, кто на работе. Если в каком доме и оставались старики, ничем не могут помочь: глаза их не видят, уши не слышат, сидят, понурив голову, И неведомо о чем думают. Мальчик пересек дорогу и побрел по засохшей грязи переулка.

Качия... Качия, почему она вспомнила о нем? Что нас может с ним связать? Если только он не пришел за налогом или каким долгом. Уже месяц, как его не видно не только в доме, но и в селе.

Может, мать отдала ему ягненка за какой-то долг? Этого не может быть, не могла она отдать ягненка! Да и что можно выручить за ягненка! Не может этого быть! В переулке стояла тишина, если не считать редкого лая собак в этой заводи молчания. Вдруг он увидел корову, выбежавшую из за поворота с громким мычанием навстречу ему. Мальчик испу ганно попятился, но корова близ него остановилась у чьих то ворот и замычала громче. Из-за ворот донеслось протяжное мычание теленка. Наверно, корова недавно отелилась и хотела облизать его своим шершавым языком.

— Иди, иди отсюда! — мальчик услышал надтреснутый старческий голос, отгонявший корову. Он подошел к воротам. Под молодыми яблонями ковылял старик, размахивая посохом. Он и не так уж стар был, просто сильно одряхлел: под его рубахой вы пирали острые лопатки, словно коньки провалившейся крыши.

Мальчик отогнал корову, которая, задрав голову, побежала обратно, обернулась и замычала.

— Кто ты, дад? — старик догадался, что ему кто-то помог.

Мальчик назвал себя.

— Заходи, дад.

Мальчик подошел к старику.

— Как вы там?

— Так.

— От отца есть что-нибудь?

— Нет.

— Э-э, видно, плохо приходится нашей Матери-покровительнице, — старик крепче ухватился дрожащими пальцами за посох, его глаза, почти не различавшие света, покраснели, он с трудом глотнул воздуха, кадык на тощей жилистой шее мучительно за двигался. — И от моего ничего нет. Что же там с ними стряслось, что не могут весточки прислать! А что мы можем сделать? Это уж судьба, что она ни сделает, все хорошо. Да о нас, стариках, и думать не стоит. Лишь бы вы встретились со своими отцами.

Мальчику не стоялось на месте, сама земля его подталкивала, но он не смел прервать говорившего старика.

— Его нет, потерялся. Но как? Если б старик что знал, уже сказал бы.

— Иди сюда, дад, — старик побрел к яблоням. — Погляди, нет ли цветов на них.

Мальчик осмотрел деревья. Яблоньки вытянулись, но молодые ветки требовали подрезки. Цветов не было, да и листья сморщились от засухи. Этой весной все деревья были такими.