Пари с морским дьяволом - Михалкова Елена Ивановна - Страница 31
- Предыдущая
- 31/75
- Следующая
«Надеюсь, он не задумает обрушить на меня одну из них».
– Семь глупых негритят на дуб решили влезть… – пропел он, слабо бултыхая ногами. Вода подкидывала и покачивала его. Небо над головой к вечеру вспухло облаками, зарозовело нежно, словно извиняясь за то безобразие, которое учинило утром.
«Положим, на дуб я точно не полезу».
– …три глупых негритенка опомнились едва…
В кустах за соснами зашевелилось.
– Но тут пришел медведь…
Бабкин скосил туда взгляд и снова уставился на облака. Он надеялся, это не Маша, потерявшая терпение и примчавшаяся из той засады, которую они устроили за валунами.
– …и их осталось два!
Тишина. Только в ушах шумит вода. Если повернуть голову вправо и немного запрокинуть назад, будет виден коричневый крутой бок и мачты, тянущиеся в небо. Бригантина бросила якорь совсем близко на этот раз – море здесь глубокое.
Сергей с Машей голову сломали, пытаясь догадаться, что на этот раз задумает их противник (про себя Бабкин стал называть его именно так). Берег в той части острова, где они высадились, был извилистый и каменистый, будто нарочно придуманный для того, чтобы играть в прятки. В невысоких скалах темнели проемы пещер, обросшие ракушками. Боцман предупредил, что здесь видели мурен, но мурен Бабкин не боялся.
Он вообще мало чего боялся. А единственный человек, о котором он всерьез беспокоился, сейчас находился в безопасном месте, на берегу, в двухстах метрах от лагуны, где он плавал туда-сюда вот уже двадцать минут.
Они с Машей оказались единственными, кто пожелал отдохнуть на «вечерней точке», как назвал это место старпом. Остров напоминал сосиску, слегка согнутую посередине. Как и Энея, он был обжит лишь с одной стороны, где широкое ровное побережье облагородили еще лет двадцать назад приезжавшие сюда в сезон серферы. Маленькие белые гостиницы хлопали на ветру облупившимися ставнями, играла музыка в пляжных кафе. Остров жил, шумел и нежился под солнцем.
Но сейчас был не сезон. Да и Бабкин курсировал не там, где волны лихо закручивали тугие гребни и налетали на берег, к радости пловцов.
Когда никто не вызвался составить им с Машей компанию, он обрадовался. Все складывалось наилучшим образом. Они будут одни, а значит, нет свидетелей, которые могли бы помешать противнику исполнить задуманное. Бабкин от всей души надеялся, что он должен быть четвертой жертвой, иначе вся эта игра теряла смысл.
Маша тоже сыграла свою роль, в последний момент вспомнив о том, что вечером – самый мягкий загар. На берегу пролегли длинные тени от сосен, так что она собиралась забраться за скалы, найти уютное местечко и понежиться с книжкой.
Все остальные отказались. Яна хотела спать, Владимир не хотел никуда идти без Яны. Аркадий отговорился необходимостью писать сценарий для новой постановки. Наташа просто пожала плечами, не сочтя нужным объяснять свое нежелание. Стефан собирался фотографировать яхту. Кира сослалась на усталость.
Словом, все препятствия были устранены с пути того, кто собирался напасть на Бабкина. Теперь Сергею оставалось только ждать.
«Двадцать минут в воде, – рассчитал он, – двадцать на берегу. Вроде как вылез, устал и уснул. Интересно, откуда он появится».
Маша отказалась разделять азартный настрой супруга. Ей претила вся эта игра в казаки-разбойники, но Бабкину удалось убедить ее, что на сегодняшнем раунде все закончится. «Ты его разглядишь, опознаешь, и мы предадим поганца товарищескому суду».
«А можно настоящему?» – подумав, спросила Маша.
Сергей упрекнул ее в кровожадности. Но сейчас, тихо бултыхаясь вдоль берега, склонен был согласиться с ней. За такие шутки, как та, что проделали со Стефаном, нужно не пожурить и выгнать с бригантины, а вкатать условный срок. Он представил, как его хватают за ногу и тянут вниз, и поморщился.
Все-таки не слишком приятно чувствовать себя приманкой.
– Пять глупых негритят судейство учинили…
Интересно, кто из команды пошел на такое? Бабкин не любил ничем не подкрепленных догадок, а потому ему не на кого было ставить.
