Искры гаснущих жил - Демина Карина - Страница 57

• Предыдущая
• 57/108
• Следующая

Изящная.

Девочка, написанная акварелью, дитя не то воды, не то ветра, чье настроение меняется слишком быстро, чтобы уследить за ним. Но Брокку нравится смотреть.

Неуверенность и робкая улыбка.

Рука, которая замирает над его ладонью. Рукава соприкасаются, а пальцы ее ложатся на перчатку.

Выдох. И взмах ресниц. Долгий выжидающий взгляд. Мягкое:

— С добрым утром.

И Брокк отвечает:

— С добрым. Хорошо спалось?

На щеках ее вспыхивает румянец. Знает? Конечно, его присутствие наверняка выдал запах.

— Спасибо. — Румянец становится ярким, а пальцы на ладони дрожат. И Брокк чувствует дрожь, пусть бы это и невозможно. Его рука все еще мертва.

Смущение.

И прикосновение к губам, легкое, словно Кэри пытается спрятать улыбку. Или же запереть показавшийся ей неуместным вопрос.

— Вы…

— Я. Надеюсь, не побеспокоил?

— Нет. — Она замолкает и смотрит под ноги, на темную ковровую дорожку, на туфельки, выглядывающие из-под юбок. В лестнице два десятка ступеней.

Всего-то два.

А стол чересчур велик, и Кэри оказывается по другую его сторону. Ее руку не хочется отпускать, и возникает неловкая пауза. Вчера Брокк мог позволить себе не замечать жену. А сегодня… слишком быстро все изменилось. Один вечер. Одна ночь. А ему уже невыносимо сложно не разглядывать ее. Тонкая шея — волосы Кэри подобрала, закрутив на затылке строгий узел, — и пара светлых прядок, невесомых, слегка касающихся кожи. Тень на узком плечике…

Острый подбородок с ямочкой.

Фарфоровые щеки.

Изящный нос с аккуратными ноздрями. Светлые брови и желтые яркие глаза.

— Что-то не так? — Она вдруг пугается и подается назад, убирает руку, и Брокк чувствует внезапный ее страх, только не может понять, чем он вызван.

— Вы чудесно выглядите.

Не верит. Недоверие — тень на ее лице. И ладошка, замершая на горле, прикрывшая острые ключицы.

— Это платье… очень открыто. — Она убирает руку и замирает. — Я не привыкла к таким.

Оно лучше, чем те серые, которые Кэри носила прежде. Те делали ее бесцветной.

— Подарок ее величества, — тихо добавляет она, опуская взгляд.

— Вам… идет.

— Неправда.

— Неправда, — соглашается Брокк, с трудом сдерживая улыбку. — Но мне показалось, что вам приятно будет слышать.

— Друзья не должны врать. — Кэри сжимает кулачки.

И манжет приподнимается, обнажая худенькое запястье с застывшим рисунком живого железа.

— Больше не буду. Обещаю.

— Спасибо. — Она наклоняет голову, благодаря за обещание. Верит, что Брокк его сдержит? Пожалуй… Друзья.

Нелепость. И единственный шанс удержаться рядом, когда Кэри перестанет в нем нуждаться.

— Если это платье вам не нравится, зачем вы его надели?

Она вспыхивает и сжимает в кулачке вилку.

— Друзья не должны врать, — напомнил Брокк. Настроение странным образом улучшалось, и головная боль не в силах была его испортить. Она вновь отползла, заставив поверить, что вот-вот исчезнет.

— Вы смеетесь надо мной?

Тень обиды. И прикушенная губа. Вздох. И долгий взгляд из-под ресниц.

— Ничуть.

— Другие, — Кэри вздохнула, — нравятся мне еще меньше.

— Веская причина. В таком случае, почему бы вам не заказать платья, которые бы вам нравились?

Удивление. И немой вопрос в глазах. Кажется, стоит прояснить некоторые моменты.

— Кэри…

Она вздрагивает и роняет вилку, а потянувшись за ней, сталкивает бокал, который падает с оглушительным звоном, взрываясь осколками.

— Простите…

Кэри пытается собрать осколки.

— Все хорошо. — Стол слишком велик для двоих, и Брокк не успевает ее остановить. Обходит, присаживается на корточки, перехватывает руку ее, такую неестественно хрупкую. Запястье бледное, и косточки выделяются, а ладонь осколков полна.

— Я неуклюжая.

В желтых глазах стоят слезы, и Кэри часто моргает, чтобы не расплакаться.

— Уклюжая. Очень даже уклюжая. — Брокк гладит запястье.

