Вторая книга сновидений (ЛП) - Гир Керстин - Страница 30

• Предыдущая
• 30/58
• Следующая

На нем снова были джинсы и футболка, а еще он был совершенно сухой, что привело меня в ярость: у него, очевидно, хватило спокойствия в этой ситуации еще и позаботиться о своей внешности, в то время как я пыталась не заблудиться здесь, голая, мокрая, заплаканная и с зелеными ногами.

И, что еще хуже, он наколдовал из ниоткуда халат и протянул его мне. И да, в его глазах была жалость.

– Ты не должна была этого делать, Лив, – тихо сказал он. – Вот, надень.

В то же мгновение мои слезы высохли, и я выпрямилась от клокотавшего во мне гнева. Мне потребовалась доля секунды, чтобы стать полностью одетой и аккуратно причесанной. Я не забыла даже об очках. Теперь я, наконец, четко видела: обитая парчой дверь оказалась прямо возле меня.

– Разумеется, – ответила я, и даже голос мой звучал жестко. Так же холодно, как у сосульки. Я вздернула подбородок и взглянула прямо в серые глаза Генри.

– Мне очень жаль, что я помешала твоему свиданию. Я понятия не имела, что ты предпочитаешь женщин постарше. Она классная, без вопросов. За исключением, возможно, музыкального вкуса. – Селин Дион все еще вопила из динамиков, что сохранила любовь в своем сердце. И что оно снова бьется, а жизнь продолжается. Вот повезло. – Но эй – нельзя же получить все на свете.

Я размашисто отбросила волосы с лица и, повернувшись на каблуках, дернула ручку двери.

Искусству ухода, достойного постановки в театре, я научилась у Флоренс. Вот только, к сожалению, это была не та дверь. Она вела в шкаф, полный полотенец.

Черт, черт, черт! Я не смогла даже достойно уйти!

Стоявший за моей спиной Генри снова позвал меня по имени, но прежде чем я успела повернуться к нему, я почувствовала сильный удар в грудь. И тогда я получила свой драматический уход: огромная лапа, покрытая рыжим мехом, проломила купол крыши и вытолкнула меня за дверь Би.

В действительности это оказалась не гигантская лапа, а маленькая изящная – по сравнению с остальным его телом – лапка Спота, которой он шлепал меня по щеке. Громко мурлыкая, кот запрыгнул мне на грудь, и я была так рада, что он вырвал меня из этого сна, что даже не ругала его. Напротив, я позволила ему сидеть на моей груди и даже почесала его за ушком, пока мой пульс немного не успокоился. Мне никогда не требовалось так много времени после пробуждения, чтобы осознать, что дурной сон действительно был всего лишь дурным сном. В горле стоял комок, словно там сосредоточились все слезы, которые я выплакала во сне. Но я знала, что если поддамся желанию расплакаться, то это будет сродни прорыву плотины – я не смогу остановиться. Так что я попыталась сосредоточиться на успокаивающем мурлыканье и просто ни о чем не думать.

Но Спот пришел не затем, чтобы позволить себя погладить. Дабы напомнить об этом, он еще раз стукнул меня по щеке – недвусмысленное требование.

– Как ты вообще вошел, котик?

Я осторожно спустила его на пол, включила ночник и встала. Кто-то должен был открыть мою дверь, так как я закрыла ее перед тем, как заснуть – для надежности.

– Или ты научился нажимать на дверные ручки?

Спот потерся о мои ноги, согласно мурлыкая. Я взглянула на часы. Половина четвертого. Котик, вероятно, хотел наружу, на свою еженощную ночную охоту на мышей. Обычно за это отвечал Грейсон (он же всегда убирал мертвых мышей, которых приносил Спот, с коврика у двери), но, видимо, сегодня Спот избрал в качестве швейцара меня.

– Ну пойдем, – сказала я, и Спот понесся к двери.

На лестнице он остановился подождать, пока я проверяла, что Миа крепко спит в своей постели (так оно и было). Внизу я открыла дверь из кухни во двор, и, как всегда, кот не сразу вышел, а уселся на пороге и начал вылизываться, в то время как я переминалась с ноги на ногу от холода и медленно превращалась в ледышку. Тем не менее, я испытала нечто вроде сожаления, когда он наконец неохотно вышел. В его присутствии было что-то успокаивающее. Или, по крайней мере, отвлекающее. Я вернулась в постель, а перед глазами стояли сцены сна, который я видела: как Генри сбрасывает халат и ныряет в джакузи, как он улыбается Би, как он говорит ей низким голосом: «Такая женщина, как ты, не должна терпеть подобное отношение ни от кого».

