Бернард Мандевиль - Субботин Александр Леонидович - Страница 19

Законы и правительство имеют для политических тел гражданских обществ то же значение, что жизненные духи и сама жизнь — для естественных тел одушевленных существ. И подобно тому как те, кто изучает анатомию на трупах, могут видеть, что главными органами и самыми чувствительными пружинами, более непосредственно, чем другие, необходимыми для поддержания движения нашего организма, являются не твердые кости, не сильные мускулы, не нервы и не гладкая белая кожа, которая так красиво их покрывает, а тонкие незаметные пленки и маленькие трубочки, которые простой глаз либо не воспринимает, либо же считает не имеющими значения, так и те, кто исследует природу человека, отвлекаясь от того, что приобретено искусством и образованием, могут заметить: то, что делает человека общественным животным, заключается не в его общительности, не в добродушии, сострадательности, приветливости, не в других приятных и привлекательных свойствах; самыми необходимыми качествами, делающими человека приспособленным к жизни в самых больших и, по мнению всего света, самых счастливых, самых процветающих обществах, являются его низменные и наиболее отвратительные свойства.

Следующая ниже басня, в которой только что сказанное мною излагается более подробно, была напечатана примерно восемь лет назад в виде брошюры, называвшейся «Возроптавший улей, или Мошенники, ставшие честными» и стоившей шесть пенсов; а вскоре она появилась в пиратских изданиях и продавалась на улицах по полпенса за штуку. После первого издания басни мне случалось встречаться с несколькими людьми, которые либо преднамеренно, либо по незнанию неправильно истолковали замысел автора, утверждая, что вся она представляет собой сатиру на добродетель и нравственность и написана с целью поощрения порока. Это заставило меня принять решение сообщить читателю тем или иным способом о том подлинном намерении, с которым была написана эта маленькая поэма, на случай если ее будут когда-либо перепечатывать. Я удостаиваю эти немногие, кое-как связанные между собой строчки названием «поэма» не для того, чтобы читатель ожидал найти в них какую-либо поэзию, а просто потому, что они зарифмованы, и я даже, признаться, нахожусь в затруднении относительно того, как их назвать. Ибо они не представляют собой ни героической поэмы, ни пасторали, ни сатиры, ни бурлеска, ни ироикомической поэмы; чтобы их можно было назвать повестью, в них должно быть какое-то правдоподобие; для басни же произведение в целом довольно-таки длинновато. Я могу сказать о них только, что эти неумелые стихи представляют собой историю, которую, отнюдь не претендуя на остроумие, я попытался изложить столь простым и доступным языком, на который я только способен. Читателю предоставляется полное право назвать их так, как ему заблагорассудится. О Монтене говорили, что он довольно хорошо разбирается в человеческих недостатках, но не знаком с превосходными свойствами человеческой натуры. Если обо мне скажут не хуже, я буду думать, что принес пользу.

Какую страну мира следует понимать под пчелиным ульем, представленным здесь? Из того, что говорится о ее законах и устройстве, о славе, богатстве, могуществе и трудолюбии ее обитателей, ясно, что это должна быть большая, богатая и воинственная нация, счастливо управляемая на началах ограниченной монархии. Поэтому та сатира на людей различных профессий и занятий, почти всех состояний и положений в обществе, которая встретится в следующих ниже строчках, предназначается не для того, чтобы указать на каких-то конкретных лиц и нанести им обиду, а лишь для того, чтобы продемонстрировать низменные свойства отдельных частей, составляющих вместе ту благотворную смесь, каковой является хорошо организованное общество; цель всего этого — превознести чудесную силу политической мудрости, с помощью которой из самых презренных частей создан такой великолепный механизм. Ибо главная цель «Басни» (как это кратко объяснено в Морали) заключается в том. чтобы показать невозможность наслаждаться всеми самыми изысканными жизненными удобствами, которыми располагает трудолюбивая, богатая и могущественная нация, и одновременно обладать всеми благословенными добродетелями и невинностью, которых можно пожелать разве что в золотом веке; и далее, разоблачить неразумность и безрассудство тех людей, которые стремятся быть богатым и процветающим народом и на удивление жадны до всех благ, которые в качестве таковых они могут получить, и в то же время всегда ворчат и громогласно порицают те пороки и неудобства, которые с начала мира и по сей день неотделимы от королевств и государств, когда-либо прославившихся своей силой, богатствами и цивилизованностью.

Чтобы осуществить задуманное, я сначала слегка касаюсь некоторых недостатков и порочных склонностей, в которых обычно обвиняются люди определенных профессий и занятий. После этого я показываю, что эти самые пороки каждого отдельного лица при помощи умелого управления содействуют величию и всеобщему счастью целого. И наконец, излагая то, что в силу необходимости должно быть следствием всеобщей честности и добродетельности, а также умеренности, невинности и довольства всего народа, я показываю, что если бы людей можно было вылечить от тех слабостей, в которых они от природы виновны, то они были бы лишены сил и возможности возвыситься и образовать такие обширные, могучие и цивилизованные общества, которые были ими созданы в различных республиках и монархиях, процветавших со времени сотворения мира.

Спросите меня: почему вы все это сделали? cui bono?[12] и что хорошего принесут эти взгляды? Искренне отвечу: за исключением того, что развлекут читателя, я полагаю, абсолютно ничего. Но если бы меня спросили, чего естественно следовало бы ожидать от обнародования их, я бы ответил, что, во-первых, прочтя их, люди, которые постоянно придираются к другим, научатся смотреть на самих себя и, спрашивая свою собственную совесть, постыдятся бранить то, в чем они сами более или менее виноваты; и, во-вторых, те, кто так любит покой и удобства и пользуется всеми благами, являющимися следствием существования великого и процветающего государства, научатся более терпеливо переносить неудобства, которые не может устранить ни одно правительство на земле, когда поймут невозможность наслаждаться сколько-нибудь значительной долей первых, не испытывая в равной мере последних.

Этого, как я уже сказал, следовало бы естественно ожидать от опубликования изложенных мною взглядов, если бы людей можно было сделать лучше при помощи того, что им говорят. Но поскольку люди в течение уже столь многих столетий не менялись, несмотря на многочисленные поучительные и изощренные писания, при помощи которых предпринимались попытки их исправить, то я не настолько самонадеян, чтобы полагать, что мой столь незначительный пустячок может принести больший успех.

Признав, что этот маленький каприз, вероятно, принесет мало пользы, я считаю себя обязанным показать, что он не может никому принести вреда, ибо, если то, что печатается, не приносит никакой пользы, оно по крайней мере не должно приносить никакого вреда. Для этой цели я написал объяснительные заметки, к которым я и отсылаю читателя в тех местах «Басни», которые, вероятнее всего, могут показаться исключениями из этого правила.

Склонные к осуждению люди, вообще не видевшие моей басни «Возроптавший улей», скажут: что бы вы ни говорили о ней, она была написана только для того, чтобы представить «Комментарии», поскольку сама басня занимает всего десятую часть книги; вместо того чтобы пояснить сомнительные или темные места, вы только наудачу выбрали такие, о которых вам хотелось больше сказать; и вы не только не стремились исправить ошибки, сделанные раньше, но допустили еще худшие и в бессвязных отступлениях показали себя еще более бесстыдным защитником порока, чем в самой басне.