Ночной поезд в Мемфис - Питерс Элизабет - Страница 55

• Предыдущая
• 55/94
• Следующая

— Но герр Макс... — начал было Руди.

— И заткните рот кляпом. Если он снова станет умничать, боюсь, не смогу сдержаться.

Я не хотела этого видеть, но стояла словно завороженная, продолжая кусать костяшки пальцев и внимательно глядя на то, что последовало, сухими, неморгающими глазами. Они связали ему руки и ноги и заткнули рот брошенным платком Макса. Когда они закончили, на платке было уже не одно кровавое пятно.

Макс тоже наблюдал за происходящим. Стоя ко мне спиной, он холодно произнес:

— Унесите его. Я останусь и обыщу комнату, на всякий случай.

Наверное, сердце у меня остановилось или кровь застыла в жилах, потому что я ничего не чувствовала, кроме неотчетливого первобытного желания наброситься на Макса.

Когда все ушли, он закрыл дверь, затем посмотрел в сторону гардероба и тихо сказал:

— Мне очень жаль, доктор Блисс, что вам пришлось на все это смотреть.

— Мне тоже. — Его реплика была столь неожиданной, чтобы не сказать больше, что я ответила не задумываясь. Почему бы и нет? Он знал, что я здесь. Будет ли он теперь извиняться за то, что собирается вытащить меня отсюда и передать в руки Ханса и Руди? И Мэри?

— У вас есть часы?

В этот момент я думала о Мэри, вспоминая ее взгляд и слова о том, что у нее есть план относительно меня.

— Что? А, да.

— Подождите пятнадцать минут. К этому времени большинство из нас покинут дом. Если вы примете надлежащие меры предосторожности — я имею в виду прыжок с балкона, — то сможете уйти незамеченной. Умоляю вас не совершать геройских и глупых поступков. Это кончится лишь тем, что вас поймают.

— Куда вы его увозите?

Макс цокнул языком:

— Чем спрашивать, доктор Блисс, вы бы лучше...

— Макс! Умоляю, вы когда-то сказали, что считаете себя моим должником...

— Вот я и плачу долг. У меня будут большие неприятности, если станет известно, что я помог вам бежать. Садитесь на первый же самолет в Каир и улетайте из страны как можно скорее.

— Вы знаете, что я этого не сделаю. — Разумная женщина не стала бы терять время на споры с ним. Вики Блисс вопреки здравому смыслу продолжала говорить: — Когда-то вы задали мне вопрос, помните? Тогда я не знала ответа на него. Теперь знаю. Я люблю его, Макс. Пожалуйста...

Макс сделал шаг в сторону гардероба.

— Вы плачете? — подозрительно спросил он.

— Заплакала бы, если бы знала, что это поможет, — ответила я, шмыгнув носом.

— Не поможет. Честно признаться, не могу понять, почему такая умная женшина, как вы, ведет себя столь неразумно. Вам бы следовало поблагодарить меня за то, что... А ну, прекратите!

— Не могу, — хлюпала я. Стороннему наблюдателю разговор между галантным бандитом и платяным шкафом мог бы показаться забавным. Но я не была сторонним наблюдателем, и Макс явно чувствовал себя неуютно. Я не могла понять его. Никогда не могла. Ведь это только в книгах встречаются хладнокровные негодяи с одной чувствительной стрункой в сердце, высеченном из камня. Но если он на самом деле не хотел дать мне уйти, зачем отослал Руди и Ханса?

— Пятнадцать минут, — повторил Макс. — Не пытайтесь их догнать, это бессмысленно, они уже покинули дом. А вот она еще здесь, и ничто не доставит ей большего удовольствия, чем общение с вами. Кстати, и ему не будет никакой пользы, если вас снова схватят.

Он считал себя таким умным! В промежутках между всхлипами я выговорила:

— Не могу выйти, он меня запер.

— Но здесь нет ключа. — Макс подошел к гардеробу. — А, понятно. Очень хорошо, это задержит вас здесь как раз столько, сколько нужно. Auf Wiedersehen, вернее, прощайте, доктор Блисс.

Пока он шел к двери, я всхлипнула еще несколько раз. Макс передернул плечами, но не остановился и не обернулся.

Я подождала несколько минут, на всякий случай, потом снова попыталась открыть дверь — она растворилась без труда. Запор, оказывается, был частью декоративного орнамента, совершенно незаметной, если не искать специально. Я бы могла и выбить его, навалившись на дверцу посильнее, но Макс облегчил мне задачу — жалко было портить такую прекрасную старинную вещь.

