Курская битва. Оборона. Планирование и подготовка операции «Цитадель». 1943 - Букейханов Петр Евгеньевич - Страница 23

Известный английский военный теоретик и историк Б. Лиддел-Гарт (Лиддел Харт, Basiel Liddel Hart) указывает, что хотя военные специалисты (в частности, фельдмаршал Ганс Клюге) предлагали Гитлеру отвести немецкие войска с невыгодных рубежей, на которых они закончили зимнюю кампанию 1942–1943 годов, на рубеж Днепра, но Гитлер полагал, что лучшим средством обороны является наступление[174]. Согласно воспоминаниям Манштейна[175], в июле Гитлер заявил, что необходимость проведения операции «Цитадель» диктуется неизбежными вредными последствиями от дальнейшего выжидания русского наступления, которое может последовать зимой или одновременно с англо-американским десантом в Европе. Потери СССР Гитлер оценивал, по информации американской прессы, в 12–14 миллионов военнообязанных и считал, что новая кровопролитная битва приведет советскую армию к вынужденному бездействию.

По поводу людских ресурсов СССР и потерь среди военнообязанного советского населения можно высказать следующее мнение, основанное на сведениях российских военных историков[176].

На основе имеющихся статистических данных, с использованием демографического метода установлено, что в конце первого полугодия 1941 года численность населения СССР составляла приблизительно 196,7 миллиона человек (для сравнения: накануне Второй мировой войны население Германии вместе с Австрией, Богемией и Моравией составляло около 80–85 миллионов человек)[177].

К началу 1943 года немецкие войска удерживали в своих руках приблизительно 2 миллиона квадратных километров советской территории, на которой до войны проживало около 88 миллионов человек. В ходе эвакуации и призыва в Красную армию из этой части СССР убыло примерно 15 миллионов человек, а не менее 73 миллионов, или 37 % всего довоенного населения, осталось в оккупации. Почти 5,3 миллиона человек из числа оставшихся в оккупации были угнаны на принудительные работы в Европу; 8,5 миллиона умерли по естественным причинам; более 7,4 миллиона оказались уничтожены в соответствии с немецким оккупационным планом под кодовым наименованием «Ост» (нем. Ost, по-видимому, большей частью погибли из-за нахождения в зоне военных действий, в результате бомбежек, артиллерийско-минометных обстрелов, неразминированных минных полей. – П.Б.). Следовательно, людские ресурсы, которыми располагали оккупированные территории после их освобождения или реоккупации советскими войсками, ограничивались приблизительно 50 миллионами человек. Учитывая, что максимальная квота мобилизационных ресурсов обычно составляет примерно 16 % общей численности населения (за годы войны в СССР было призвано 17,6 % населения, но около 0,4 % уже составляли женщины, доля которых среди личного состава Красной армии в 1943 году достигала 8 %), из этих 50 миллионов потенциально возможно было призвать в армию приблизительно 8 миллионов человек. Однако, поскольку доля военнообязанных среди мужского населения на оккупированных территориях сильно уменьшилась после призыва в Красную армию в 1941 году, вывоза трудоспособных людей в Европу и уничтожения мужчин, оказавшихся в составе различных групп сопротивления и «партизанских» отрядов, постольку реальная величина призывного контингента была значительно ниже. Вместе с тем этот контингент все равно включал миллионы мужчин, которые могли пополнить ряды Красной армии.

Так, например, весной 1943 года (в ходе подготовки к обороне Курского выступа) общая потребность войск Воронежского фронта в личном составе была только на 31 % удовлетворена за счет маршевых пополнений, тогда как 27 % пополнения составили лица, мобилизованные на освобожденной территории[178]. Маршал Советского Союза Константин Рокоссовский в своих мемуарах указывает, что осенью 1943 года после значительных потерь части поредели и значительный приток людей давал призыв в армию граждан на освобожденной от немцев (реоккупированной. – П.Б.) территории Украины (только в 13-ю армию Центрального фронта, которым командовал Рокоссовский, было направлено 30 тысяч украинских «призывников»)[179]. По воспоминаниям другого участника войны[180], в ноябре 1943 года, после освобождения Киевского района, офицеры советских частей получили приказ приступить к мобилизации военнообязанного контингента из числа местных жителей, «отсиживавшихся» по домам с лета 1941 года, которых призывали в своей одежде и с лопатами (по словам командующего 13-й армией Центрального фронта генерала Николая Пухова[181], отличить новобранцев можно было по крестьянским зипунам, в которых они участвовали в первых боях), причем в одном пехотном полку ими за два дня было укомплектовано два батальона. Именно таким образом 38-я армия 1-го Украинского фронта в период с 1 по 15 декабря 1943 года получила пополнение из числа мобилизованного местного населения общим количеством около 18 тысяч человек в возрасте от 18 до 45 лет[182]. По информации П. Кареля[183], за три недели в августе– сентябре 1943 года в войска советского Южного фронта было мобилизовано около 80 тысяч человек, проживавших на территории только что «освобожденных» районов на северном побережье Азовского моря. Соответственно только из числившихся пропавшими без вести на бывшей оккупированной территории в Красную армию было вторично призвано почти 940 тысяч человек[184].

Аналогичная ситуация складывалась при отступлении германских войск и в сфере использования материальных ресурсов оккупированных территорий. Так, при отступлении немецкие войска не успевали вывезти или уничтожить местные продовольственные запасы, поэтому осенью 1943 года Государственный Комитет Обороны снял с централизованного снабжения продовольствием и фуражом группу южных фронтов, войска которых заняли Левобережную Украину и изъяли у местного населения для передачи в государственные запасы свыше 384 тысяч тонн зерна (в том числе из-за этого изменилась и структура потребления централизованно доставляемых советским войскам материальных средств в сравнении с русской царской армией в период Первой мировой войны – доля потребляемого продовольствия и фуража снизилась с 63,5 % до 19,4 % общего количества перевозимых грузов, что позволило увеличить поставки боеприпасов с 3,6 % до 29,2 %, хотя в общий объем перевозок дополнительно вошло горючее – 28 %)[185]. В итоге, если общий расход продовольствия и фуража на довольствие Красной армии за годы войны составил около 40 миллионов тонн, то свыше 20 миллионов тонн из этого объема поступило за счет местных ресурсов[186].

Как видно, немецким войскам необходимо было либо удерживать захваченные земли, либо организовать депортацию и/или массовую ликвидацию всех находящихся там мужчин призывных возрастов, а также уничтожение местных запасов сырья и продовольствия, что было невозможно по причине отсутствия сил и средств, требующихся для установления жесткого контроля за населением, его вывоза и реализации масштабных мероприятий по уничтожению людей и ресурсов.

В связи с изложенным, учитывая практику насильственного призыва в Красную армию мужской части населения, проживающего на занятой советскими войсками территории, что во многих случаях не находило никакого отражения в учетных документах воинских частей и подразделений (тем более если вновь призванные погибали в первых же боях), до настоящего времени так и остается неразрешенной проблема оценки истинного размера безвозвратных и общих потерь советской стороны. К 1 июля 1943 года в действующей армии СССР было около 6,6 миллиона военнослужащих, которые составляли 65–70 % общей численности вооруженных сил. За время военных действий в 1941–1942 годах, а также первом полугодии 1943 года безвозвратные потери личного состава советских вооруженных сил (убитые, умершие от ран при эвакуации и в медицинских учреждениях, умершие от болезней, погибшие в результате происшествий, пропавшие без вести и попавшие в плен) составили более 7,3 миллиона солдат и офицеров.