— Опять врете?

— Приходится. Отдай, пожалуйста, пока не порезалась.

Она высыпает осколки на перчатку, и все-таки на коже вспухает красная капля. Кровь расползается по стеклу, окрашивая его розовым, а Кэри завороженно смотрит.

И пульс ее учащается.

— Сейчас. — Брокк не позволяет ей забрать руку. — Вставай.

Встает, смотрит на ладонь, на кровь и часто-часто дышит.

— Больно?

Качает головой. Живое железо затянуло порез, но кровь осталась. И кажется, именно ее вид пугает Кэри.

Платок. Вода. И едва слышный вздох Кэри. Она не убирает руку, но отворачивается.

— Простите…

— За что?

— Я… этот запах… напоминает.

— О плохом?

— Да. — Она выдыхает.

Бледна. Напугана. Ее память полна чудовищ… и, кажется, после войны не осталось никого, кто бы мог заснуть спокойно. Хотя Кэри и не была на той войне, ее собственная оказалась не менее кровавой.

Но она молода, а раны заживут.

— Сверр… иногда уходил охотиться… он так называл. А когда возвращался, от него пахло кровью. Ему это нравилось. Я ни о чем не спрашивала. Ему опасно было задавать вопросы. Но однажды он сам рассказал и… и показал. Мы поссорились, и… и он сказал, что если я попробую сбежать от него, то он сделает так со мной.

Она подносит ладонь к лицу, пальцы растопыривает, разглядывает руку.

— Его больше нет. — Брокк не способен защитить ее от памяти и самой себя.

Кэри кивает, но, кажется, не верит.

Молчит.

Молчание становится тяжелым.

Она близка. И просто — руку протянуть. Коснуться, утешая. Обнять. Пообещать, что все дурное, что было в ее жизни, осталось позади… Кэри поверит. Ей хочется верить.

Непозволительная близость желтых глаз.

Непозволительная.

Близость.

— Извините. — Она первой обрывает нить взгляда и отстраняется.

Правильно. Нельзя пересекать границу, им же вычерченную.

И снова стол. Белая скатерть. Серебро. Стекло. Высокая ваза. И темные тепличные ирисы. Пурпур лепестков, теплый багрянец зева. Мягкая зелень толстых стеблей. Кэри разглядывает цветы, чтобы не смотреть на него. А он поворачивается к окну и морщится от головной боли. И забывшись, трет виски пальцами, пытаясь отогнать мигрень.

— Вам плохо. — Кэри встает, она идет.

Три шага всего. Глухой звук — каблучки ее туфель соприкасаются с паркетом. Блестят на полу осколки стекла драгоценными камнями…

— Это пройдет. — Брокк жмурится.

Нельзя отвернуться. И сбегать глупо.

— Закройте глаза, пожалуйста. — Рукав ее платья касается щеки. Холодный шелк. Темно-лиловое кружево, жесткое, словно вырезанное из бумаги. А пальцы мягкие. — Расслабьтесь.

Когда она рядом?

Вчерашний вечер вдруг все изменил. Но Брокк послушно закрывает глаза.

— У Сверра тоже случались головные боли… и раньше, когда он… — Кэри замолкает, но дрогнувший голос выдает ее волнение. — Ему помогало, когда я… хотя, возможно, Сверр и лгал. Ему просто нравилось, когда я рядом.

Печаль. Терпкая, как вчерашнее вино, которое так и осталось недопитым, но боль и вправду отступает.

Кэри массирует виски, касается волос. Прикосновения эти легки, едва ощутимы. От рук ее пахнет травой и еще, пожалуй, весенним дождем, что плавит слежавшиеся за зиму снега, омывает каменные щеки дома, стекла… и самую малость — железом. Пряный аромат. И тянет прижаться к раскрытой ее ладони, пальцы губами поймать…

…друзья так не поступают.

Не стоит забываться.

— Вам лучше? — Она отстраняется, вновь задевая его рукавом.

— Намного.

Уйдет. И вновь наступит тяжелое молчание, которое Брокк не умеет заполнить. Ему не хочется отпускать Кэри, она же, ощущая это нежелание, медлит.

— Быть может… — бросив взгляд в окно, он подал руку, — вы не откажетесь от небольшой прогулки? Дом, я полагаю, вы уже изучили, но есть еще парк и оранжерея…

— С радостью.

Радовать ее легко. И желтые глаза темнеют, обретая медвяный оттенок…

Брокк отворачивается.

• Предыдущая
• 57/108
• Следующая