...Это не сон! (сборник) - Тагор Рабиндранат - Страница 14

Мохендро теперь регулярно посещал занятия, но делал это с каким-то ожесточением. У него постоянно было плохое настроение, которое усугублялось беспорядком в доме. С тех пор как Бинодини полностью посвятила себя уходу за больной, еда подавалась не вовремя, кучер куда-то исчезал, на носках появились дырки; но теперь это не казалось Мохендро забавным, как прежде. Он понял, как удобно, когда все необходимое под рукой и каждая вещь в порядке. Его больше не забавляли нерасторопность и неумение Аши.

– Чуни, сколько раз я говорил тебе, чтобы моя одежда, когда я иду купаться, была приготовлена и запонки пристегнуты, но, видно, толку от тебя не добьешься! После купанья я трачу целых два часа на то, чтобы разыскать все необходимое.

Бледнея от стыда, Аша виновато проговорила:

– Я сказала слуге.

– Могла и сама позаботиться. Ах, если бы ты хоть что-нибудь умела!

На Ашу эти слова подействовали как гром среди ясного неба. Никогда еще Мохендро не отчитывал ее так. Она могла сказать ему, что он сам мешал ей учиться хозяйничать, что для всего нужны навыки и опыт, но ей и в голову не пришло оправдываться. Она сама считала себя неспособной, даже тупой, не годной ни на какое дело. И когда Мохендро, рассердившись, поставил ей в пример Бинодини, она приняла это покорно и без ревности.

Аша слонялась возле комнаты больной свекрови, иногда подходила к двери и в нерешительности останавливалась у порога. Ей так хотелось стать полезной, сделать что-нибудь, но никто не нуждался в ее помощи. Аша не знала, за что взяться, как найти свое место в доме. Смущенная собственной беспомощностью, она оставалась в стороне от семьи. С каждым днем терзания бедной женщины становились все невыносимее. Она не отдавала себе ясного отчета в своих страхах, смутных опасениях. Чувствовала, что собственными руками губит свое счастье, но как это случилось, почему все вокруг рушится, этого она не знала. Бывали минуты, когда ей хотелось закричать в исступлении: «Ну да, я недостойная, неспособная, – другой такой тупицы нет на свете!»

Раньше Аша и Мохендро любили уединяться в каком-нибудь укромном уголке дома. Иногда они разговаривали, иногда молчали, но всегда бывали счастливы. Теперь же, когда не было Бинодини и Мохендро приходилось оставаться с глазу на глаз с Ашей, он не знал, о чем говорить с ней. Наступало тягостное молчание.

– Кому это письмо? – спросил однажды Мохендро привратника, увидев в его руке конверт.

– Бихари-бабу.

– Кто передал?

– Госпожа Бинодини.

– Дай-ка сюда.

Мохендро взял письмо. Как ему хотелось вскрыть его! Но, повертев конверт в руках, он небрежно вернул его привратнику. Если бы он открыл письмо, то прочел бы там: «Тетя не хочет есть ни ячменя, ни саго. Можно ли дать ей гороховый суп?» Бинодини никогда не обращалась к Мохендро с такого рода вопросами, она полагалась только на Бихари.

Некоторое время Мохендро беспокойно ходил взад и вперед по веранде. Потом пошел в комнату и тут заметил, что у одной из картин почти перетерлась веревка и картина висит криво.

– Ничего ты не видишь! – резко бросил он Аше. – Так все в доме скоро пойдет прахом.

Букет, который Бинодини поставила в бронзовую вазу после пикника, давно уже завял, но никто его не выбрасывал. В другое время Мохендро не заметил бы этого, но только не сегодня!

– Бинодини не выбросила, значит, больше некому! – крикнул он и, схватив вазу с цветами, швырнул ее за дверь. Было слышно, как она со звоном покатилась по ступеням.

«Почему Аша не такая, какой я бы желал ее видеть? Почему она все делает не так, как я хочу? Почему она бесхарактерна и не может взять верх в супружеской жизни, а всегда во всем лишь потакает мне?» Так думал Мохендро в ту минуту. Вдруг Аша побелела, губы ее задрожали, и она с плачем выбежала из комнаты.

Мохендро медленно вышел, поднял вазу и поставил ее на место. Потом он сел в кресло у стола и долго сидел так, опустив голову на руки.

