Искры гаснущих жил - Демина Карина - Страница 27

• Предыдущая
• 27/108
• Следующая

Или Кэри позволила ему думать, что он имеет?

— Добрый день, Ригер, — сказала она, постаравшись, чтобы приветствие это звучало весьма холодно, равнодушно даже. И от объятий ускользнула с привычной легкостью.

— Ты все такая же нелюдимая. Замужество тебя ничуть не изменило.

— Что тебе нужно?

Не слишком вежливо, но Ригер не из тех, кто понимает намеки.

— Да так… проходил мимо… решил заглянуть… поздравить… Брокк дома?

— Занят. Вернется к вечеру.

— Занят? — Ригер приподнял бровь. — Интересно, чем же занят мой старый друг…

Друг?

Невероятно!

— Друг, мышка моя, друг. А ты и не знала. Фредди, будь добр, принеси выпить. Да и проводи нас куда-нибудь, где побеседовать можно.

Фредерик, поджав губы — происходящее ему было явно не по вкусу, — повернулся к гостю спиной.

— Прошу вас, — бросил он.

И Кэри почувствовала себя виноватой, хотя совершенно точно знала, что за ней нет вины!

— Мышка-малышка, не делай такое несчастное личико. Или я заподозрю тебя в том, что ты не рада старому другу. — Ригер сделал очередную попытку приблизиться, но Кэри за последние годы очень хорошо научилась избегать ненужного внимания. — До чего же ты упряма…

Он вздохнул и рассмеялся неприятным дребезжащим смехом. И Кэри передернуло.

Друг.

Не может такого быть… ее муж, конечно, заносчивый и крайне неприятный тип, но что у него общего с Ригером? Он появлялся в том доме, о котором Кэри хотела бы забыть, в дни большой игры, всегда веселый, преисполненный каких-то безумных надежд. Он вытаскивал пачку денег из кармана и, помахав у Кэри перед носом, говорил:

— Поцелуй на счастье, мышка?

Она отворачивалась. Ей хотелось исчезнуть вовсе, спрятаться, и маска не спасала от стыда. Благо ответа от нее не ждали: Сверр запрещал ей разговаривать.

И она не имела ничего против.

Ригер проигрывал. Всегда. Карты его не любили, и он, с каждым проигрышем мрачнея, пил. Пьянел Ригер как-то сразу и вдруг, он с руганью швырял карты Кэри в лицо и, поднявшись на нетвердых ногах, взвизгивал:

— Раздавай нормально!

И отшатывался, схлестнувшись взглядом со Сверром.

Ригер был трусоват.

— К слову, выражаю соболезнования по поводу твоей утраты. — Он оглядел гостиную и поморщился. — Бедновато…

— Что тебе надо?

Он не к Брокку пришел, это Кэри осознала четко.

— Мне… — Ригер сунул большие пальцы под жилетку. Он носил жилеты каких-то невообразимых ярких цветов, и нынешний был желтым, в тонкую лиловую полоску. — Мне не так уж много… жить, Кэри, просто жить. Легко. Весело. Не особо задумываясь о будущем. Это мой братец пусть тратит отведенные ему дни на пустопорожние мечтания.

Ригер прошелся по гостиной и, остановившись у окна, тронул гардины.

— Я же существо легкое… незлобливое, заметь.

Подали чай. И Кэри, сдерживая дрожь в руках, разлила его по чашкам.

Здесь ее дом. Стоит приказать, и Ригера выставят за дверь. Но она молчала.

— Я бы мог припомнить многие обиды…

Он повернулся к ней.

— Разве? — Кэри уклонилась от прикосновения. — Тебя кто-нибудь обижал в доме моего брата?

— Твоего брата… заносчивой скотиной он был, правда? — Ригер принял чашку, поднес к носу и нахмурился. — Я тебе что, девка? Пусть принесут чего покрепче.

А ведь он снова проигрался. Где? Кэри не знала, но… она помнила этот притворно веселый взгляд, за которым проскальзывала злость. И прежде лишь присутствие Сверра мешало этой злости выплеснуться на Кэри. Но Сверра больше нет и…

— Думаю, тебе следует уйти. — Она потянулась к колокольчику, и Ригер отпрянул.

— Стой.

Сверр прав. Он был трусом.

— Я понял, мышка-малышка сама показывает зубки… — Осклабившись, Ригер сел в кресло. — Хочешь меня выставить? Нажаловаться супругу? Знаешь, где он сейчас?

— Где?

Нельзя было спрашивать.

