Иероглиф «Измена» - Первухина Надежда Валентиновна - Страница 52
- Предыдущая
- 52/64
- Следующая
— Возможно, что и этот, — не стал отрицать Тжонг. — Вот завтра все и узнаем. Я выясню, где находится поместье этого Оуяна, и мы вместе наведаемся к нему, верно?
— Тжонг, — вздохнула Юйлин, рассматривая сияющий императорский перстень.
— Что?
— Тжонг, быть может, этот царедворец подождет?
— Юйлин, что ты хочешь?
— Я хочу отлучиться в свой городок, где живет сестра с ее ненавистным мужем. Я отдам ему этот перстень и потребую, чтобы он написал разводную бумагу сестре! Чтоб больше не смел приставать к ней и мучить ее!
— А, это же тот…
— Господин Леньшао. Мерзавец Леньшао, у которого всю душу разъели черви!
— Долг сестры — высший долг, — поджав губы, сказал Тжонг. — Что ж, царедворец и впрямь подождет. Едем вместе за твоей сестрой. Я погляжу на этого Леньшао, и, если у меня зачешутся руки, пусть он молит богов о защите!
Тжонг прошептал заклятие, они с Юйлин снова стали видимыми и помчались по направлению к северу. Через некоторое время кони начали проявлять признаки усталости, да и Юйлин уже еле держалась в седле. Даже наступивший рассвет не принес ей радости, глаза ее будто натерли песком.
— Нужно отдохнуть где-нибудь, — решил Тжонг.
Они проскакали еще немного, и заметили неподалеку от дороги двухъярусный большой дом с крышей, загнутой на концах. Светились в утреннем сиянии иероглифы: «Чайный дом господина Жуна «Веселье и процветание». Сдаются комнаты».
— Давай остановимся здесь, — предложил Тжонг Юйлин. — Ты того и гляди с коня свалишься, я совсем замучил тебя. Отдохнем, поедим, выспимся, а там поедем за твоей сестрой.
Юйлин благодарно взглянула на друга.
Они оставили коней во дворе чайной — к животным сразу подбежал мальчишка из прислуги, а сами вошли в чайную. Поскольку час был весьма ранний, посетителей еще не наблюдалось. Однако заспанный хозяин выказал нелицемерную любезность, встречая наших героев:
— Добро пожаловать, молодые господа! Рад, что вы заглянули в мою скромную чайную. Надолго ли к нам?
— Пока не знаем, — уклончиво ответил Тжонг, — но нам нужна комната.
— Немедленно подготовлю. Дочка, эй дочка! Угловую комнату господам, чтоб все было самое лучшее и свежее! А что господам приготовить на завтрак?
— Рис, соевое молоко, жареных пампушек с медом и отварной баранины, — заказала порядком проголодавшаяся Юйлин.
— Хорошо! Будет исполнено! — Хозяин заторопился на кухню, а наши герои принялись осматриваться.
Чайный дом был чересчур хорош для заведения такого уровня: весь лакированный, новехонький, украшенный картинами на священные темы и благожелательными надписями.
— Здесь очень мило, — сказала Юйлин, сдерживая зевок. — Что это за надпись? Ого, смотри-ка!
Они подошли к висевшему на стене свитку и прочли:
«В этой чайной останавливалась в облике монаха пресветлая принцесса Фэйянь и изволила явить свое мастерство каллиграфии».
— Как такое может быть? — удивилась Юйлин. — Чтобы здесь побывала сама принцесса Фэйянь?!
— Это истинная правда, господа, — услышали они звонкий голосок. То была дочка хозяина чайной. — Я тогда была еще маленькой, но и то помню рассказ о том, как остановился у нас бедный монах, владеющий дивным искусством каллиграфии. Он обновил нашу вывеску, и с тех пор удача не покидает наш дом. А еще он восстановил святую надпись в храме богини Фо Фэй. Он написал Высший Иероглиф «Любовь». Лишь позднее мы узнали, что монахом этим была принцесса Фэйянь. Какая милость для нас, настоящее чудо!
— Действительно, чудо, — сказал Тжонг. — Но большим чудом будет, если нам поскорее подадут кушанья, а потом мы сможем освежиться и выспаться.
— Все уже готово, господа, — появился хозяин из кухни. Он принес на подносе заказанные яства, тарелки и палочки для еды. — Угощайтесь на здоровье!
Юйлин и Тжонга не надо было просить дважды — они накинулись на еду, будто год не ели. Насытившись, поднялись в приготовленную для них комнату. В ней, помимо постели, столика, скамей, былаи бочка с теплой водой.
— Искупаемся? — предложил Тжонг подруге.