– Один в тюрьму попал, и стало их четыре…
Капитана уважают все на борту. Муромцев грамотно подобрал команду. Единственным мизантропом среди них кажется кок, но толстяк Нафаня – последний, кого Бабкин решил бы подозревать. Не потому, что отказывал ему в ловкости и умении плавать. Но в распоряжении кока много других способов испортить отдых пассажирам.
– …шесть негритят у пчел решили меду взять…
И потом, глупость же. Мальчишество.
– …закусан был один, и их осталось пять.
«Мальчишество!» Он ухватился за это слово. Да, на такие поступки мог бы пойти обиженный подросток, а не взрослый человек.
«Антоша?»
Нет, веселый матрос слишком простоват для такого громоздкого плана.
Сергей вспомнил, что еще тревожило его. В подслушанном разговоре Козулина и Якова Семеновича упоминалось о двух смертях. Маша разузнала про одну. Жена капитана погибла, если только кок не соврал.
А еще одна?
«Когда вернусь на корабль, спрошу у боцмана прямо, что за дела, – решил Бабкин. – Надо было раньше это сделать».
– Последний негритенок не делал ничего! Когда же он женился, не стало никого!
Добубнив себе под нос конец песенки, Сергей спохватился, что купается слишком долго. Возможно, несчастный враг ждет его за соснами и уже иззяб на ветру, кляня водоплавающего туриста. «Ну, увлекся! – мысленно покаялся Бабкин, гребя к берегу. – Забыл про тебя. Иду, уже иду».
Он выбрался на берег, отыскал место между двумя далеко растущими соснами, куда пока беспрепятственно падало солнце, и распластался на прокаленном за день песке лицом вниз. На зубах захрустели песчинки. «Это тоже тебе в счет запишу», – пообещал Сергей, мысленно продолжая общаться с воображаемым противником. Перед глазами сразу встало лицо старпома. Да, определенно, это старпом. Просто методом исключения.
Или Темир Гиреев.
Или боцман.
Нет, все-таки доктор. Что он рассказывал о моряке и дьяволе? Намекал.
Волны всхлипывают у берега. Наверху в сосновой макушке суетится и напевает какая-то птичка, кусочки коры и сухие иголки с тихим шуршанием падают на песок. Как тепло и сонно… Когда это он успел так устать?
В окне оранжереи, собранном из маленьких кусочков стекла, солнце дробилось на сотни слепящих осколков. Розы пахли сладко, как мед.
– Разумеется, ты устал, – заметил Илюшин с тем снисходительным видом, который невыносимо бесил Бабкина в самом начале их знакомства. – Резкая смена обстановки. Психологическое истощение. Как-никак, у тебя была соматизированная депрессия!
Он отломил ярко-алый бутон и бросил Сергею. Бутон вдруг растекся на ладонях, протек сквозь пальцы и ушел в землю.
– Координация нарушена, – констатировал Макар. – Черт знает что! Ты когда последний раз ходил в спортзал?
– Я, знаешь, все как-то больше по моргам последнее время, – сообщил Бабкин.
– Это не то.
Макар задумчиво почесал нос знакомым жестом.
– Я вообще не понимаю, на что ты тратишь время своей жизни.
Сергей хотел ответить, что свою нынешнюю жизнь он тратит на то, чтобы вернуть жизнь прошлую. Но что-то в этой формулировке смутило его. Он чувствовал, что язва Илюшин, как пить дать, придерется и опять выставит его, Бабкина, дураком.
Макар отломил вторую розу и снова бросил ему. Второе красное пятно расплылось на земле.
– Хорош безобразничать! – потребовал Сергей.
– Ты не о том думаешь.
Третья роза разделила участь первых двух.
«Я даже во сне ему проигрываю», – отчетливо подумал Бабкин.
– Ты умер, – с горечью напомнил он. – Умер, сукин ты сын, а теперь приходишь сюда и издеваешься.
– Серега, соберись!
– А ты проваливай! – обозлился Бабкин. – К этому, как его… Хаврону!
Макар страдальчески закатил глаза.
– Харону, мой необразованный дикий друг, Ха-ро-ну!
– Да хоть Петру и Февронии!
Илюшин кивнул на красные следы от трех бутонов.
– Посмотри. Все три – мимо.
- Предыдущая
- 31/75
- Следующая
