Пионеры, или У истоков Сосквеганны (др. изд.) - Купер Джеймс Фенимор - Страница 15

• Предыдущая
• 15/73
• Следующая

— Нет, нет, — перебил Кожаный Чулок. — Мне нужно в вигвам, там у меня есть дело, которого нельзя забывать ради ваших церковных забав и развлечений. Пусть молодец идет с вами. Он привык водить компанию со священниками и толковать об этих вещах. Также и старый Джон, который крещен во время войны. Но я простой, неученый человек; я служил в свое время моей стране, но с тех пор, как себя помню, ни разу не заглядывал в книгу. Да и не видел в этом надобности; ведь это не мешало мне убивать по двести бобров в зиму, не считая остальной дичи. Если мне не верите, спросите у Чингачгука, так как я жил тогда в стране делаваров, и старик может подтвердить каждое мое слово.

— Я не сомневаюсь, друг мой, что вы были в свое время храбрым солдатом и искусным охотником, — сказал священник.

— Конечно, я не так глуп, чтобы ожидать, что буду жить вечно, — сказал Натти со своим беззвучным смехом, — такая мысль не может прийти в голову тому, кто, как я, жил в лесах с дикарями и проводит летние месяцы на берегах озер. Правда, здоровье у меня крепкое, могу сказать, так как я сотни раз пил воду Онондаги, подстерегая оленей на ее берегах, когда там было гнездо лихорадок. Но и тогда я не рассчитывал жить вечно; хотя есть люди, которые видели дремучие леса там, где вы нынче проищете неделю, прежде чем найдете хоть один пень; а ведь пень стоит без малого сто лет после того, как дерево умерло.

— Все это время проходит, мой добрый друг, — возразил мистер Грант, начинавший заинтересовываться «спасением души» своего нового знакомого. — Вам следует посещать церковь; я рад, что вы явились сегодня. Ведь вы сочли бы безрассудным отправиться на охоту, оставив дома шомпол и кремень?

— Нужно быть очень неопытным, — перебил Натти с новым припадком смеха, — чтобы не суметь вырезать шомпол из молодого ясеня и не найти кремня в горном ручье. Нет, нет, я никогда не думал жить вечно, но я вижу, что времена изменились; нынче в этих горах совсем не то, что было тридцать и даже десять лет тому назад. Но сила делает право, а закон сильнее старика, все равно ученого или такого, как я, которому легче теперь подстерегать дичь в засаде, чем гоняться за ней с собаками, как я делал это раньше. Хо, хо! Но я знаю по опыту, что когда в новом поселке является проповедник, то это значит, что дичь стала редка, порох вздорожал. А это уже не то, что шомпол или кремень.

Заметив, что своим неудачным сравнением он только дал оружие в руки противнику, пастор благоразумно прекратил спор. Он снова обратился к молодому охотнику, и тот согласился вместе с индейцем сопровождать пастора и его дочь в жилище, отведенное для них попечениями мистера Джонса. Кожаный Чулок остался при своем решении вернуться домой, и у ворот здания они расстались.

Пройдя немного по улице, Грант, шедший впереди, свернул в поле и направился по узкой тропинке, где двое не могли идти рядом. Луна поднялась так высоко, что лучи ее падали на долину почти вертикально, и легкие контуры идущих, скользившие по сугробам серебристого снега, казались воздушными фигурами. Ночь была тихая, но мороз усиливался. Девушке не трудно было идти по утоптанной тропинке, но холод был так силен, что снег скрипел даже под ее легкими шагами.

Пастор, в черной одежде, шел впереди группы и по временам обращал свое короткое, благодушное лицо к спутникам. За ним следовал могикан, закутавшись в одеяло, с обнаженной головой, которую защищали от холода только густые черные волосы. Когда его неподвижное бронзовое лицо освещалось с боку луною, оно казалось проникнутым покорностью, но когда он поворачивал голову, его черные глаза говорили о неугасимых страстях и вольных, как ветер, мыслях.

Грациозная фигурка мисс Грант, слишком легко одетой для такого сурового времени года, представляла резкий контраст со странным нарядом и дикой наружностью вождя делаваров. Молодой охотник не раз задумывался о различии людей, когда лицо могикана и нежное личико мисс Грант случайно повертывались, чтобы взглянуть на полный диск луны.