Такая женщина, как ты...

Вместо того, чтобы идти спать, я свернула в ванную и посмотрела на себя в зеркало. Такая женщина, как ты. Без очков и контактных линз я видела не очень четко, но даже так понимала, что не могу тягаться с Би. Полная противоположность ей – красивой, зрелой и сексуальной. Жалкое зрелище.

Как по команде, мне снова вспомнились те ужасные вещи, что писала обо мне Леди Тайна, а мои любимые одноклассники комментировали. Может быть, они действительно были правы: мы с Генри до сих пор не переспали, потому что я и правда была для него слишком юной и незрелой.

Полной противоположностью тому, чего он хотел.

А потом, без всякого предупреждения, потекли слезы, и здесь больше не было Спота, чтобы меня отвлечь. Я не могла остановиться, хотя действительно старалась. Согнувшись, словно от сильных болей в животе, я стояла над раковиной и рыдала, как никогда в жизни.

Трудно сказать, сколько прошло времени, когда раздался стук в дверь. Я не хотела этого знать. Я бы с удовольствием вообще больше ничего не знала. Должен же найтись способ просто удалить из моей памяти последние несколько часов. Интересно, где можно очень быстро раздобыть гипнотизера, который исполнит это желание. Электрошок также может помочь. Но, вероятно, твердая плитка в ванной тоже подойдет, если я ударюсь о нее головой.

В дверь снова постучали.

– Лив? Ты там? – Это был Грейсон, и его голос звучал устало и раздраженно.

Можно ли в этом доме остаться в покое хотя бы ночью? Я хотела побыть одна. Наедине с этой плиткой.

– Иди... ик... в туалет для гостей, Грейсон, – нервно ответила я. Рыдания прекратились, но зато на меня напала икота.

Грейсон что-то пробормотал за дверью.

Даже без контактных линз я могла видеть, что мое лицо покрылось пятнами, а веки припухли. Сначала я попробовала умыться холодной водой, но когда это не помогло, я взяла ватный тампон, смочила его апельсиновым тоником для лица Флоренс и промокнула им глаза. Тоже лучше не стало, но, по крайней мере, тоник вкусно пах. Что мне нужно, так это успокаивающий крем. Возможно, он найдется в драгоценной баночке Флоренс, которую было запрещено трогать под страхом смерти. Раньше я с этим не спорила, но теперь мне позарез необходимо было открутить эту золотую крышку. Настойка календулы. Там еще было что-то мелким шрифтом, я не смогла прочитать, но «календула» звучало успокаивающе и здорово, как естественный враг красным пятнам. Я плеснула в лицо немного настойки.

– Вряд ли я смогу просто выломать эту дверь. – Грейсон, по-видимому, все еще стоял, прислонившись с другой стороны.

– Нет. Но ты можешь... ик... просто уйти, – ответила я.

– Я говорю не с тобой – и нет, не могу, я перебужу весь дом... Лив, что ты там делаешь?

– Разве они... ик... еще не все?

Вздох Грейсона был слышен даже через дверь.

– Ты что, режешь себе вены?

Что?

– Нет. Я наношу крем. – И как раз в этот момент я поскользнулась, красивая золотистая крышечка выпала из рук и упала в раковину. – Черт! Ик.

– Слышишь? Она в порядке.

С кем он там разговаривает? Надеюсь, не с Флоренс. Она убьет меня, когда обнаружит, что я поцарапала ее крышечку. Может, можно замаскировать это золотистым лаком для ногтей? Я недавно видела такой на руках Флоренс. Я открыла ящик, где она держала свои флакончики с лаком. Их оказалось примерно шестьдесят.

– Нет, идиот, я не могу увидеть это своими глазами, – зашипел Грейсон за дверью. – Потому что я не могу видеть сквозь стены. Нет... И как я должен это... Лив, открой, пожалуйста, наконец! Я должен убедиться собственными глазами, что с тобой все хорошо.

• Предыдущая
• 30/58
• Следующая