Дорога из желтой чешуи (СИ) - Смайлер Ольга "Улыбающаяся" - Страница 9

Я перевела глаза на Рамзи, тот фыркнул и ответил мне взглядом вида: «Да я вообще не в восторге, но у нас обоих нет выбора».

Я устало прикрыла глаза и задумчиво пробормотала:

— Если это маленький, миленький Тотошка, то боюсь себе представить трех остальных участников похода.

Волей-неволей еще через пару часов пришлось вставать и заниматься насущными делами, и, если под горячий душ я встала с огромным удовольствием, то стирать вещи я принялась, преодолевая собственное горячее нежелание. Все-таки в книгах про всяких попаданцев всегда тщательно обходят вопрос походной гигиены и чистой одежды — пока я тщательно отстирывала руками походные штаны и рубашку, которые резко отяжелели от воды, успела проголодаться и устать. Натянув чистую одежду я отправилась туда, где, по воспоминаниям, находилась кухня.

На кухне деловито хозяйничал Рамзес: скупыми, но удивительно красивыми и плавными движениями он паковал провизию в странного вида рюкзак… Холщовые мешочки — соль, крупы, какие-то травы (интересно, а чай тут есть?) — надеюсь, он потащит все это сам.

— Что, нравлюсь? — судя по тону Рамзи был не в восторге от моего появления на пороге.

— Очень, — честно ответила я. — А уж когда ты пума… Знаешь, у тебя такой нежный окрас — как кофе с большим количеством молока, и шерсть при ходьбе играет, и эти полоски белой шерсти по скулам, вокруг глаз и на животе, а еще черный кончик хвоста, и пятна черные… Завораживает, хочется гладить и гладить

Верпум закашлялся от неожиданности.

— Ты меня совсем не боишься?

Что-то мне этот разговор напоминает…

— Не-а. А должна?

— Я же вер, оборотень…

— А я человек. И что? Знаешь, у меня сейчас самый страшный кошмар наяву воплотился — сыновья где-то есть, а я не с ними, мне, по большому счету, теперь нечего терять.

Рамзи долго смотрел на меня молча, потом неожиданно улыбнулся — открыто и искренне.

— Где мои семнадцать лет и легкомысленная молодость? Такой мужчина, и ничейный, а мне не надо, — ой, кажется, я сказала это вслух?

Рамзи расхохотался:

— А ты, оказывается, забавная! Мне уже стало нравиться отцовское поручение.

Утром мы покинули территорию прайда почти приятелями.

Наша дорога петляла по лесу, так что я быстро перестала глазеть по сторонам. Путешествовать с вером оказалось очень здорово: во-первых, вер с его сверхчутьем прекрасно подстраивался под мой шаг, во-вторых, он с удовольствием поддерживал разговор, а в самых главных — с ним рядом я чувствовала себя уверено и спокойно. Путешествовал Рамзи пумой, нес на себе рюкзак с себя ростом, причем конструкция лямок была такая, что стать человеком Рамзи мог не снимая поклажу. Думаю, что со стороны мы смотрелись презабавно — Серый, по моей просьбе, нашел мне широкополую панаму (увы и ах, мне практически мгновенно напекает голвоу на солнце), и по дороге шел Большой Гриб, переговаривающийся с Большой Кошкой.

