Последний вечер (Трудный выбор) - Браун Сандра - Страница 4

• Предыдущая
• 4/29
• Следующая

– Надеюсь, мне не придется показывать паспорт.

Увидев в ее глазах удивление, он пояснил:

– Не думаю, что тут рады тем, кому за тридцать.

Она засмеялась, и он хлопнул себя ладонью по лбу:

– Боже мой, да тебе, наверное, даже тридцати нет! Почему я все чаще чувствую себя седовласым дряхлым профессором?

Мимо проскочил официант, но Грант успел выкрикнуть ему:

– Два кофе.

– Сливки? – удаляясь, спросил через плечо официант.

– Сливки? – спросил у нее Грант. Она кивнула.

– Да, – прокричал он официанту. – Когда мы виделись в последний раз, ты была слишком юна даже для кофе, да? – обратился он к ней.

Она покачала головой, не особо прислушиваясь к вопросу. Было непросто преодолеть себя и не пялиться на него. Открытый вырез рубашки все время ее смущал. Дерил Робинс считал себя воплощением мужественности, но у него на груди рос лишь клочок светлых волос, а сейчас перед Шелли виднелся густой лес, растущий на загорелой коже. Желание дотронуться до него кончиками пальцев было так велико, что ей пришлось отвести взгляд.

Она огляделась вокруг, и ее подозрения подтвердились. Студентки пожирали Гранта глазами с нескрываемым вожделением. Шелли стала объектом холодной оценки гипотетических соперниц. Грант Чапман был печально, опасно знаменит, редкая женщина могла устоять и не проявить любопытство к скандальной репутации. Шелли пыталась игнорировать повышенное внимание, вызванное их появлением, но бесстыдные взгляды в их сторону заставляли ее краснеть.

– Со временем и к этому привыкаешь, – мягко сказал он.

– Ты уже привык?

– Ну, не совсем. Пожалуй, к этому нельзя привыкнуть, но можно научиться жить, не обращая особого внимания.

Он гонял стеклянную пепельницу по полированной поверхности стола.

– Когда твое лицо регулярно появляется в блоке новостей на протяжении нескольких месяцев, последствия не заставят себя ждать. Хороший ты или плохой, злодей или жертва, виноват или невиновен – дурная слава следует за тобой по пятам. Ты словно под микроскопом. Личной жизни уже быть не может.

Пока торопливый официант подавал им кофе, она молчала. А когда налила в чашку сливки, горячо заверила:

– Они привыкнут к твоему присутствию. Новость, что ты присоединишься к факультету этой осенью, дошла до нас прошлой весной и распространилась стремительно, подобно урагану или пожару. Пройдет немного времени, и все успокоится.

– Да, аудитория на моих занятиях заполняется быстро. Но меня это не радует. Допускаю, что большинство студентов записалось на мой курс из банального любопытства. Видела, как сладко сегодня спал твой сосед, ковбой?

Она улыбнулась, обрадовавшись, что с его лица исчезло напряжение.

– Сомневаюсь, что он оценил нюансы модели принятия решений аппаратом президента, о которых ты упоминал в своей лекции.

Грант мельком ответил на ее улыбку и пристально посмотрел ей в глаза, смутив ее глубиной и настойчивостью взгляда.

– Почему ты записалась на мои лекции, Шелли?

Она было принялась считать кафельные плитки на полу, но решила, что молчание выдаст ее лучше слов, и как можно бодрее ответила:

– Потому что мне нужен зачет.

Он не обратил внимания на деланую несерьезность.

– Тоже из любопытства? Хотела узнать, не отрастил ли я рога и длинный хвост с нашей последней встречи?

– Что ты, – мягко возразила она, – конечно, нет.

– Было интересно, вспомню ли я тебя?

Он наклонился вперед, упершись локтями в край стола. Расстояние между ними сократилось, но она не отпрянула назад – наоборот, ей захотелось приблизиться.

– Я… Да, наверное. Я не думала, что ты вспомнишь. Это было так давно и…

– Хотела узнать, помню ли я тот вечер, когда мы поцеловались?

Шум кофейни заглушил шум крови, пульсирующей в ее ушах. Сердце беспомощно колотилось о ребра. Во рту пересохло.

– Шелли, посмотри на меня.

