Иероглиф «Любовь» - Первухина Надежда Валентиновна - Страница 75

• Предыдущая
• 75/76
• Следующая

У парадных покоев Лу поклонился:

– Позвольте мне оставить вас, государыня. Будет нехорошо, если повелитель Баосюй снова увидит нас... вдвоем.

– Да. Но Баосюй здесь ни при чем. Он не ревнив. Скорее будет нехорошо, если нас заметят мои придворные дамы. Вот уж кому лучше на язык не попадаться!

Императрица вошла в покои. Лу некоторое время смотрел на закрывшуюся за Фэйянь дверь, а затем развернулся и зашагал к Башне Мастерства, всецело отданной в его распоряжение.

... Послов, оказывается, принял Баосюй. Императрица подумала, что за это опять получит нагоняй от своего золотоглавого муженька – тот страшно не любил всякие дворцовые церемониалы, приемы и празднества. Впрочем, Фэйянь его понимала – ей и самой все это было не по душе.

И предполагаемый нагоняй не замедлил себя ждать.

– О, вот и ты! – ехидно поприветствовал Фэйянь дракон. – Опять устроила себе отдых и слиняла с престола?

– Я молилась, Баосюй! – сурово сказала императрица. – За благо страны.

– Уиг-м-м! Для блага страны нужны труды, а не молитвы. Впрочем, это мое личное суждение. Я всегда плохо относился к богам. Потому что сам почти бог.

– Баосюй!

– Ну, извини. Иди, поцелуй меня. У меня сегодня дымное настроение.

– Какое?! – переспросила Фэйянь, ласково прикасаясь губами к драконьей чешуе.

– Дымное, – вздохнул дракон. – Знаешь, когда из пасти не огонь, а только дым идет. И от этого так тоскливо и хочется куда-нибудь улететь... Если бы не ты, милая...

– Что тогда?

– Улетел бы я отсюда, – Изумрудные глаза дракона заволокла золотистая пленка– так было всегда, когда дракон принимался мечтать. – Возрождать страну, наводить порядок – это все, конечно, замечательно. Но... не знаю, как это бывает у людей, а драконы паршиво себя чувствуют, когда изо дня в день видят лишь стены, придворных дам...

– О, я в этом тебя понимаю!

– Города, поля, чиновников, прошения, подношения... А где-то вне всего этого ждет море. Море ждет, а я... Совсем не там! Потоскуешь-потоскуешь, да и впадешь в спячку. Знаешь, отчего драконы впадают в спячку?

– Отчего?

– Оттого что сны им становятся милее яви.

– Баосюй, ты разлюбил меня?

– Как была дурочка, так и осталась, хоть и императрица, – удовлетворенно заявил дракон, обнимая Фэйянь лапой за талию и притягивая к себе. – Я похож на выжившего из ума?

Фэйянь уютно устроилась в объятиях своего дракона и сказала:

– Море, говоришь?

– Море, милая. Но совсем не такое, как здесь. Оно живое, дышит, жалуется, смеется и плачет. И ты смеешься и плачешь вместе с ним. Оно меняет цвет, в нем купается радуга, в нем отдыхает солнце от дневных трудов. Там подводные дворцы из халцедона и топаза сверкают среди водорослей, как глаза влюбленных женщин. А воздух над морем! Я бы отдал все, кроме, конечно, тебя, за глоток этого воздуха!..

– Баосюй, значит, ты поймешь меня?

– Ты о чем, милая?

Фэйянь вздохнула, прижалась к чешуйчатой груди.

– Я не хочу быть императрицей, – сказала она, – И не вздумай ронять меня на пол, изображая удивление. И дай мне все сказать.

Дракон молчаливо стиснул ее покрепче.

– Я много думаю об этом в последнее время, – заговорила Фэйянь. – Может быть, это малодушие... не знаю! Но мне кажется, я сделала для Яшмового престола все, что могла. Что было моей задачей? Вернуть в людские души веру в справедливость, восстановить попранную династию Тэн. Я сделала это. Но разве лишь для того я родилась? Что дальше? Я буду жить, править и стариться, издавать законы, карать и миловать, воевать и объявлять мир, но не этого хочет моя душа! Когда ветер касается моего лица, мне хочется плакать, потому что я чувствую, как с этим ветром из меня уходит весна жизни! И остается лишь дворец и... придворные дамы.

– Да, придворные дамы – это нечто, – хмыкнул Баосюй. – Ну что ты... Не реви.

