Тайное Пламя. Духовные взгляды Толкина - Колдекот Стрэтфорд - Страница 10

Христианский характер книги уже очевиден:

…потому что немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков… но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее… (1 Кор 1:25, 27–28).

Действительно, по мере того, как развиваются события, Фродо проявляет себя как очень христианский герой. Для христиан истинный герой — не тот, кто навязывает другим свою волю посредством физической, направленной вовне силы или даже силы внутренней, питаемой разумом и умеренностью. Истинный герой позволяет унижать себя и распинать. Он отказывается от земных почестей и славы ради чего–то более великого — не только во имя собственной чистоты, но во имя воли Отца Небесного; иначе говоря, не ради себя самого, но ради других, ради Бога и ближнего. Фродо делает то, что, по его разумению, должен делать: «Я хотел спасти Шир, и теперь он спасен, но не для меня»^[20].

Христианство не отрицает традиционных героических качеств, но преобразует их, поднимает на более высокий уровень. Апостол Павел превозносит геройство Христа так, как если бы он описывал военного вождя (Кол 1:20, 2:15). Однако такой герой побеждает, ниспровергает и уничтожает ни много ни мало как саму смерть.

Более того, в христианстве каждый человек в равной степени значим в глазах Господа, а потому каждый способен стать героем. Для этого не обязательно принадлежать к элите, к касте воинов или даже быть «представителем народа». Бедняки возвышаются до королевских тронов, сильные унижены, богатые отосланы ни с чем. Как говорит Эльронд: «Бьет час твоей страны и твоих соплеменников. Пришла им пора оставить свои мирные поля и сады, дабы поколебать основания Башен и замыслы Великих».

Фродо и его спутники отправляются в поход в разгар зимы, причем Толкин приводит точную дату — 25 декабря. Этот день, теперь — христианский праздник, но задолго до того — праздник языческий, замечательно подходит Толкину и в глазах христианского читателя знаменует связь между миссией Кольценосца и миссией Христа. Фродо покинул Ривенделл в тот самый день, когда Христос был послан в мир из чрева матери^[21].

По мере того, как путешествие близится к концу, миссия Фродо обретает все большее сходство с миссией Христа. Мучительный переход через Мертвые болота в окружении бледных огней и жутких лиц мертвых воинов и логово Шелоб на границах с Мордором, где Фродо спотыкается и падает, заставляют вспомнить Гефсиманский сад отчасти еще и потому, что Фродо оказывается жертвой предательства — под покровом тьмы Голлум, которого он пытается спасти, выдает его Шелоб. Путь с Кольцом к Горе Рока долог и труден, Кольцо становится все тяжелее и могущественнее, пригибает Фродо к земле (явная параллель с крестным путем). Поддержка Сэма напоминает нам о человеке по имени Симон, который по приказу воинов помог Иисусу нести крест, когда ноша сделалась непосильно тяжкой.

Изложение последующих апокалиптических событий неизбежно напоминает Откровение Иоанна, от спасения Фродо и Сэма орлами со склона рушащейся горы (Откр 12:14) до символа преображения Фродо — Арвен дарит ему «сияющий звездным светом камень»^[22], уступая свое место на корабле, отплывающем на Запад. «Побеждающему дам вкушать сокровенную манну и дам ему белый камень и на камне написанное новое имя, которого никто не знает, кроме того, кто получает» (Откр 2:17). Победная песнь орла «Пойте и радуйтесь, дети Запада, ибо король ваш вновь возвратится»^[23], по настрою и тону напоминает нам слова седьмого Ангела Апокалипсиса: «Царство мира содеялось царством Господа нашего и Христа Его, и будет царствовать во веки веков» (Откр 11:15).