Нет, Шелли, не надо. Ты пропадешь. Он все поймет. Он узнает. Но глаза не повиновались лихорадочно соображающему мозгу. Она увидела собственное отражение в зеленоватой глубине усталых глаз, а потом морщинки на его грустном, растерянном лице.

– Никогда не забуду, как поцеловал тебя. А ты помнишь?

Она кивнула:

– Да.

У Шелли вдруг закружилась голова, она закрыла глаза и молилась, чтобы он оставил эту тему, перешел на какую-нибудь нейтральную, чтобы они снова могли поболтать легко и непринужденно. Она сомневалась, что ее сердце сумеет заново пережить мгновения того вечера, навсегда изменившего ее жизнь. Особенно теперь, когда Чапман сидел в нескольких дюймах от нее.

В одиночестве она вспоминала происшедшее бесконечное число раз. Ее память будоражил главный секрет, сокровище, которое она лелеяла годами и о котором не знал никто. Она берегла это воспоминание, не желая им делиться, наслаждаясь им. Но обсуждать с ним тот вечер, словно попасть на осмотр к врачу. Утаить ничего не получится. Она не в состоянии.

Но он был беспощаден:

– Это случилось после баскетбольного матча. Помнишь?

– Да, – ответила она с наигранным равнодушием, чтобы себя не выдать, – победила Пошман Велли.

– И все словно с ума посходили, – мягко продолжил он. – Группа раз десять исполнила гимн команды. Собрался весь город, все кричали и улюлюкали. Игроки подняли тренера в воздух и пронесли по залу.

Она прекрасно все помнила. Звуки. Запах попкорна. Как вибрировал под ногами пол, когда все подпрыгивали под музыку.

– Шелли, принеси победное знамя, – крикнула ей на ухо одна из девочек группы поддержки. Она кивнула и начала продираться сквозь толпу в сторону офиса, где они оставили знамя.

Шелли уже выходила из офиса со знаменем под мышкой, когда туда забежал мистер Чапман. Его отправили за подарком для победителей.

– Мистер Чапман! – пронзительно закричала Шелли и бросилась ему навстречу.

Победа обрадовала его так же сильно, как остальных. Он машинально обхватил ее за талию, поднял в воздух и закружил. Комната наполнилась смехом.

Поставив на землю, он не отпускал ее несколько лишних мгновений. Его руки должны были сразу упасть по сторонам, но он замешкался и продолжал сжимать ее в объятиях. Ситуация оказалась непредсказуемой, неуместной и явно незапланированной. Это мгновение стало для нее смертью и новым рождением. Шелли изменилась навсегда.

Изумление заглушило смех. Воцарилось молчание, слышался лишь отдаленный гул спортивного зала. Казалось, их сердца забились в унисон. Она чувствовала стук его сердца сквозь свой пуловер с буквами «ДП». Его крепкие бедра прижимались к ее ногам, голым под короткой шерстяной юбкой. Одной рукой он придерживал ее за талию, другую положил ей на спину. Их дыхание смешалось, его лицо незаметно опустилось к ней.

Они замерли, глядя друг на друга с немым изумлением. Он наклонил голову набок, словно что-то ударило его между глаз, но неясно, что именно.

Затем, словно вдруг осознав всю нелепость ситуации, он повернул голову к ней.

И прикоснулся губами к ее рту, нежно-нежно. Помедлил. Прижался к ее губам сильнее. Разъединил их. Она почувствовала кончик его языка. Между ними пробежал электрический разряд.

Он вдруг резко отпустил ее и сделал шаг назад. В ее испуганных глазах проступили слезы ужаса, сердце разрывалось от отвращения к себе.

– Шелли…

Она бросилась прочь.

Знамя было все еще зажато под мышкой, когда она выбежала из колледжа и бросилась к родительской машине. Взволнованные родители нашли ее через полчаса, свернувшейся калачиком на заднем сиденье машины, но не добились от нее вразумительных объяснений: она твердила, что плохо себя чувствует и хочет домой.

– Я тебя тогда ужасно напугал, – сказал Грант. Он к ней не прикасался, но его рука лежала на столе совсем рядом с ее рукой. Если он передвинет мизинец хотя бы на волосок, то дотронется до нее.

– Да, – пролепетала она ослабевшим голосом. – Я сказала родителям, что заболела, и провела в постели три дня рождественских праздников. – Шелли попыталась улыбнуться, но губы не слушались и предательски дрожали.

• Предыдущая
• 4/29
• Следующая