Пари с морским дьяволом - Михалкова Елена Ивановна - Страница 41
- Предыдущая
- 41/75
- Следующая
До сих пор Макар единственный раз видел человека, умевшего действительно почти бесшумно двигаться. Сергей Бабкин, его лучший друг, при своих впечатляющих габаритах обладал тигриной ловкостью и грацией. Демонстрировал он это крайне редко, и, как правило, в таких случаях оценить его способности было некому. Но рядом с Саламатом Бабкин показался бы престарелым хромоногим яком, ломящимся через сухие кусты.
– Сядьте, пожалуйста, – попросил Илюшин. – Если вы хотите, чтобы я занялся вашим делом, сначала вы должны ответить на мои вопросы.
– Саламат прекрасно осведомлен обо всем.
– Я работаю с вами, а не с Саламатом.
Будаев постоял, раздумывая, но аргумент оказался для него убедительным. Он снова опустился в кресло.
– Кто те двое, которые были на борту во время убийства вашей жены?
– Во-первых, Шошана. Моя любовница.
– А официально она на судне кто? – спросил Илюшин.
– Официально она моя любовница, – четко повторил Никита.
– Хм… Жена знала о ней?
– Разумеется.
Макар поднялся и сделал небольшой круг почета вокруг кресла. Он имел привычку расхаживать по комнате во время размышлений, а сейчас, Илюшин чувствовал, приближается момент, когда предстоит напряженно думать.
– Просто для понимания положения дел… Вы взяли с собой на яхту супругу и любовницу, и каждая была в курсе существования соперницы. Так?
– Какие же они соперницы? – искренне удивился Будаев. – Жена для продолжения рода, любовница – для удовольствия.
– У вас дети есть?
– Нет. Не успели мы с Ириной… – он вздохнул. – Жаль. Породистая была женщина, красивая. Чисто русских кровей.
Илюшин остановился и поймал себя на нехорошем желании залепить в лоб Будаеву тарелкой из-под супа. На дне еще оставалась ложка-другая густой зеленой жижи, и он представил, как она потечет по холеной рязанской, чисто русских кровей, морде Никиты Будаева.
Пожалуй, безопаснее было вернуться к любовнице.
– Вряд ли женщина могла свернуть шею другой женщине, а потом расправиться с двумя охранниками. Кстати, как они погибли?
– Обоим перерезали горло.
– Они что, спали? – поразился Илюшин. На него накатила слабость, и он вынужден был ухватиться за спинку кресла. – Их убили во сне?
Будаев, не повышая голоса, попросил:
– Саламат, все-таки принеси нам данные…
Прошло меньше минуты. На этот раз Илюшин вслушивался, и ему удалось уловить шелест шагов – быстрый, легкий. Азиат положил на стол тонкий ноутбук и удалился.
– Вы можете взять его к себе в каюту, – разрешил Никита. – Там все отчеты, экспертизы, личные дела.
Илюшин уже не удивлялся экспертизам.
– А где была команда?
– На «Одиссее» не нужна команда. Это современное судно, теоретически им мог бы управлять я один. Но все мои люди прошли курс управления яхтами этого класса, мы заменяем друг друга.
– Ясно, – кивнул Илюшин. – Тогда давайте вернемся к вашей Шошане. Не знаю, почему вы включили ее в круг подозреваемых…
Будаев перебил его:
– Двадцать восемь лет. Три года службы в боевых частях израильской армии. Профессионально метает дротики – два года подряд выиграла соревнования в США. Я бы многое еще мог о ней рассказать, но не вижу причин тратить время. Познакомитесь с ней – все поймете сами.
Илюшин понял, что все-таки ему лучше сесть.
– А кто второй? – спросил он, закрыв глаза и пообещав себе не открывать их и не таращиться на Будаева, что бы тот ни ответил. Ну, держит человек на яхте жену и любовницу, бывает. У богатых свои причуды, как любит повторять Серега Бабкин, и он совершенно прав.
– Второй – Адриан, – небрежно бросил Будаев. – Мой любовник.
Илюшин распахнул глаза и уставился на него.
Глава 14
«Я становлюсь слишком стар для этой работы. Стар, зашорен, консервативен. Как там у Стругацких… «Не вижу, почему бы трем благородным донам не сыграть в кости там, где им хочется!» Тогда почему бы одному благородному дону не иметь одновременно двух разнополых домашних животных для услады тела?»
