Черный охотник (сборнник) - Кервуд Джеймс Оливер - Страница 47

• Предыдущая
• 47/138
• Следующая

Губы девушки были приоткрыты. Ее светлые глаза ярко блестели.

— Пожалуйста, простите, что я подслушала. Я не могла удержаться. Я — американка и люблю Америку. Мне кажется, я люблю ее больше всего на свете. Да, Америку, мистер Холт. А это далеко не то же, что американцев. Меня радует сознание, что мои предки прибыли в Америку на «Майском цветке»[1]. Меня зовут Стэндиш. И я хотела напомнить вам, что Аляска — тоже Америка.

Алан Холт был несколько изумлен. Лицо девушки перестало быть благодушно-спокойным, ее глаза загорелись. Он чувствовал сдерживаемую дрожь в ее голосе и знал, что днем он мог бы увидеть на ее щеках яркий румянец. Алан улыбнулся, и в этой улыбке он не совсем скрыл легкую насмешку, мелькнувшую в его мозгу, под влиянием этой мысли.

— А что вы знаете об Аляске, мисс Стэндиш?

— Ничего, и все-таки я ее люблю. — Она указала на горы. — Как бы я хотела родиться среди них! Вы — счастливый. Вы должны были бы любить Америку.

— Вы хотите сказать Аляску?

— Нет, Америку! — В ее глазах блеснул вызов. Она не оправдывалась. Она открыто выражала свои мысли.

Ироническая улыбка исчезла с губ Алана. Слегка рассмеявшись, он снова поклонился.

— Если я имею честь говорить с представительницей рода капитана Майлса Стэндиша, который прибыл на «Майском цветке», то я достоин порицания, — произнес он. — Вы имеете право судить об Америке, если я не ошибся в вашем происхождении.

— Вы не ошиблись, — ответила мисс Стэндиш, гордо вскинув голову. — Впрочем, я лишь недавно поняла значение и ответственность, связанную с этим. Еще раз прошу простить меня за то, что прервала вас. Это вышло совершенно случайно.

И, не дожидаясь ответа, она быстро улыбнулась обоим мужчинам и спустилась с палубы.

Музыка прекратилась. Жизнь в каюте затихла.

— Изумительная молодая особа, — сказал Алан. — Я думаю, что дух капитана Майлса Стэндиша мог бы гордиться ею. Осколок старой скалы, так сказать.

У Алана была своеобразная манера подтрунивать над людьми одной лишь интонацией произносимых слов. Это было свойством его голоса, обращавшим на себя внимание. По временам, когда Алан бывал иронически настроен, он мог больно уязвить своим тоном, вовсе того не желая.

Через минуту Мэри Стэндиш была забыта, и он спрашивал капитана о том, что все время занимало его.

— Пароходу приходится идти довольно извилистым путем, не правда ли?

— Да, это так, — согласился капитан Райфл. — Но впредь он будет делать рейсы прямиком от Сиэтла до Нома. А на сей раз мы идем внутренним путем до Джуно и Скагвэя, и затем пройдем Алеутским проливом мимо Кордовы и Сюарда. Это каприз директора Компании, который они не сочли нужным мне объяснить. Возможно, что к этому делу причастны канадские гуляки на нашем судне. Мы их высадим в Скагвэе, откуда они направятся на Юкон через проход Белого Коня. Теперь это стало приятной прогулкой для неженок, Холт. Но я помню…

— Я тоже помню, — прервал его Алан Холт, не спуская глаз с гор, за которыми лежали горные тропинки, усеянные во время золотой горячки телами золотоискателей предыдущего поколения. — Я помню. А старый Дональд еще до сих пор грезит об этом аде, оставшемся в прошлом. Сегодня он был подавлен воспоминаниями. Хорошо, если бы он мог забыть.

— Мужчины не забывают таких женщин, как Джейн Хоуп, — тихо произнес капитан.

— Вы ее знали?

— Да. Она с отцом приехала на моем судне. Прошлой осенью минуло двадцать пять лет, Алан. Много времени, не правда ли? И теперь, когда я гляжу на Мэри Стэндиш и слышу ее голос… — Он колебался, словно выдавал чью-то тайну, и затем продолжал — Я не могу прогнать мысли о девушке, за которую боролся и которой добился Дональд Хардвик в этом ущелье смерти у Белого Коня. Слишком ужасно, что она умерла.

