Искры гаснущих жил - Демина Карина - Страница 68

• Предыдущая
• 68/108
• Следующая

Попробует.

На всех его не хватит…

— Расскажи, — просит он.

О чем?

Она ведь рассказала все, что знала. Про Томаса, который наблюдал за ней, а потом предложил подработать. Про листовки, что печатались сотнями, если не тысячами. Таннис читала их, но красивые слова оставляли ее равнодушной. Про свои походы в цех и пачки, спрятанные под одеждой. Все привыкли к тому, что Таннис носит безразмерные свитера. Про Патрика и бомбы, про Грента, который рассказывал о справедливости и приносил в черном саквояже истинное пламя, про свой поход на склады. Про дом и возвращение.

Кажется, она никогда прежде не говорила столько. А Кейрен слушал и, когда голос срывался, утешал ее. Он не был похож на прочих ищеек. Эти если и заглядывали в Нижний город, то лишь за данью, которую платили одинаково лавочники, старьевщики и шлюхи.

— О чем-нибудь. — Он хватает прядку волос губами и тянет.

— Прекрати.

— Холодно. — Кейрен дрожит. И Таннис, пытаясь согреть его хоть как-то, трет спину ладонями. — И мысли муторные. Мы ведь надолго здесь?

— Да.

Грент так просто не отступит, и если уж добрался до короля, то… охота не прекратится сегодня. Завтра? Послезавтра? У Грента много времени, а вот насколько хватит Таннис?

— Тогда, леди, — над ухом раздается смешок, и ледяные ладони Кейрена лезут под свитер, — вам следует развлечь гостя беседой. Конечно, я бы и от чая не отказался… а уж за овсяное печенье и душу продал бы, с детства обожаю овсяное печенье.

В животе противно заурчало. Печенье… Таннис просто поела бы… хотя…

— До сумки дотянешься?

— У тебя там печенье? — Кейрен заерзал, пытаясь одновременно и добраться до мешка, и Таннис не выпустить.

— Хлеб. И сало. И еще шоколадка…

— Шоколадку хочу.

— Сначала хлеб и сало… — Таннис фыркнула, сдерживая смех.

Нет, без него она пропала бы. Сошла бы с ума со страха.

— Слушай, — Кейрену удалось-таки зацепить длинный ремень, — ты почти как моя матушка. Она тоже вечно грозилась без сладкого оставить, если я не буду нормально есть.

Ну, судя по тому, что он тощий, угрозы не помогали. Таннис попыталась представить себе матушку Кейрена, и… она наверняка ничуть не похожа на ее собственную. Ну да, леди не станет носить драный халат поверх мужской рубахи. А на клетчатую юбку, которую мамаша в последние лет десять надевала в церковь, и не взглянет.

Она…

Она — часть другого мира, куда Таннис стремится попасть.

— Отпусти. — Вывернувшись из его объятий, Таннис нащупала и сало, и нож.

— Дай сюда, не хватало, чтобы ты порезалась.

— Я…

— У крови очень яркий запах, — иным, серьезным тоном произнес Кейрен. — И если не хочешь привадить хищников, то позволь мне.

Позволила. И сунула пальцы в рот, пытаясь унять дрожь.

— Не молчи, Таннис. — Кейрен коснулся ее лица. — Расскажи мне об этих… людях.

— Они не люди. Они… давай я лучше расскажу тебе про короля…

…мамаша заперла ее и ключ с собою забрала. Сидеть тоскливо. И Таннис забирается на подоконник, рисует на темном влажном стекле буквы. Леди Евгения говорила, что следует тренироваться, выправлять почерк, но мамаша считала это все глупостью.

И злилась.

Она поднималась под крышу и кричала на леди Евгению, требовала, чтобы та оставила Таннис в покое:

— Нечего девке глупостями голову забивать!

На мамашин крик выглядывали соседи, ухмылялись. В доме леди Евгению недолюбливали, считали странной, а то и вовсе ненормальной, но обижать не обижали.

Войтех сказал, что за нею подземный король приглядывает…

Буквы выходят кривыми, и Таннис в раздражении закусывает губу. Она ладонью стирает нарисованное и, прижав нос к стеклу, дышит.

…Мамаша забрала ее тетрадь, спрятала, а в тетради писать удобней, чем на окне. Но Таннис сосредоточенно выводит на влажном стекле собственное имя. Получается почти хорошо. Полюбовавшись результатом, она стирает имя и вновь дышит.