– Я и не реву, – неубедительно солгала Фэйянь. – Если бы можно было...

– Что?

– Отречься от престола. Без того, чтобы начались новые распри и волнения. Отречься, стать простой женой дракона и улететь с тобой...

– К морю, – замерцали глаза Баосюя. – Моя простая жена, при всей своей прелести и наблюдательности ты иногда не замечаешь простых вещей. Ты можешь отречься от престола. В пользу своего брата. И вот что тебе скажу: пришла пора это сделать.

– Мой брат, – прошептала Фэйянь. – О Небесная Канцелярия! Как я могла забыть об этом!

– Немудрено. Сначала тебе не давали покоя государственные дела, потом придворные дамы... А теперь, если ты и впрямь решишься на это, никто тебя не осудит. Это будет красиво, благородно и ответственно.

– Баосюй! И ты согласен быть мужем не-императрицы?

– На самом деле меня страшно раздражает то, что ты императрица. Потому что, вместо того чтобы спать со мной в одной постели, ты все чаще сидишь по ночам в кабинете, сочиняя очередной закон или указ. Ты хочешь меня в монаха превратить, да?

– Не хочу, Баосюй. Скажи, а долго лететь... до того моря?

– Можно постараться, чтобы не очень, – ответил дракон.

... Остаток дня императрица провела под впечатлением этого разговора. И, возможно, потому казалась придворным несколько рассеянной. Отдав распоряжения относительно предстоящего празднования годовщины победы над феей Цюнсан, императрица затворилась в своих покоях. И деликатно, но настойчиво временно выставила из покоев дракона. Тот не оскорбился, но от скуки начал развлекаться чиханием. Его чихание всегда наводило смертный ужас на стройные ряды столь ненавистных дракону придворных дам.

Затворившись в покоях и отослав всех служанок, Фэйянь залегла ароматический уголь перед изваяниями восьми Небесных Чиновников и стала ждать.

– Небесный Чиновник Ань, Небесная Чиновница Юй, придите ко мне для совета и помощи, – просила императрица.

Прошло некоторое время, и стена, возле которой стояли изваяния, стала прозрачной. За стеной сверкал день, которому по красоте нет равных дней на земле. Из этого света соткались двое и, пройдя сквозь стену, остановились перед Фэйянь.

– Императрица, – поклонился Ань.

Юй не смогла сдержать слез:

– Мое милое дитя! Я молюсь о твоем благополучии Верховному Владыке Небосвода!

Фэйянь обнялась с Небесной Чиновницей и сказала:

– Выслушайте меня! И не считайте это малодушием. Я хочу отречься от престола.

– Гм, – сказал Небесный Чиновник Ань.

– Дитя, на кого ты оставишь страну? – спросила Юй.

– У меня есть брат, – сказала Фэйянь. – Я знаю это, как знаю и то, что моя матушка взята от сонма мертвых и пребывает в Небесном Доме. Пусть брат мой станет императором!

– А что будешь делать ты? – спросил Ань. – Ты сравнительно недавно обрела власть и сан. И вот отказываешься. Ради чего?

– Кто приобретает – тот теряет, а кто теряет – приобретает, – сказала императрица. – Я хочу отдаться на волю ветра. Я не хочу совершенства.

Ань поклонился:

– Лишь тот, кто не хочет совершенства, обладает им. Это так же верно, как и то, что основа славы – безвестность. Да будет так. В наступающее празднование годовщины, государыня, сообщите о своем решении всем подданным. А затем... Украсьте волосы золотой шпилькой вашей матери.

– Ты ведь не потеряла эту шпильку, дитя? – обеспокоенно спросила Юй.

– Она всегда со мной. Так вы одобряете мое решение?

– Даже если нет, что это изменит? – усмехнулся Ань. – Нет, не беспокойтесь, государыня, я пошутил. Я всегда считал, что доверять управление государством женщине небезопасно для женщины. Вы вовремя спохватились. Год-другой, и ваше чело избороздят морщины тревоги за страну... Прощайте, государыня. Юй, идем. Мы должны сообщить о решении Фэйянь Облачному Совету.

– Милое дитя! – Юй крепко обняла Фэйянь – Береги себя и будь счастлива!

Чиновники исчезли. Фэйянь поначалу была печальна, но потом тень улыбки скользнула по ее губам; она села за стол и принялась писать письмо. За письмом она просидела почти до часа Черепахи, дописав, запечатала его тремя императорскими печатями и надписала на свитке кому.

• Предыдущая
• 75/76
• Следующая