– О чем задумался? – прямо спросила Шошана.
Она разглядывала его с откровенным любопытством и, кажется, полагала, что это он – зверушка хозяина, а не она.
– Удивляюсь, что ты здесь делаешь, – в тон ей ответил Илюшин. – Не могу понять, как тебя вообще сюда занесло.
Перед ним сидела изумительно красивая молодая мулатка. Копна вьющихся черных волос, высокие скулы, пухлые губы. И притом – широкие плечи пловчихи, мускулистые руки и рост метр восемьдесят четыре.
Мать Шошаны, беззаботная авантюристка, когда-то долгими окольными путями добралась из Львова в Нью-Йорк и там родила девочку от настоящего, как она с гордостью говорила, гарлемского негра. Кроме того, что ее папаша «настоящий гарлемский негр», Шошана больше ничего о нем не знала. В один далеко не прекрасный день черный сын самого криминального района в Манхэттене побил свою еврейскую подружку, после чего та разочаровалась во всей Америке и сбежала от возлюбленного. Следующим пунктом ее путешествия стал Израиль.
От нью-йоркского периода ее истории осталась девочка, унаследовавшая бурный взрывчатый характер отца и красоту матери. Живи Шошана в менее цивилизованной стране, у нее был бы шанс возглавить банду или даже целый мафиозный клан. Внутренняя ярость требовала выхода, и Шошана стреляла, метала дротики, дралась врукопашную и разбивала ладонью деревянный брусок. Илюшин подумал, что из нее вышла бы отличная амазонка. Перед ним сидела женщина-воин, которой ничего не стоило прикончить его ударом ребра ладони.
Как и свернуть шею Ирине Будаевой.
– Я его увидела на тусовке, – рассказывала Шошана, блестя глазами. – Сразу поняла: хочу! Мое! Вокруг одни слабаки, – пожаловалась она. – А Никита – сильный!
Илюшин представил, какие дети могли бы родиться у этой пары, хмыкнул про себя и произнес короткую благодарственную речь во славу убеждениям Будаева, запрещавшим ему иметь наследников от темнокожей женщины. К тому же – еврейки. Нет, шансов официально соединиться с любимым у Шошаны не было.
– Я говорю ему: выйду за тебя замуж! – Женщина сделала такой жест, будто надевала кольцо. Над верхней губой сверкнула капелька пота. – Он мне: нет, не выйдешь. А я ему: спорим? будешь есть с руки через полгода.
– И как – ест?
– Полгода еще не прошло, – улыбнулась Шошана. Губы у нее были словно опалены изнутри.
– Наличие жены, значит, тебя не смутило, – вслух, будто самому себе, проговорил Илюшин.
Женщина презрительно фыркнула:
– Такая жена сегодня есть, завтра нет! Я говорю ему: выгони ее! У нее между ног холодно, как в погребе!
– Аргумент! – согласился Илюшин.
– А он мне: ты дура, тебе только одно важно. Я его бью! Он – меня! Вот так! Вот так! – Шошана, разгорячившись, показала как, Илюшин едва успел перехватить розовую ладонь. – Честно тебе скажу, убить его хотела. Потом думаю: я ведь женщина. Женщина хитростью берет.
Илюшин едва не поперхнулся соком. Ему было очень интересно, как выглядит хитрость в исполнении Шошаны. Почему-то представлялся только удар ножом в спину.
– Я предложила Никите: возьми меня к себе. Ты посмотришь на меня, я на тебя. Не понравится – разбежимся, забудешь меня!
Шошана рассмеялась, от души веселясь предположению, что ее можно забыть. Улыбка у нее была детская, яркая, и Макар непроизвольно улыбнулся в ответ.
– Вот видишь? Ты тоже смеешься. Понимаешь, что глупость, да? А он не понял.
По тому, с какой нежностью Шошана протянула «он», Илюшин без труда восстановил ее незатейливый план. Пробраться к нему в душу, привязать к себе, любить его так, как не любит жена, чтобы милый в конце концов задумался…
Шошана хотела Будаева – и она собиралась его получить.
– Ты убила Ирину? – спросил он.
Шошана скорчила обиженную физиономию:
– Совсем дурак ты! Убивают врага. А она кто? Курица. Даже шею свернуть, и то не стоит руки пачкать.
По логике Шошаны жена Будаева не могла быть врагом: слишком много чести. Скорее, препятствие. Помеха.
- Предыдущая
- 41/75
- Следующая