Сгустились сумерки, в комнату внесли лампу. Аша все не приходила. Мохендро поднялся на крышу и стал там нетерпеливо расхаживать. Пробило девять, в полупустом доме стало тихо, как ночью. Аша все не шла. Наконец Мохендро послал за ней. Послышались нерешительные шаги, и, войдя, Аша остановилась у двери. Мохендро подошел и привлек ее к себе, Аша судорожно разрыдалась на груди мужа. Она не могла остановиться, слезам, казалось, не будет конца, плач переходил в громкие рыдания, Аша и не пыталась удержать их. Прижав жену к груди, Мохендро целовал ее волосы…

С темного неба на них смотрели притихшие звезды.

Ночью Мохендро сказал ей:

– У нас начинаются ночные дежурства, поэтому на некоторое время мне придется поселиться недалеко от колледжа.

«Все еще сердится, – подумала Аша. – Неужели он уходит оттого, что рассердился на меня? Это я своей глупостью выживаю мужа из дома! Лучше бы мне умереть!»

Но по тому, как Мохендро держался, не было заметно, чтобы он продолжал сердиться на нее. Долго, не говоря ни слова, он прижимал к груди жену, распустил ее косы и перебирал пряди волос. Раньше, в те счастливые далекие дни, Мохендро часто вот так же, как теперь, распускал ей волосы, хотя она и противилась этому. Сегодня Аша не сопротивлялась. Она замерла от счастья. Вдруг ей на лоб упала слеза, и она услышала прерывающийся от нежности голос Мохендро:

– Чуни!

Аша молча обвила руками его шею.

– Я виноват перед тобой, прости меня.

Прикрыв рот мужа своей гибкой и нежной, как цветок кусума, рукой, Аша сказала:

– Нет, нет, не говори так! Ты не виноват. Я сама причина всех бед. Накажи меня, как свою служанку, – только позволь мне остаться у ног твоих.

На заре, перед тем как уйти, Мохендро сказал:

– Чуни, сокровище мое, ты одна будешь царить в моем сердце, никому я не позволю вытеснить тебя оттуда.

Тогда Аша, решившись мужественно перенести разлуку с мужем, предъявила ему свое скромное требование.

– Пиши мне каждый день по коротенькому письму, хорошо?

– А ты будешь отвечать?

– Разве я сумею!

Мохендро ласково потянул ее за локон.

– Лучше, чем сам Окхойкумар Дотто, автор «Чарупатха». Это будет для меня поистине «приятное чтение»[24].

– Перестань, не смейся надо мной, – воскликнула Аша.

Перед тем как проводить Мохендро, Аша, как умела, принялась укладывать его вещи. С теплыми вещами пришлось намучиться, в чемодан они вообще не влезали. С грехом пополам, вдвоем, они кое-как управились. Однако то, что поместилось бы в одном чемодане, заняло два. Оставшиеся вещи они увязали отдельными свертками. Аше было стыдно своего неумения, но эти шумные сборы и шутливые пререкания, казалось, перенесли их к счастливым ушедшим дням. Она позабыла даже, что это – приготовления к отъезду. Кучер уже раз десять напоминал Мохендро, что экипаж подан, но тот пропускал его слова мимо ушей. В конце концов Мохендро приказал ему распрячь лошадей.

Утро сменилось днем, день – вечером. Только тогда, после взаимных наставлений беречь здоровье и обещаний непременно писать друг другу, супруги нежно распрощались.

Еще накануне Раджлокхи поднялась с постели. Сегодня, завернувшись в теплую шаль, она играла в карты с Бинодини и выглядела совсем здоровой. Мохендро вошел в комнату и, даже не взглянув на Бинодини, сказал:

– Ма, у нас начинаются ночные дежурства, и я временно поселюсь недалеко от колледжа. Сегодня я переезжаю.

– Поезжай, – обиженно отвечала Раджлокхи, – раз это нужно для занятий. Зачем тебе оставаться дома?

Узнав, что Мохендро уезжает, Раджлокхи снова почувствовала себя больной и слабой.

– Передай мне подушку, дочка, – обратилась она к Бинодини.

Раджлокхи прилегла, и Бинодини стала растирать ей ноги.

Мохендро хотел проверить пульс, но мать отстранила его:

– Пульс очень слабый, ты не найдешь его. Но я здорова, не беспокойся.

В изнеможении она откинулась на подушки.

Мохендро низко склонился перед Раджлокхи и ушел, так и не сказав Бинодини ни слова на прощанье.