Увлекшись, Таннис не замечает, как открывается дверь.

— Привет, малявка, — говорит Войтех.

И Таннис с визгом бросается на шею.

— Спокойно. Собирайся. Пойдем.

— Куда? — Ей нравится висеть, зацепившись за него, и то, что Войтех поддерживает ее рукой и что второй треплет короткие ее волосы.

— В гости к королю.

Радость исчезает. Живы пока воспоминания о недавнем походе под землю.

— Послушай меня, малявка. — Войтех отцепляет ее руки и усаживает Таннис на кровать. Родительская убрана и застлана покрывалом, которое мамаша из разноцветных кусочков сшила, правда, давно, когда еще у нее была охота что-то шить. — Бояться нечего. Нас пригласили и будут ждать.

И Войтех, присев на корточки у кровати, продолжает:

— Я хочу, чтобы он знал тебя. И его… свита. — На этом слове Войтех запинается. — Если вдруг со мной что-то случится…

— С тобой ничего не случится!

Она верит в это и не собирается отступать от веры.

— Конечно, малявка. Но жизнь — штука сложная… в общем, мало ли, вдруг тебе на будущее помощь понадобится? Или просто убежище. Без дозволения Мясника под землю лучше не соваться. Так что собирайся.

Войтех сам вытаскивает из-под кровати грязные ботинки, которые со вчерашнего дня так и не просохли.

— За обувью надо следить, малявка. И за одеждой тоже.

— За этой? — Снова штаны с пузырями на коленях и на заднице продрались. Мамаша там розовую латку поставила, сердечком.

— За любой. — Войтех непреклонен. Он заставляет вытереть ботинки, чего Таннис не понимает: все одно ж изгваздаются, вон на улице уже неделю дожди, значит, грязища кругом. Спорить она не смеет. Войтех сам заправляет в штаны мешковатую рубашку и застегивает ее на все пуговки. Волосы расчесывает мамашиным гребнем… — Так-то лучше. Ты же красивая девочка, нечего притворяться оборванкой.

И Таннис розовеет.

Ей нравится, когда ее хвалят, а от мамаши не дождешься…

На улице и вправду дождь, но Войтех раскрывает над головой черный зонт.

— Откуда?

— Откуда взял, там уже нет, — отшучивается он. — Прячься, малявка. И не надо ходить по лужам. Лужи обходят…

Так это ж дольше… но Таннис, вцепившись в руку Войтеха, послушно огибает лужу за лужей, до самого моста.

— А мы разве…

— Под землю. — Войтех складывает зонт и подает руку. — Осторожно, малявка, берег скользкий. Иди по тропе.

Под опорой моста, что поднималась из осклизлого берега, обнаружилась неприметная дверца.

— Нам сюда.

Дверь на ржавых петлях, к великому удивлению Таннис, открылась беззвучно.

— Держись за меня. И не отставай.

Пристроив зонт в углублении, Войтех достал свечу, и робкий огонек заплясал на его ладони. Таннис же вцепилась в рукав. Было не страшно — жутко.

Захотелось наверх.

Домой.

И мамашины запреты не казались больше глупостью. А Войтех вел все ниже и ниже. Он с легкостью скользил по лабиринту подземных ходов, если и останавливался, то ненадолго, лишь затем, чтобы Таннис перевела дух.

— Уже скоро, — пообещал он на очередном повороте и, присев, заглянул в глаза. Освещенное желтым неровным светом, его лицо выглядело чужим, каким-то… старым? — Таннис, послушай меня, пожалуйста. Ты никогда и никому не должна рассказывать о том, что увидишь.

Таннис и не собиралась. Она знает, что длинный язык до могилы доведет.

— Я взял тебя и тем самым за тебя поручился. Если же вдруг ты проболтаешься, не важно кому, но король узнает, тогда плохо будет и тебе, и мне.

Семь лет прошло, и Таннис нарушила слово.

Она замолчала и молчала, кажется, целую вечность. А Кейрен не торопил, он снова обнял ее, прижал голову к плечу, от которого воняло грибом. И Кейрен то и дело дергал шеей, руку тянул, но останавливался, не расчесывал. И Таннис не позволял.

— Давай есть, — пробормотала она, понимая, что еще немного и разревется.

— Давай. — Он сунул в руку кусок хлеба.

А сало нарезал тоненько…

— Знаешь, к подобной еде, оказывается, и привыкнуть можно. Этот король так страшен?

• Предыдущая
• 68/108
• Следующая