Кораблекрушение у острова Надежды - Бадигин Константин Сергеевич - Страница 57

• Предыдущая
• 57/106
• Следующая

Братья повернулись и медленно пошли к избе. Никандр Мясной еле волочил ноги. Они надеялись к весне уговорить кое-кого из мореходов в свою пользу. Кого деньгами, кого слезами.

— Здоровье бы мне, — с яростью сказал Никандр, отойдя в сторону, — своими бы руками задушил проклятое отродье! Теперь он нам до смерти враг.

На большом колоколе соборной церкви в Угличе пономарь по прозвищу «Огурец» отбил полдень. Красно-рыжий огромный петух, клевавший овес возле лошадей, взлетел на коновязь и задорно, словно перекликаясь с колоколом, прогорланил свою песню.

Стояли знойные дни августа. Вчера отошел второй спас. Жители Углича отсвятили в церквах яблоки и мед. Созревшие плоды пахли нежно и пряно. В самом разгаре лето, однако в зеленой кроне деревьев видны желтеющие листья. Пчелы по-прежнему вылетают за добычей из ульев, но полет их стал ленивее, медленнее.

Андрея Ивановича Шуйского принимали в верхних покоях вдовой царицы. Накормили сытным обедом, напоили заморской водкой и красным испанским вином. Шуйский, поглаживая бороду, часто поглядывал на царицу Марью и про себя думал: «Хороша царица, что лебедушка белая. И лицом красавица и телом пышна, неужто одна живет? Хошь и царица, а без мужа — как корова без хозяина».

Андрей Иванович провозгласил первую здравицу про царевича Дмитрия, а вторую — про царицу Марью. Про царя Федора Ивановича вина не пили вовсе.

Нагие пили про Шуйских, Шуйские — про Нагих, пришло время им объединиться. Князья Шуйские не могли в одиночку осилить могучего правителя Бориса Годунова. В начале Шуйские ставили на царя Федора, надеясь, что он разорвет брак с царицей Ориной. Пока Борис Годунов был царским шурином, справиться с ним было очень трудно. Однако надежды Шуйских не оправдались, и Борис Годунов продолжал накапливать силы.

Еще в прошлом году князья Шуйские чуждались Нагих как худородных, а сейчас были готовы соединить с ними судьбу.

После обеда перешли к делу. Прежде всего перед иконой нерукотворного Спаса поклялись всё держать в тайне.

Когда Андрей Иванович и братья Нагие поцеловали икону, царица Марья поднялась с места.

— Негоже мне с думными мужами быть на совете, — сказала она, потупившись. — Что братья порешат, к тому и я присоглашусь. Мне Митеньку накормить надо.

— Иди, царица, — отозвался Михайла Нагой, захмелевший больше всех. — Иди, матушка. Мы и без тебя все пообсудим.

Багровое лицо тучного Михайлы Нагого сделалось влажным, от духоты он расстегнул кафтан. Нравом Михайла горделив и неистов, спуску никому не давал, а племянника своего царевича Дмитрия любил и жалел.

Проводив царицу, немного помолчали. Андрей Шуйский долил в кубок красного душистого вина.

— Скоро блаженному царю Федору конец, — сказал он, стукнув серебряным кубком об стол. — Немного ждать осталось. У нас все готово. Кремль захватим, все царское семейство — в монастырь на постриг: царя, царицу и Бориску Годунова. Пусть вместе наши грехи замаливают…

— Царь-то Федор Иванович давно в монастырь просится, — вступил Михайла Нагой, вытирая полотенцем пот. — А ты, князь, нонешнего медку попробуй, свяченый медок-то.

— Вам, Нагим, — словно не замечая опьяневшего Михайлы, продолжал Шуйский, — мы знак подадим. Коли от нас человек прискачет и привезет икону святого Сергия, немедля выезжайте с царевичем Дмитрием в Сергиев монастырь на молебствие. Народу поболе с собой берите. Там будут ждать наши люди. А потом и во дворец кремлевский. Вся Москва выйдет царевича Дмитрия встречать. Все церкви в колокола ударят.

— А дальше как?

— Дальше… Повенчаем на царство Дмитрия.

— А дальше?

Андрей Иванович Шуйский с удивлением посмотрел на Михайлу Нагого:

— Что ж дальше ты хочешь?

— Царевич Дмитрий не велик еще, царских дел не разумеет. Я про то говорю, что за него решать все дела будут только Нагие и Шуйские. Остальных от престола вон.

