Этот бессмертный - Желязны Роджер Джозеф - Страница 27
- Предыдущая
- 27/41
- Следующая
Оно звякнуло о какой-то камешек футах в восьми от нас. У меня руку прожгло, так сильно я по нему ударил.
Хасан вскочил на ноги, челюсти его ходили туда-сюда под бородой и щелкали, как кремень о кресало. Только что искр не было.
– Ну скажи же! — заорал я. — Давай, скажи что-нибудь! Что угодно! Ты, черт возьми, прекрасно понимаешь, что ты сейчас делаешь!
Его передернуло.
– Давай! — повторил я. — Ударь меня! Только тронь меня. Тогда все, что я сделаю, будет самообороной, спровоцированным нападением. Даже Джордж потом не сможет собрать тебя обратно.
– Я всего лишь чистил ружье. Вы мне его повредили.
– Ты никогда не наводишь ружье на человека случайно. Ты собирался убить Миштиго.
– Вы ошиблись.
– Ударь меня. Или ты трус?
– Я не ссорился с вами.
– Ты действительно трус.
– Нет, я не трус.
Через несколько секунд он улыбнулся.
– Ты что, боишься меня вызвать?
Вот оно. Это был единственный способ.
Первое движение должен был сделать я. Я надеялся, что удастся без этого обойтись. Я надеялся, что смогу рассердить его, или опозорить, или спровоцировать, чтобы он меня ударил или вызвал.
Теперь я знал, что это не выйдет.
Что было плохо, очень плохо.
Я был уверен, что смогу одолеть его любым известным мне оружием. Но если выбор будет за ним, то дело обернется по-другому. Каждый знает, что есть люди с музыкальными способностями. Они могут раз услышать какую-то пьесу, а потом сесть и сыграть ее на пианино или фелинстре. Они могут взять какой-нибудь новый инструмент, и через несколько часов будут играть на нем так, будто делали это годами. У них очень хорошо получаются такие вещи благодаря таланту — способности координировать особое понимание с последовательностью новых движений.
У Хасана был такой талант к оружию. Может быть, кто-то еще так может, но другие люди не практикуются в этом деле — год за годом, десятки лет, со всем чем угодно — от бумерангов до трубок с отравленными стрелами.
Дуэльный кодекс должен был предоставить Хасану выбор оружия, а Хасан был самым высококвалифицированным убийцей, какого я когда-либо знал.
Но я должен был его остановить, и мне было понятно, что это единственный способ, не считая простого убийства. Я должен был сразиться с ним на его условиях.
– Аминь, — сказал я. — Я вызываю вас на дуэль. Улыбка на его лице не исчезла, а даже стала шире.
– Согласен, перед свидетелями. Назовите вашего секунданта.
– Фил Грабер. Назовите вашего.
– Мистер Дос Сантос.
– Очень хорошо. У меня как раз есть с собой разрешение на дуэль и регистрационные формуляры, и я уже заплатил пошлину на убийство за одно лицо. Так что нет нужды особо откладывать. Где, когда и как вам угодно?
– Примерно в километре назад по дороге есть хорошая поляна.
– Да, я припоминаю.
– Мы встретимся там завтра на рассвете.
– Решено, — сказал я. — А оружие?
Он притащил свой саквояж и раскрыл его. Там щетинились всякие интересные острые штучки, поблескивали овальные зажигательные припасы, извивались металлические и кожаные петли.
Хасан извлек два каких-то предмета и закрыл саквояж.
Сердце мое упало.
– Праща Давида, — объявил он.
Я осмотрел пращи.
– На каком расстоянии?
– Пятьдесят метров, — ответил Хасан.
– Вы сделали хороший выбор, — сказал я ему (я-то не держал пращу в руках больше сотни лет). — Я бы хотел попросить у вас одну на сегодняшнюю ночь, попрактиковаться. Если вы не хотите мне ее одолжить, я могу сам сделать.
– Можете взять любую и практиковаться с ней хоть всю ночь.
– Благодарю. — Я выбрал себе пращу и прицепил ее на пояс, а потом взял один из трех имевшихся у нас аккумуляторных фонарей. — Если я кому понадоблюсь, я буду на поляне, назад по дороге. Не забудьте на ночь выставить охрану. Здесь место небезопасное.
– Хочешь, я пойду с тобой? — спросил Фил.
– Нет. Но все равно, спасибо. Я пойду один. Пока.
