Кто бы мог подумать? - Котовщикова Аделаида Александровна - Страница 45
- Предыдущая
- 45/48
- Следующая
Раздался жалобный вскрик Тани:
— О-ой! А мы же фотографировать не умеем! Или ты, Костя, можешь? А где же твой фотоаппарат?
— Я тоже не умею, — сказал Костя. — Но найдём фотографа, это уж моя забота. Вы между собой составьте список животных. Кого снимать. И с адресами, слышите? Где этот зверь находится.
— Звери с адресами! — радовались ребята.
Всем стало весело, все смеялись, Таня в ладоши захлопала.
— А сейчас, ребята, ступайте домой, — сказал Костя. — А ты, Слава, останься. У меня к тебе дело.
Толька пропадал от любопытства: что за дело у Кости к этому тихоне Славке? Толька нарочно замешкался в передней, стал искать свои сапоги, будто он — Танька-растеряшка. Но Костя носком тапочки подтолкнул к Тольке его обутки и при этом прищурился. Толька понял: Костя догадался, что Тольке не хочется уходить, но остаться ему не разрешает. Ничего не поделаешь — со вздохом Толька вышел позади других ребят, вывел на лестничную площадку своего Шарика.
Гора с плеч
Вернувшись в комнату, Костя спросил Славу:
— Как поживаешь? Я тебя больше недели не видел. Другие ребята забегали на переменах, а ты нет… Ходил в это время в… церкву, то есть в церковь?
Слава сидел на диване, смирно сложив на коленях руки, этакий пай-мальчик, чем-то на девочку похожий. Он помолчал, сделал лицо скучное-скучное. И вдруг это скучное лицо осветилось улыбкой:
— А ни разику не ходил!
— Ну-у? — Костя не мог скрыть радости, но и удивления тоже. — Ты, значит, понял… это самое… что бога нет?
— А может, всё-таки и есть, — небрежно сказал Слава. — Только… что-то сомнительно. Папа-то у меня не дурак, а тоже говорит, что нипочём нету. А не ходил, потому что папа строго-настрого запретил бабушке водить меня в церковь.
— Вот как? — сказал Костя.
— И не только водить, а вообще говорить мне о боге папа бабушке запретил. Они поссорились с папой. Папа бабушке говорит: «Ты, мамаша дорогая, хоть сутками на коленях перед иконами стой, если тебе своих коленок не жалко. А Славка чтобы и порога церкви не переступал! И про бога, которого всё равно полное отсутствие, ему не толкуй! Уж сделай, мамаша, такую милость, не мути парню голову». Так папа говорил. Бабушка немножко всплакнула: «В церкви благолепие, добру учат». А папа: «Нет уж, пускай он добру в другом месте учится». Теперь бабушка меня иногда перекрестит украдкой, а в церковь не водит. Я ей сам предложил — она же старенькая, мне её жалко. «Хочешь, — говорю, — папу не послушаюсь и с тобой пойду?» А бабушка: «Нет, нет, не надо! Я против своего сына не пойду». Папа же бабушкин сын. А потом бабушка вздохнула так и говорит: «Если умом пораскинуть, то папа твой, Славушка, прав. Тебе вырастать, жить. Вот взойдёшь в разум, пораздумаешься и уж как захочешь». — Слава помолчал. — Одного никак не пойму: как это папа узнал, что я с бабушкой в церковь хожу? Мы ведь об этом ему не говорили.
Костя покачал головой:
— Скрывали, значит? Как и от ребят.
— Не то, что специально скрывали. А бабушка меня попросила: «Не будем папе говорить, что ты меня сопровождаешь. Вдруг ему не понравится». Мама знала, но она не мешалась. Папа и на неё тогда, вот как спорили: «Ты чего молчала?» А мама говорит: «Я нашей бабушке перечить не хотела». И как это папа узнал? — повторил Слава. — Может, сам видел нас с бабушкой у церкви? Наткнулся просто? Вот как ты.
«А я, кажется, догадываюсь, откуда он узнал», — подумал Костя. И спросил:
— Твой папа на заводе работает?
— Конечно, на заводе. А бабушка у меня всё равно очень хорошая. Знаешь, какая она добрая?
— Хорошая, хорошая, — поспешил согласиться Костя. — Она старый человек, ей уже трудно переделаться. И видишь, папу твоего послушала, ссориться не хочет… Это с её стороны очень хорошо!
Слава вскочил с дивана и попросил:
— Костя, подержи меня за ноги!