— Только без шалостей, — предупредила Юйлин. — Я еле на ногах держусь.
Однако без шалостей все-таки не обошлось. Наконец любовники заснули в одной постели, крепко прижавшись друг к другу. И наступающий день их совсем не тревожил своим шумом и новостями.
Проснулись они под вечер…
— Я бодр как никогда, — сказал Тжонг, потягиваясь в постели. Его обнаженное тело было словно облито мускулами, до того он был статен и крепок. Юйлин залюбовалась своим возлюбленным.
— Я тоже вполне отдохнула и готова скакать на лошади хоть всю ночь, — сказала она. — Ночь мы проведем в пути, а под утро как раз попадем в селение где живет господин Леньшао.
— Что ты зовешь его господином, ведь он, по твоим словам, мерзавец?!
— И действительно! Ох, с какой радостью я плюну в его подлые глаза!
Юйлин навсегда запомнилась эта ночная скачка едва они распрощались с хозяином чайной, как пустили коней в галоп, словно хотели опередить звезды, медленно взбирающиеся по небосводу… Дорога была прекрасной, мимо проносились бамбуковые рощи и заросли жасмина; ночные птицы вспархивали над головой…
— До чего красиво! — воскликнула Юйлин, поэтическая душа.
— Да, верно, потому-то мы, воры, и любим ночь за ее красоту, — рассмеялся Медноволосый Тжонг.
В селение, где жил писатель Леньшао, наши герои прибыли, как и рассчитывали, ранним утром. Вокруг уже кипела жизнь: блеяли козы и овцы, ждущие пастуха, хозяйки выходили из домов и принимались за растапливание печей, уборку, стряпню…
— Не такое уж и богатое это селение, — заметил Медноволосый Тжонг.
— Да, — кивнула Юйлин. Было видно, как она волнуется.
— Переживаешь?
— Конечно! Я столько времени не виделась с сестрой и не могла подать ей о себе весточки! Как она, что с ней?! А что, если этот негодяй забил ее насмерть!
— Погоди думать о самом мрачном. Где их дом?
Жилище Леньшао находилось чуть ли не на самой окраине поселения. Убогое, ветхое, облезлое, оно производило впечатление скелета, привязанного к высохшим деревьям. Наши герои оставили коней у ближайшей коновязи и подошли к дому…
— Мне почему-то страшно, — призналась Юйлин.
— Будь сильнее своего страха, — сказал Тжонг, — и тогда тебе поклонятся горы, а люди…
— Эй, проклятая! А ну вставай! — раздался пронзительный, мерзкий голос из недр развалины-дома. — Вечно тебя не докличешься! Уж не сдохла ли ты? А хоть бы и сдохла! Вставай, я сказал, и принеси мне вина!
— Это голос Леньшао, — узнала Юйлин, и лицо ее побледнело.-Дай мне свой меч, Сюй! Я зарублю этого негодяя!
— Еще чего! Не пачкай рук кровью, и тогда сможешь подавать руку небожителям… — заговорил было Тжонг, но тут из дома раздались звуки побоев, и Юйлин чуть ли не бегом бросилась в хижину. За ней кинулся и Сюй. Вот какая картина предстала их глазам.
Внутри хижина была совершенно нищенской, но довольно опрятной — чувствовалось, что женщина, живущая здесь, не жалеет собственных рук, чтобы придать окружающей нищете вид опрятной скромности. На лежанке, покрытой заштопанным одеялом, растянулся долговязый худой мужчина с лицом, вытянутым до того, что оно напоминало ослиное. Волосы мужчины были взлохмачены, на них крупными кусками белела перхоть. Одежда его тоже оставляла желать лучшего — какие-то потерявшие первоначальный цвет обтрепанные штаны, ватный засаленный халат… Возле лежанки стояла женщина изможденного вида; лишь всмотревшись в ее лицо внимательно, можно было узнать в нем черты сходства с Юйлин.
— В чем дело? — завизжал мужчина, увидев вошедших Юйлин и Сюя. — Кто такие, чего вам надо?
А женщина ахнула и заплакала:
— Сестрица, милая сестрица!
Юйлин обняла ее:
— Здравствуй, сестренка! Наконец-то я пришла за тобой. Собирай-ка вещи. Впрочем, не надо, из этого дома не выноси и нитки, здесь все осквернено дыханием этой твари.
Мужчина вскочил с лежанки:
— Кто смеет так разговаривать в моем доме! Постой-ка! Да это шлюха Юйлин явилась! Сейчас я надаю тебе пощечин, дрянь!
- Предыдущая
- 52/64
- Следующая
