Проспать Судный день - Уильямс Тэд - Страница 78

Я едва был способен говорить от злости и отчаяния.

— А если нет?

— Тогда они разнесут ваше тело на куски, пулями, как я понимаю. Но ваша душа все равно отправится вместе с ними.

Он поглядел на меня без выражения и эмоций, взгляд, значение которого я никогда не мог понять.

— Прошу, Долориэль, не надо. Это напрасная трата материала, а ты знаешь, что у нашего отдела всегда проблемы с выполнением бюджета.

Прежде, чем я успел что-либо подумать или сказать, меня схватили за руки сзади, а кто-то еще ткнул мне в шею чем-то острым. Я лишь успел открыть рот и попытаться сказать «Мать вашу!..», но не успел. Меня окутало и поглотило ничто.

Она сидела под деревом, освещенная пробивающимися через его ветви лучами солнца, и ее золотистые волосы были такими светлыми, почти… почти…

Казалось, я сейчас расплачусь.

— Ты так прекрасна. О Боже, ты так чудесна, Каз.

— Банально, — сказала она.

Рассмеявшись, я упал на землю рядом с ней, подо мной захрустели опавшие листья и хвоя. Я поцеловал ее в щеку, потом в шею, потом в изгиб, где шея переходила в плечи, гладкую обнаженную кожу.

— Не кусайся!

— Прости.

Действительно, там, где я ожесточенно целовал ее, появилась небольшая капелька крови.

— Меня просто понесло.

— Вот уж точно, — ответила она, отталкивая меня.

Я не понимал, почему она так недовольна. Всего лишь капелька крови.

— Ладно тебе, не надо так. Иди сюда.

— И не думай. Ты напился.

Внезапно оказалось, что она уже идет вверх по склону, слегка наклонившись, чтобы удержать равновесие. Светящее на нее солнце вдруг показалось мне слишком ярким, слишком жгучим. Это и не солнце было вовсе, а что-то другое, слепящее.

— Каз? Я сегодня за день ни капли не выпил. Вернись, не глупи.

— Не хочу драться, — отозвалась она.

Я вскочил и ринулся вслед за ней, по склону, но уже едва видел, где она. Сверху на меня начал опускаться туман, медленно, огромным облаком.

— Каз?

— У меня что-то с глазами!

Ее голос донесся сверху, прокатившись по склону, и теперь в нем был оттенок ужаса. Но я не мог определить направления. Спотыкаясь о камни, бежал сквозь туман. Упал, поднялся.

— Каз? Каз, где ты?

— Похоже, дело к ночи, — донесся ее голос, уже тише.

Но вокруг вовсе не темнело. Скорее, все вокруг окутывал сгущающийся туман, потягивающийся и разворачивающийся, словно животное, очнувшееся от спячки. Я оказался в море белого, как вата, небытия.

— Каз?

— Бобби, вот теперь мне страшно, по-настоящему!..

Ее крик оборвался внезапно. Я выкрикивал ее имя, но ответа не было. Рванулся вверх по склону, но что-то внезапно изменилось, я и почувствовал, как двигаюсь вниз, шатаясь, но очень быстро. Замахал руками, чтобы удержать равновесие, но уже не владел телом. Меня уже окружал не туман, а что-то более холодное. Снег. Кружащийся вихрем, все так же не дающий ничего увидеть, превращая все в…

Где она? Король Холода пришел и забрал ее? Или это просто сказка такая?

Вокруг меня воцарилась тишина. Вокруг не было ничего, кроме…

Белого, и еще белее.

— Куда ты ушла?

Белое безмолвие.

— Каз!

Белизна.

— Каз, вернись!

Белизна.

Ощущение было, будто я медленно подымался из глубины молочного океана или из центра белой жемчужины к ее краю. Долгое время я даже не мог понять, что уже не сплю, поскольку разница между обычным сном и белой реальностью отсутствовала. Лишь поняв, что я раз за разом возвращаюсь к одним и тем же мыслям, я понял, что уже нахожусь в сознании.

Не таком сознании, в котором можно заявить о своих правах или строить дом. Ничего подобного. Скорее, ощущение себя айсбергом в море, заполненном другими айсбергами, среди мыслей, медленно сталкивающихся друг с другом, среди бесконечной и неизменной обстановки. Я хотел жить, хотел совершать поступки, быть чем-то определенным, но мог лишь плыть.