Опершись спиной и ногами об стенку, он встал на руки. Костя схватил его за ноги и крепко держал.
Простояв немножко, Слава стал валиться, Костя ноги его опустил.
Поднявшись с пола, Славка, красный и весёлый, сообщил:
— Я, наверно, акробатом стану!
— Прекрасная мысль! — одобрил Костя.
После ухода Куркова он запел от радости. Словно гора с плеч свалилась.
А ведь это, наверно, папа надоумил Славкиного папашу взяться за бабушку. Хитрый до чего — ему, Косте, ни слова. Наверняка — папка! Вот придёт домой, Костя его ошарашит вопросом: «Очень ты наседал на отца Славки Куркова или не очень?»
Папка в беде никого не оставит.
Мама часто сетует:
— До всего тебе дело! Больше всех тебе надо, да?
А папа посмеивается:
— Больше не больше, а очень много мне надо. И то до всего нужного дотянуться не успеваю. Много, Клавдя, мне надо. Так уж меня воспитали!
А кто воспитал-то папу?
И в армии мальчишкой, и потом — на заводе. Костя знает кто. Сколько раз от отца слышал. Самые лучшие люди коммунисты, вот кто!
Хлопот не оберешься
Наделали себе ребята хлопот.
Слух о том, что фотографируют собак, кошек, птиц, — словом, всяких домашних животных, — распространился среди детей со сказочной быстротой.
Зачем это делается, никто толком не знал. Может, на выставку какую? И вдруг твой Барбос или твоя Мурка будут красоваться где-нибудь на стенде для всеобщего обозрения. Событие!
И как было не распространиться слуху?
Многие видели, как мальчишка с фотоаппаратом, висящим через плечо на ремне, зашёл в дом, где живут Мухины и Стрельцовы, да там полно жильцов и у всех дети есть.
Толстяк Серёжка важно и с достоинством на лице показывал дорогу мальчику с фотоаппаратом. На ребят, сбежавшихся со всего двора, Серёжа высокомерно не глядел. А те почтительно смотрели на идущих, не решаясь задавать вопросы.
Потом этот же мальчишка появился в большом жилмассиве, где проживают Печкины. И ещё в других домах…
Аркаша Звягин, по просьбе Кости, охотно снимал указанные ему «объекты». Встречали его как киноартиста какого-нибудь. Усаживали, суетились вокруг, старались чем-нибудь угостить. От угощенья Звягин большею частью отказывался, но вообще такое внимание ему очень нравилось. Торжественно держали перед Аркашей собаку, кота или курицу. Щегла, прыгавшего в клетке, горячо убеждали хоть секундочку не вертеться.
Польщённый хорошим приёмом, Аркаша заодно, случалось, снимал и бабушек и мам. Используя яркий дневной свет, он предпочитал приходить со своим фотоаппаратом по воскресеньям.
Взрослые интересовались:
— А зачем вы эту живность снимаете?
— Увидите! Увидите! — говорили ребята. — Нельзя пока рассказывать! Сюрприз будет!
Иногда случались осечки. Как раз у Тольки, например, вышла нескладица.
Шарика надо было сфотографировать, разумеется, с полным комфортом. А где ему удобнее, чем на диване? Там он и возлежал, когда внезапно вошёл… папка! Было это в будни, сразу после уроков. Куда-то папку послали с завода, и он в обеденный перерыв домой зашёл в самое неподходящее время.
— Бежи! — крикнул Толька.
Шарик своё дело знал: спрыгнул с дивана и — опрометью в дверь.
А вот Аркаша, избалованный гостеприимством, прямо-таки опешил. И едва не уронил аппарат.
Может, папа и не заметил, что Шарик валялся на диване? Ведь умный пёс смотался на улицу с молниеносной быстротой.
— Фотографии моего Анатолия обучаешь? — приветливо сказал папа Аркаше. — Расчудесное дело! Я и сам-то фотографией здорово увлекался. Это теперь руки не доходят… Не починить ли мне фотоаппарат и не приняться ли сызнова?
— Почини, папа, конечно, почини! — воскликнул Толька. — Я и не знал, что ты снимать умеешь!
— Да у меня и лампа-вспышка где-то на чердаке валяется. Найду и вам отдам. Вникав, Анатолий, мы ещё с тобой вместе поснимаем! — Папа взял что-то из стола и ушёл.
- Предыдущая
- 45/48
- Следующая