– Тогда спокойной ночи.
Я прошел назад по дороге до поляны. У края открытого пространства я поставил фонарь, так чтобы он освещал группу невысоких деревьев, а сам отошел на другой край.
Я набрал несколько камней и метнул один из них в дерево. Промах.
Я отправил туда же еще дюжину и четыре раза попал.
Продолжая это занятие, примерно через час я стал попадать несколько более регулярно. Но все равно на расстоянии пятидесяти метров я вряд ли мог бы сравниться с Хасаном.
Приближалось утро, а я все работал с пращой. В какой-то момент я, видимо, достиг предела. Примерно шесть из семи моих бросков попадали в цель.
У меня есть одно преимущество, подумал я, крутя над головой пращу и отправляя в дерево очередной камень. Свои удары я наношу с жуткой силой.
Если уж я попадаю в цель, то удар получается мощный. Я уже разнес в щепки несколько деревьев поменьше, а Хасан, в этом я был уверен, не смог бы это сделать и за вдвое большее число бросков. Если я смогу в него попасть, отлично; но вся сила в мире будет бесполезна, если я промахнусь.
А в том, что он сможет меня достать, я не сомневался. Я только гадал, сколько попаданий я смогу выдержать, оставаясь на ногах.
Это, конечно, будет зависеть от того, куда придется удар.
Услышав, как вдалеке хрустнула ветка, я бросил пращу и рванул с пояса пистолет. На поляну вышел Хасан.
– Что вам надо? — спросил я.
– Я пришел посмотреть, как у вас идут дела, — ответил он, разглядывая поломанные деревья.
Я пожал плечами, сунул пистолет в кобуру и подобрал с земли пращу.
– Настанет восход, и увидите.
Мы пересекли поляну, и я забрал фонарь. Хасан оглядел небольшое деревцо, превращенное в зубочистки, и ничего не сказал.
Мы пошли обратно к лагерю. Все, кроме Дос Сантоса, уже ушли спать.
Дон охранял лагерь. Он с автоматической винтовкой расхаживал вдоль проволочного ограждения. Мы помахали ему и вошли в лагерь.
Хасан всегда ставил легкую как перышко и очень прочную палатку из материала толщиной в один молекулярный слой. Спать он в ней не спал, просто держал там свое барахло.
Я уселся на бревно у костра, а Хасан нырнул в свою палатку. Через мгновение он вылез оттуда со своей трубкой и куском чего-то твердого, похожего на смолу; эту штуку он стал чистить и растирать. Смешав порошок с небольшим количеством табака, он наполнил трубку.
Потом он разжег ее головешкой из костра и уселся дымить возле меня.
– Я не хочу убивать тебя, Караги, — произнес он.
– Я разделяю это чувство. Мне вовсе не хочется быть убитым.
– Но завтра мы должны сражаться.
– Да.
– Ты можешь отказаться от своего вызова.
– А ты можешь улететь отсюда на скиммере.
– Я не улечу.
– А я не стану отказываться от вызова.
– Печально, — проговорил он через некоторое время. — Печально, что двое таких, как мы, должны драться из-за какого-то синего. Он не стоит твоей жизни, и моей тоже.
– Это верно, — сказал я, — но речь идет о большем, чем просто его жизнь. Будущее нашей планеты каким-то образом связано с тем, что он делает.
– Я не смыслю в этих вещах, Караги. Я дерусь за деньги. У меня нет другого ремесла.
– Да, я знаю.
Огонь угасал. Я подбросил в костер хвороста.
– Помнишь то время, когда мы взрывали бомбы на Золотом Берегу во Франции? — спросил он.
– Помню.
– Помимо этих синих, мы убили массу народу.
– Да.
– Будущее нашей планеты от этого не изменилось, Караги. Вот мы тут сидим, много лет спустя, и все осталось, как было.
– Я это знаю.
– А помнишь те дни, когда мы засели в норе на берегу, над Пирейской гаванью? Ты тогда подавал ленту, а я стрелял по кораблям, а когда я уставал, ты становился к пулемету. Боеприпасов у нас хватало. Гвардейцы Управления так и не высадились в тот день, и на следующий тоже. Они не смогли занять Афины и не смогли уничтожить Сеть. А мы много о чем говорили, пока сидели там те два дня и две ночи, ожидая, когда взорвется Огненный Шар; ты еще тогда рассказал мне о Небесных Силах.
- Предыдущая
- 27/41
- Следующая