ТОРЖЕСТВО МИЛОСЕРДИЯ

Во всем вышеописанном, равно как и в неизменном мотиве смерти и воскрешения, дает о себе знать христианский дух Толкина. Всего нагляднее тонкий подход автора проявляется в финальном повороте сюжета — в пещере Горы Рока. Этот эпизод стоит рассмотреть подробнее; ведь он знаменует важное различие между Фродо и Христом. Фродо — не аллегорический дублер, но полнокровный, самодостаточный характер. На пороге успеха — а свободная воля привела хоббита так далеко, насколько смогла, — он отрекается от миссии и называет Кольцо своим. Проделав с Кольцом столь долгий путь, Фродо уже не в силах с ним расстаться, выдержка его подорвана. То, что он объявляет себя владельцем Кольца, свидетельствует об утрате самообладания, и слова, которые он произносит, достаточно красноречивы. Фродо говорит: «Я передумал, и я не сделаю того, ради чего шел сюда. Я поступлю иначе. Кольцо принадлежит мне!»^[24]

Заметьте, Фродо сказал не: «Я надумал… я сделаю»; но «Я передумал… не сделаю». За подобным выбором слов стоит весомая традиция — более того, целая этика. Читатель–христианин, возможно, услышит отголосок слов апостола Павла: «Потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу» (Рим 7:18–19). Подразумевается здесь вот что: этика, или нравственное поведение, строится на том, что мы в силах сделать. Фродо кажется, будто он сам делает выбор — решает объявить Кольцо своим. Но на самом–то деле способность не объявлять Кольцо своим он утратил. Смысл христианской этики — обретение свободы; причем имеется в виду отнюдь не свобода делать что хочешь, но способность поступать правильно.

Рассуждая о провале Фродо, Толкин объяснял его тем, что сами мы силу Зла одолеть не способны, какими бы «хорошими» ни пытались быть (L 191). Подспудно опровергая пелагианскую ересь (согласно которой мы можем достичь совершенства своими собственными силами), Толкин просто–напросто реалистично смотрит на наше положение в падшем мире. Однако это не пессимизм; сами себя спасти мы не способны, но можем быть спасены.

Один из читателей процитировал слова апостола Павла (1 Кор 10:13) о том, что «верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так, чтобы вы могли перенести». В ответ на это Толкин приводит в пример случаи, столь частые в современном мире. Он ссылается на заключенных, которые выходят из тюрьмы сломленными, потерявшими разум, возможно — «с промытыми мозгами». Здесь о немедленном Господнем избавлении речи не идет. Таких людей следует судить по их исходным намерениям, но не по нравственному «падению» под нестерпимыми пытками. Применительно к Фродо, пишет Толкин (L 191), куда лучше подошли бы знакомые строки молитвы «Отче Наш»: «И не введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого».

По всей видимости, Господь действительно попускает, чтобы мы оказывались в положении, над которым не властны; тогда «облегчение», о котором говорит апостол Павел, зависит от того, стремились ли мы к милосердию или смирению. Именно они и дают возможность спастись, если просто не убежать. Снова Толкин подтверждает, что отнюдь не навязывал сюжету собственной развязки — ее создают сами персонажи, она логически следует из их решений. Фродо действительно заслужил почести, которые воздали ему на Кормалленском поле. Служа своей миссии, он исчерпал все силы и благодаря принесенным жертвам дошел до назначенного рубежа. Возможно, никто другой так далеко бы не продвинулся (L 192).

Когда Голлум откусывает ему палец вместе с Кольцом и падает в Пламя, это — следствие предшествующего (и более свободного) решения пощадить этого самого Голлума. Спасение мира и самого Фродо осуществляется благодаря проявленной им прежде жалости; благодаря тому, что он Голлума простил (L 181). Спасает Средиземье не Фродо, хотя он и донес Кольцо до Горы; и не Голлум, рухнувший в Пламя вместе с Кольцом, а сам Господь, который действует через любовь и свободу своих созданий и использует даже наши ошибки и замыслы Врага нам во благо (в Сильмариллионе предполагается, что именно так и произойдет в будущем). Этот эпизод знаменует собою торжество Провидения над судьбой, а также торжество милосердия. Свободная воля при поддержке благодати полностью себя оправдала.