— Больше некому, — отозвался Шуйский. — После царя Ивана родов крепких не осталось. Ежели будем друг другу верность блюсти, нас никто не осилит. От Шуйских князь Иван Петрович в совет, а от Нагих? — Андрей Иванович посмотрел на братьев.

— Михайлу хотим, — сказал Григорий Федорович.

— Пусть так.

Братья Нагие и Шуйский выпили еще по большой чаре. Побратались. Отломили по большому куску сотового меда.

— Вас, Нагих, — Шуйский строго посмотрел на братьев, — Бориска хочет в дальние места услать. А царицу Марью Федоровну в монастырь. И царевича Дмитрия он не пожалеет.

Григорий Нагой вынул изо рта обсосанный воск и осторожно положил на стол.

— Знамо, не пожалеет, — сказал он, вытирая сладкие усы.

— Одного он ныне боится — московских купцов. За купцами чернь стоит, — продолжал Шуйский.

— Зачем купцы Бориску не любят? — полюбопытствовал Андрей Нагой.

— Хочет правитель всю торговлю на Москве и других городах агличанам отдать беспошлинно, а своим гостям и купцам пошлину против прежнего увеличит. Наши русские купцы оттого в разор пойдут. Аглицкая королева рада-радешенька, что ни год к Бориске послов засылает и все кланяется и благодарит.

— Вот задача! — воскликнул Михайла. — А Бориске-то какой прок, ежели всю торговлю беспошлинно агличанам отдать?

— Почет ему большой от аглицкой королевы. Уж как она его не величает! И дьяки всё на боярской думе вычитывают. Как-то и кузеном его любимым назвала. И деньги, само собой, и поминки.

Братьев Нагих очень заинтересовал рассказ князя Шуйского.

— Прознали все-таки московские купцы про Борискину хитрость. Нашелся, видать, хороший человек.

— Ежели бы мы, князья Шуйские, о том не рассказали, не узнать бы купцам. Бориска свои дела в великой тайне хранит.

— Бориска прятал, а вы, Шуйские, всё наружу. — Михайла Нагой расхохотался. — Так ему и надоть.

Разговор был долгий. Все приходилось обдумать и решить. Дело затевалось великое и страшное. Совсем не просто свести с престола и постричь в монастырь царя, хотя и тихого, как Федор. Большой грех так поступать с помазанником божьим. Но если другого выхода нет? Если царский шурин Борис Годунов грозит извести и Шуйских и Нагих?!

Пресмыкаясь перед царем Иваном Васильевичем Грозным, князья Шуйские сохранили себя от уничтожения и дождались вожделенного часа. Но когда дорога к власти открылась перед ними, ее заступил царский шурин Борис Годунов.

Дороги князей Шуйских и бояр Годуновых скрестились. Уступать добром никто не собирался.

Во дворце все спали. Никто не заметил царевичеву мамку Василису, спустившуюся из верхних покоев… Прижав ухо к неплотно прикрытой двери, она долго прислушивалась, стараясь запомнить доносившиеся до нее слова.

Дождавшись ночи, из города Углича ускакал в Москву князь Андрей Иванович Шуйский. У земляного вала он встретился с бывшим оружничим царя Ивана, а ныне опальным воеводой Нижнего Новгорода Богданом Бельским. Они разъехались, не узнав друг друга в темноте. И тот и другой поглубже надвинули шапки на глаза и отвернулись.

С тех пор как в Угличе поселился царевич Дмитрий, город сделался как бы заклятым местом. В Москве вокруг имени царевича Дмитрия плелись тайные козни и составлялись заговоры. Углич был связан невидимыми нитями со многими вельможными лицами русского государства. Здесь скрещивались могучие силы. В самом городе и в посаде не одна сотня глаз следила за всеми, кто приезжал в Углич, и уезжал из него. Особенно тщательно следили за теми, кто посещал дворец или сносился со слугами царевича. О всех, кто бывал в Угличе, тайные осведомители немедленно давали знать своим хозяевам.

Не мудрено, что путники, въезжавшие в город и выезжавшие из города, старались скрыть свое лицо, чтобы не быть узнанными.

В то время, когда князь Андрей Шуйский скакал к Москве, Богдан Бельский въехал в Угличский кремль. У ворот он соскочил с лошади, передал сторожу повод и в придачу несколько мелких монет. Он отыскал во дворце маленькую дубовую дверь, ведущую в покои вдовой царицы, открыл ее своим ключом и по узкой лестнице поднялся наверх.

• Предыдущая
• 57/106
• Следующая