В звериной ипостаси в голосе верпума проявились мурчаще-урчащие нотки, и низкий, ласковый голос оказывал почти гипнотическое воздействие. Судя по довольной морде Рамзи — делал он это специально, забавляясь моей реакцией. Я решила не портить развлечение котику, и старательно транслировала свой восторг и душевный трепет: мне не сложно, а Рамзи приятно. И вот этим прекрасным «сразу да» голосом мне и рассказывали об истории Рубежного мира. История была настолько бредовая, что верилось в нее сразу: однажды два юных и безбашенных демиурга решили отметить какой-то их, демиурговый, праздник. Отмечали они его в любимых кабаках разных миров, прыгая по мирам через порталы. Чем уж им так не понравилось портальное перемещение, история умалчивает, но в какой-то момент в их, затуманенных празднованием, мозгах родилась мысль, что можно не городить пространственные порталы, а сделать некий перекресток между мирами. К счастью, их сил и интереса хватило только на связывание четырех миров. Так и родилась аномалия, именуемая сейчас Рубежным миром или Четырехмирьем: как юные демиурги ухитрились её (аномалию) создать и что она из себя представляет не смогли понять ни сами отошедшие от празднования мессиры, ни их педагоги и родители. По форме Рубежный мир более всего напоминает «счастливый» четырехлепестковый клевер. К каждому из «избраных» миров дискретно прилегает край «лепестка», по которому и проходит Рубеж, а все четыре «лепестка» сходятся в центре, где у Рубежного мира столица. Поскольку мир аномальный, то и Четырехмирье и, самое главное, столицу регулярно потряхивает: то магические выплески, то теневые бури, то сбой пространственно-временного континуума, то еще какую-нибудь фигню принесет из зарубежных миров — в общем жизнь в столице наладилась только тогда, когда Великий и Ужасный решительно отверг всякие полумеры (в число которых попадают и зеленые очки на замочке) и построил большой защитный купол, укрывший столицу. Пикантной особенностью защиты был зеленоватый отсвет, поэтому все под куполом казалось чуть зеленоватым. Впрочем — столичные снобы они везде одинаковы, и скоро «зеленый спектр» столицы стала преподноситься не как неприятный побочный эффект, а как доказательство уникальности и избранности столичных жителей. Административное деление было сумасшедшим, под стать самому миру: каждый из рубежей имел своего Хранителя, который определялся победой в магическом поединке, и являлся местной властью во всех лицах сразу, на зато и все проблемы с Рубежом висели на нем. А над Хранителями стоял столичный мэр, чья должность была выборной. К счастью — выборы случались не так часто, и последние несколько столетий в кресле мэра плотно обосновался Великий и Ужасный. Как такая система может эффективно работать я так и не поняла, но факт остается фактом. Мы с Рамзи решили списать это на общую аномальность места. Судя по слухам — демиурги свой странный мир не покинули, то ли регулярно наведываются, то ли живут где-то в Рубежах, чтобы приглядывать «за устойчивостью системы».

— Плоский мир, вокруг которого ходят две луны и одно солнце, лежащий на спинах трех черепах, — фыркнула я, когда информация немного улеглась.

— Четырех, — поправил Рамзи.

— Чего четырех?

— Четырех черепах, говорю, — муркнул пума, — рубежа четыре, каждый держит своя черепаха, и зовут их Север, Восток, Юг и Запад, по сторонам света, куда рубежи ориентированы.

Я благоразумно решила не продолжать расспросы, — видение четырех огромных черепах, на спинах которых лежит не менее огромный четырехлепестковый клевер, к которому привязаны четыре планеты, парящих в черных глубинах космоса, потрясло мое воображение. На фоне этого феерического знания попытки Рамзи поговорить о политике налогообложения вверенного мне Рубежа, равно как и разговоры о настроениях мирных жителей, политических течениях, таможенных сборах и пограничных укреплениях, словом о том, что в свое время называлось «как нам реорганизовать Рабкрин» я пропускала мимо ушей. Рамзи фыркнул, и отстал, но по его морде было видно, что обязанности геммы от меня никуда не денутся. Я отчасти понимала его — именно в моей власти было прекратить эту бессмысленную и беспощадную войну людей с верами.

Часы у меня накрылись вместе с разрядившимся мобильником, и теперь я ориентировалась во времени весьма условно, по внутренним ощущениям и восходу-закату, тем более, что до этой части знаний Рамзи в лекциях пока не доходил. Так вот — мои внутренние ощущения говорили, что мы идем уже несколько часов, гудевшие ноги и ноющая спина дружно поддерживали это мнение, и я взмолилась о привале. Рамзи посмотрел на меня строго и сказал, что знает одну милую полянку, до нее совсем недолго, и раньше он останавливаться во всяких подозрительных местах не намерен. А чтобы мне дорога длинной не казалась, попросил рассказать про книгу, мол, Серый поведал только в общих чертах. Я вздохнула — не хотелось выглядеть в глазах вера идиоткой, но, видимо, судьба у меня такая.