— У любовницы. — Ригер все же пригубил чай и скривился. — Мерзость какая. Это я про чай. Так вот, милая. Твой разлюбезный супруг уже который год содержит одну… девицу… или не девицу? — Он засмеялся своей шутке. — Главное, что ты его, похоже, не интересуешь. Тебе любопытно?

— Ничуть, — почти не солгала Кэри.

А Ригер не поверил. Осклабился, но с места не двинулся.

— Тогда вернемся к вопросу о том, чего же я хочу… я, конечно, объяснил, но мне показалось, что ты, мышка-малышка, не поняла.

Кэри пожала плечами. Она вот хотела, чтобы Ригер ушел. Просто взял и… а лучше, чтобы вовсе исчез. Пусть бы чудо случилось, небольшое такое…

— И поэтому я выражусь проще. Я хочу денег.

— От меня?

— Какая вдруг догадливая мышка. От тебя.

— У меня нет денег.

Ригер перевернул чашку, позволив чаю растечься по светлой гобеленовой ткани.

— Какой я неловкий… у тебя нет, а у твоего мужа есть. И ты попросишь у него.

— Нет.

— Да, Кэри, попросишь. — Разжав пальцы, Ригер позволил чашке упасть. И ногой поддел. — Видишь ли, Кэри, твой супруг очень честолюбив. И очень, как бы это выразиться, чувствителен к скандалам. А какой разразится скандал, если окажется, что хрупкая его супруга… такая юная… такая невинная… — Он подался вперед и наступил на чашку. Фарфор захрустел под подошвой Ригера. — Очаровательная просто девушка… проводила выходные в публичном доме?

— Я…

— Носила маску, на это ума у твоего братца хватало, — согласился Ригер, поворачивая ногу, растирая осколки в пыль. — Но ведь я-то знаю правду. И не только я. Остальные-то куда опасней. Но я готов молчать, Кэри.

— У меня нет денег.

— Попроси.

Отказать. Пусть уходит. Пусть… расскажет всем и вся о том, что Кэри… она ведь не делала ничего дурного… Сверр… он не терпел непослушания.

— Я ведь не так и много хочу…

Чтобы хватило на следующую игру. Но он снова проиграет и вернется.

— Ты хочешь признаться? — Ригер поднялся и дернул за полу жилета, ткань натянулась на круглом его животе. — Плохая мысль, Кэри. Очень плохая… думаешь, твой супруг тебя пожалеет и простит?

Он не похож на того, кто способен простить, не говоря уже о жалости.

— Он возненавидит тебя, мышка. Поэтому, будь добра, к следующей нашей встрече постарайся… подготовиться. Я ведь и вправду много не прошу. Пятьдесят фунтов, Кэри… для начала.

Надолго ли их хватит?

— Не провожай, мышка. Я дорогу знаю. Мне доводилось бывать в этом доме.

Он ушел.

А Кэри, сев на пол, собрала осколки. Фарфора было жаль. И себя тоже.

Когда же все это закончится?

Кэри сжала осколки в кулаке, и боль помогла прийти в чувство.

— Терпение, — повторила она, глядя, как кровь стекает сквозь сжатые пальцы, — главная добродетель женщины.

Кейрен из рода Мягкого Олова очнулся с головной болью. Он перевернулся на спину, застонал и, схватившись обеими руками за голову, убедился, что отваливаться она не собирается. Голова на прикосновение отозвалась ударами молота в виски… не молот, просто-напросто собственный пульс.

Пожалуй, давно ему не было так плохо.

С того самого раза, когда он, раскрыв первое свое серьезное дело, решился отметить сие событие в компании сослуживцев, еще надеясь тем самым если не завоевать их расположение, то хотя бы избавиться от настороженности. Отмечать начали в ресторации с шампанского и легкого вина, которое Кейрен счел подходящим для случая, но потом кто-то заказал коньяка… виски… и виски с содовой пьют только франты или вот сосунки… и Кейрен мужественно решился доказать, что он не сосунок…

Потом был джин…

И какая-то едкая жидкость, которую он, захлебываясь, пил из огромной не слишком-то чистой кружки под вопли и улюлюканье.

Танцы на столах.

И пробуждение в заросшей грязью комнатушке, рядом с девицей, один взгляд на которую вызвал приступ рвоты. Кейрен и сейчас вздрогнул, вспомнив блеклое, безбровое, но щедро нарумяненное лицо. И девица, пинком подвинув ржавый таз, буркнула:

— Сюда блюй…

Да, тогда он лишился и бумажника, и колец, за исключением родового перстня. Исчезли ботинки, галстук и пиджак. А домой пришлось добираться закоулками…

• Предыдущая
• 27/108
• Следующая