Это что-то вроде тюрьмы, наконец понял я. Сначала не понял, почему со мной поступили так жестоко, но потом вспомнил — предательство Темюэля, игла в вену, мрак, охвативший меня беззвучным вихрем. Я попытался пошевелить телом, сопротивляясь тому, что меня удерживает, но у меня не было тела, или, если и было, я был совершенно не в состоянии им управлять, будто находился по другую сторону океана от него и пытался управлять им телеграммами по трансатлантическому кабелю.

Белизна. Я был полностью погружен в нее, так, что более ничего не существовало, что я даже не был способен связно мыслить. Это немного напомнило мне то промежуточное пространство, в котором я оказался после пыток у Элигора, серая непроглядная пустота. И это навело меня на мысль о том, когда же появятся мастера пыток с Небес.

Дни. Недели. Месяцы. Годы. Столетия. Я плавал, будто рыба у дна замерзшего зимой пруда. Ничего не менялось. Мысли приходили все реже. Наверное, я начал забывать, как думать.

А затем, по прошествии, наверное, тысячи лет в молочно-белом небытии, нечто вторглось в это бездумное спокойствие. Продолжая пребывать в белом сне, я ждал, или, скорее, пытался вспомнить, что это значит — чего-нибудь ждать. Неоднородность становилась плотнее, превращаясь в присутствие, потом в мелодию, а потом и в слова.

Ангел-адвокат Долориэль. Бог любит тебя.

Тихий, приятный голос, женский, совершенно незнакомый. Один звук его вызвал во мне худшие мои страхи, но он же и пробудил меня к жизни, от которой я уплыл. Я и не осознавал, как мне одиноко.

Ты меня слышишь, Долориэль?

Мне пришлось крепко задуматься, чтобы превратить пустоту внутри себя в слова.

— Думаю, да, — наконец ответил я.

Присутствие стало ближе, теплое, утешающее, будто мать, которая у меня когда-то была, но которую я не мог вспомнить. Впервые за время, столь долгое, что я не мог осознать его длительности, я был не один. И мне не хотелось снова оказаться в одиночестве.

— Я Патиэль-Са, Ангел Утешения. Ты знаешь, почему ты здесь оказался?

Я стал вспоминать. Темюэль, ангелы из «Отряда ответного удара», игла.

— Нет. И где я?

— На Небесах. Ты ничего не помнишь?

Мои мысли все еще были медленны и неуклюжи, будто слепые личинки.

— Я помню Землю…

— Да, но ты больше не на Земле. Тебя перенесли сюда. Ко мне. Ты боишься?

Голос был мягок и терпелив.

— Да, — честно ответил я, хоть и не собирался.

— Постарайся избавиться от этого страха. Всевышний желает тебе лишь самого лучшего. Это неоспоримый факт, для всей Вселенной. Почему ты испуган?

— Потому… потому, что я такой маленький. Бессильный. А происходит много плохого.

— Ты сказал, бессильный. А что ты не можешь сделать? То, что очень важно для тебя?

— Не могу оставаться один. Один, навеки. В этой белизне.

Я едва мог формулировать мысли. Ощущал себя, будто получивший ранение в голову и очнувшийся после операции на мозге, которая имела лишь частичный успех.

— Но они не позволят мне…

Я подыскивал слова, но в глубине этой холодной белизны, даже в присутствии Патиэль-Са, таком успокаивающем, это было сложно.

— Попытаться быть хорошим, — только и смог сказать я.

— А ты хороший, Долориэль?

Я хотел, чтобы она осталась рядом. Хотел рассказать правду. Возвращающиеся ко мне мысли были будто приступы дрожи, сотрясающие, но не согревающие.

— Пытаюсь. Но это тяжело. Возможно, я… возможно, на самом деле я плохой.

— О чем ты думаешь, Долориэль? Ты плохой? Ты совершал плохие поступки?

Почему мне страшно? Патиэль-Са хочет помочь мне. Я это чувствовал. Не думаю, что я что-нибудь чувствовал в своей жизни более отчетливо.