Прежде чем его схватили, Джон успел сорвать покрывало с постели. Если я еще не сказала об этом, то надо заметить, что простыни здесь были льняные, но тонкие, словно шелк. Они легко связывались. Я вытащила импровизированную веревку на балкон. Мои окна выходили в сад. Я слышала шум на заднем дворе — видимо, там работали упаковщики и грузчики. Со стороны сада не было никого, даже садовника, тем не менее, привязывая конец простыни к кованым перилам, я смотрела в оба. Прежде чем перелезть через балконный парапет и схватиться за самодельную веревку, я повесила сумочку себе на шею.

Я немного занималась скалолазанием и была весьма высокого мнения о своих способностях плавно спускаться по дымоходам и отвесным склонам скал, однако теперь поняла, что веревка из простыней — вовсе не то, что настоящая веревка, к тому же фиксированная блоками. Мускулы ног работали совсем не так, как нужно, простыни вытягивались, а сумочка без конца била меня по груди. Однако я не могла отбросить ее. Быть беглянкой и так нелегко, быть ею без денег, паспорта и других полезных вещиц обременительно вдвойне.

Последние десять футов мне пришлось пролететь — не потому, что порвались простыни, а потому, что в ногах не осталось силы. Поднявшись — не без труда — на ноги, я крадучись двинулась вдоль стены, ныряя под окна, пока не добралась до угла.

Два садовника ухаживали за цветами, обрамлявшими аллею. Стоя на коленях спиной ко мне и к дому, они, кажется, пропалывали клумбы. Их запыленные комбинезоны сливались с затененной листвой, а белые головные платки напоминали вилки цветной капусты. На дорожке не было никаких машин, и ворота в дальнем ее конце были заперты, как и калитка рядом с ними. Ее я прежде вообще не замечала, догадывалась, что она должна быть — для посетителей, которые приходят пешком, но не видела.

У меня имелось две возможности. То есть на самом деле возможностей было больше, но меня не привлекала перспектива возвратиться в дом, а равно и перелезть через стену высотой футов в десять с колючей проволокой и битым стеклом наверху. Можно либо удирать, либо попытаться выбраться отсюда хитростью. Я остановилась на втором варианте. От садовников никуда не деться, они все равно меня увидят, в этом я отдавала себе полный отчет. В таком случае им скорее придет в голову остановить в панике бегущего, чем спокойно прогуливающегося человека.

Сколько могла, я прижималась к кустам, но в десяти футах от ворот пришлось выйти на открытое пространство. Держа одну руку в кармане, другую — в сумочке, я бодро направилась к воротам. Один из половших сорняки мужчин, сидя на корточках, с любопытством посмотрел на меня, когда я проходила мимо. Я приветливо кивнула ему и с трудом удержалась, чтобы не побежать. Я чувствовала себя так, словно на моей спине нет не только одежды, но и кожи. Мускулы на шее напряглись до боли — так велико было искушение оглянуться.

Калитка оказалась заперта. Я ожидала этого, но надеялась, что запор окажется простым — задвижкой или крючком. Черта с два! В двери не было даже замочной скважины. Проклятая калитка, наверное, контролировалась, как и ворота, электронной системой защиты. Я услышала, что садовник что-то крикнул, по интонации можно было предположить, что он спрашивал нечто вроде «Разве вы не знаете, что следует рассчитаться, прежде чем уезжать, невежа вы этакая?» или «Что это вы там, черт вас побери, делаете, мадам?».

Я продолжала идти вперед, не отвечая. Но следующий знак внимания был слишком выразителен, чтобы его проигнорировать. Пуля с характерным звоном ударилась о стальные ворота. Кажется, пора было кончать притворяться. Я выхватила пистолет из сумочки, прижала ствол к металлической коробке у основания ближайшего столба и несколько раз нажала на курок. Позиция у меня была неустойчивая, ноги дрожали так же, как и руки, поэтому отдача при выстрелах опрокинула меня на землю. Следующая пуля просвистела именно там, где находилась бы моя голова, если бы я не упала. Наверное, сукин сын стрелял из винтовки, ни из одного пистолета на таком расстоянии не выстрелишь с подобной точностью.

• Предыдущая
• 55/94
• Следующая