Пастор первый нарушил молчание:

— Вы, должно быть, — сказал он молодому охотнику, — получили прекрасное воспитание; это видно по вашей речи и манерам. Какого штата вы уроженец, мистер Эдвардс?.. Ведь так, кажется, назвал вас судья Темпль?

— Здешнего.

— Здешнего! Я бы не подумал этого по вашему разговору, так как не заметил в нем особенностей местного наречия. В таком случае, вы, вероятно, жили в каком-нибудь городе?

Молодой человек улыбнулся, но какие-то причины, вероятно, связанные с его настоящим положением, заставили его промолчать.

— Я очень рад, что познакомился с вами, мой юный друг! Кстати, я заметил сегодня вечером в вашем отношении к судье Темплю раздражение, граничащее с одной из самых дурных человеческих страстей… Нам нужно перейти ручей, надеюсь, что лед сдержит нас. Смотри, не поскользнись, дитя мое!

Говоря это, он спустился на лед небольшого потока, впадавшего в озеро, и, обернувшись, заметил, что юноша подошел к его дочери и вежливо предложил свою помощь. Когда все благополучно перешли на другой берег, он продолжал:

— Нехорошо, дорогой мой, очень нехорошо питать такие чувства при каких бы то ни было обстоятельствах, а тем более в данном случае, когда зло было причинено не умышленно.

— Есть правда в речи моего отца, — сказал могикан, внезапно останавливаясь и заставляя этим остановиться следовавших за ним, — это речь Микуона. Белый человек должен поступать так, как велели ему отцы, но в жилах «Молодого Орла» течет кровь вождя делаваров; она красная, и пятно, которое она составляет, может быть смыто только кровью минга.

Грант, удивленный вмешательством индейца, остановился и взглянул на говорившего. Глаза его встретились с суровым и решительным взором вождя, и на его лице отразился ужас.

Индеец внимательно посмотрел на пастора. Дикий огонь его глаз постепенно потух, черты лица приняли обычное выражение. Он слегка покачал головой и, жестом дав понять Гранту, что он может продолжать путь, молча последовал за ним. Волнение заставило пастора ускорить шаги, и индеец без всякого видимого усилия шел, не отставая; но молодой охотник заметил, что девушка слегка отстает от них.

— Вы устали, мисс Грант, — сказал он, — вам трудно поспевать за мужчинами. Сойдите на снег — он хорошо держит — и возьмите мою руку. Я вижу огонек — это, вероятно, дом вашего отца, но до него еще довольно далеко.

— Я не устала идти, — отвечал тихий, дрожащий голос, — но меня испугал этот индеец. У него были такие страшные глаза, когда он говорил с моим отцом. Но я и забыла, сэр, что он ваш друг и, судя по его словам, быть может, даже родственник. Однако вы не внушаете мне страха.

Молодой человек ступил на подмерзший снег, который свободно выдерживал его тяжесть, и предложил своей спутнице последовать за ним. Она бросила на него мимолетный взгляд и пошла быстрее, опираясь на его руку.

— Вы не знаете этого племени, мисс Грант, — сказал он, — иначе вам было бы известно, что месть считается добродетельностью индейца. Они с детства приучаются думать, что ни одна обида не должна остаться неотомщенной, и только требования гостеприимства могут удержать проявление этой мстительности.

— Конечно, сэр, — сказала мисс Грант, невольно освобождая свою руку, — вы воспитывались не в таких жестоких чувствах?

— Если бы ваш почтенный отец обратился ко мне с таким вопросом, я счел бы достаточным ответить, что нет! — отвечал он. — Но вам я прибавлю, что жизнь научила меня прощению и забвению обид.

Говоря это, он остановился и снова протянул ей руку. Когда молодой охотник умолк, она спокойно оперлась на его руку и они продолжали путь.

Пастор и могикан остановились на крыльце, поджидая своих молодых спутников. Первый старался искоренить своими наставлениями «дикие» наклонности, проявившиеся у индейца во время их разговора; а последний слушал его с безмолвным, но почтительным вниманием. Когда молодой охотник и девушка присоединились к ним, все вошли в дом.

Дом пастора стоял на некотором расстоянии от деревни, посреди поля, окруженный пнями, которые выдавались над снегом, прикрытые белыми шапками в полметра толщиной. Кругом не было видно ни деревца, ни кустика; внешность дома носила характер небрежной, на скорую руку, работы, свойственный постройкам новой страны. Но эта негостеприимная внешность возмещалась чрезвычайной опрятностью и теплотой внутри.

• Предыдущая
• 15/73
• Следующая