— Она не умерла, — сказал Алан. Голос его звучал теперь мягче. — Она не умерла, — повторил он. — В этом-то и горе. В его мыслях она жива и сегодня, как двадцать лет тому назад.

После короткого молчания капитан произнес:

— Сегодня вечером она с ним беседовала, Алан.

— Кто? Мисс Стэндиш, вы хотите сказать?

— Да. Кажется мне, что вы находите в ней что-то забавное.

Алан пожал плечами.

— Вовсе нет. Я нахожу ее на редкость восхитительной молодой особой. Хотите сигару, капитан? А я пройдусь немного. Для меня очень полезно потолкаться среди ветеранов Аляски.

Оба прикурили от одной спички, и затем Алан пошел своей дорогой, а капитан направился к каюте.

Для Алана в эту ночь пароход «Ном» был больше, чем вещь из стали и дерева. Он был живым существом, в котором пульсировала кровь и билось сердце в унисон с сердцем Аляски. Гул от мощных машин звучал для Алана радостной песней человеческого гения. Длинный список пассажиров имел в его представлении почти героический смысл; то не были просто имена мужчин и женщин — эти люди были жизненной силой любимой страны, кровью ее сердца, ее подлинной частицей, ее «преданнейшими». Он знал, что с каждым поворотом винта к северу приближались романтика, приключения, трагедии и надежды. А вместе с ними — наглость и алчность. На борту парохода собрались враждующие элементы: те, которые сражались за Аляску, те, которые будут ее созидать, и те, которые станут разрушать ее.

Алан пыхтел сигарой и прохаживался по палубе, то и дело проходя вплотную мимо мужчин и женщин, которых он почти не замечал. Но он был наблюдателен. Он узнавал туристов, почти не глядя на них. Дух Севера еще не овладел ими. Они были болтливы, они восторженно восхищались красотой и величием панорамы, разворачивавшейся перед их глазами. Ветераны забрались в темные уголки и молча любовались или же тихо и спокойно прогуливались по палубе с сигарами и трубками в зубах, уносясь мыслями по ту сторону гор. А между пришельцами и ветеранами Алан различал целый ряд человеческих типов, плоть и кровь от населения к северу от пятьдесят четвертой параллели. Он мог бы в точности указать, переходя от одного к другому, тех, кто принадлежит стране за пятьдесят восьмой параллелью.

Миновав курительную комнату, он остановился и стряхнул за борт пепел от сигары. Рядом с ним стояла группа из трех человек. Он узнал молодых, только что окончивших инженеров, которые ехали проводить железную дорогу от Сюарда до Танана. Один из них возбужденно говорил, исполненный восторга от своего приключения.

— Я вам говорю, никто не знает того, что нужно знать об Аляске. В школе нам рассказывали, что это страна вечных льдов, что там полно золота, и главный штаб, так сказать, рождественского дедушки, потому что оттуда вывозят северных оленей. И, вырастая, мы имеем то же представление! — Он перевел дыхание. — Но помните, что Аляска в девять раз больше штата Вашингтон, в двенадцать раз больше штата Нью-Йорк. И мы ее откупили у России меньше чем по два цента за акр. Если положить карту Аляски на карту Соединенных Штатов, то город Джуно совпадет с Сент-Огюстином во Флориде, а Уналяска — с Лос-Анджелесом. Вот каковы ее размеры!

— Верно, сынок, — раздался чей-то спокойный голос позади группы. — Ваши географические сведения правильны; вы могли бы еще пополнить знания ваших слушателей, если бы указали, что Аляска находится всего в тридцати семи милях от Сибири, а между тем, когда мы просили в Вашингтоне хоть немного оружия и людей для охраны Нома, там посмеялись над нами. Можете вы это понять?

Место прежнего полунасмешливого любопытства в Алане занял живой интерес, заставивший его внимательно прислушиваться. Он заметил седую бороду высокого сухощавого старика, произнесшего последние слова, но не знал, кто он. А когда старик повернулся, готовясь уходить, его спокойный грудной голос снова явственно донесся до слуха Алана:

— И если судьба Аляски вас хоть немного занимает, то убедите, сынок, ваше правительство повесить несколько молодцов вроде Джона Грэйхама.

Услышав это имя, Алан почувствовал, как кровь быстрее потекла в его жилах. Одного только человека во всем мире он смертельно ненавидел, и этот человек был Джон Грэйхам.

• Предыдущая
• 47/138
• Следующая