При открытых дверях - Азерников Валентин Захарович - Страница 5

• Предыдущая
• 5/10
• Следующая

Зинаида Ивановна (держит в руках какие-то листки). А врать-то нехорошо.

Захар Захарович. Ты кому это?

Зинаида Ивановна. Всем. И вам в том числе.

Захар Захарович. Это как это прикажешь понимать? В каком смысле?

Зинаида Ивановна. В прямом. Врать, говорю, нехорошо. Нехорошо говорить то, чего не думаешь.

Захар Захарович. Ты что, сбрендила? Чего ты болтаешь?

Зинаида Ивановна. Болтаю не я, это вы болтаете – про то, как уважаете Екатерину Михайловну.

Захар Захарович. Откуда ты это взяла, бред этот?

Зинаида Ивановна. Из ящика.

Захар Захарович. Какого ящика?

Зинаида Ивановна. Вот этого.

Захар Захарович. Что ты взяла?

Зинаида Ивановна. Мысли ваши о Екатерине Михайловне взяла.

Захар Захарович. С ума ты опять сошла. Что это. покажи.

Зинаида Ивановна. Наши сокровенные высказывания, записанные большим ученым, товарищем Тюниным. Тайна исповеди – гарантирована.

Тюнин (Иванову). В тот вечер я шел не домой, и мне не хотелось таскать взад-вперед эти записи.

Захар Захарович. Ты что, ты спятила? Какое же ты имеешь право их читать? Это же неприлично, как минимум.

Зинаида Ивановна. А говорить неправду – прилично?

Тюнин (Иванову). Я оставил их там на одну ночь. Я не знал, что будет собрание, не знал, что понадобятся старые протоколы.

Захар Захарович. Это же секретные сведения.

Зинаида Ивановна. А что в них такого секретного? То, что вы думаете, к примеру, обо мне? Это я и так знаю. И вы это знаете, раз сами же и думаете. И все знают, раз вы знаете. Вид только все делаем, будто не знаем. Дорогая, уважаемая… Это вы тут говорите. А вот здесь вот – дежурить идти с ней не хотите, премию получать не хотите, обедать – не хотите, работать в одну смену – не хотите, даже в Италию ехать – санта Лючия, аве Мария – и то не хотите. Ну, так где вы правду говорите – там или здесь? А? Это как, прилично, по-вашему, – в Италию, так с Надеждой Петровной желаете, премию получать, в одну смену работать – это с Изюмовым, обедать – со мной, спасибо за это хоть, это я вам, наверное, желчь помогаю вырабатывать, не иначе. Тут, значит, мы одних людей выбираем. Тайно потому как, да? А открытым голосованием – это, значит, начальство. Так? Так чего же тогда вы меня стыдите, это вас нужно стыдить.

Николаева. Помедленней, не успеваю.

Тюнин. «Что вы меня стыдите, – говорит она, – это вас надо стыдить».

Надежда Петровна. Ну ты, Зинуля, даешь. Сегодня прямо твой день. Именины.

Зинаида Ивановна. И ты бы, между прочим, тоже помалкивала. Ты вон вообще кругом Изюмова выбираешь, на все случаи. Мало тебе мужа-кандидата, тебе еще и этого надо. А другим…

Надежда Петровна. Слушан, если ты не замолчишь…

Зинаида Ивановна. Ну и что тогда? Не выберешь меня в лидеры своей тонкой души? Ну и плевать мне на твою тонкую душу. Меня вон Сергей Ервандович два раза выбрал. Между прочим, орденоносец, народный заседатель, не то что некоторые. Сереженька, Сержик, Сергунек – мы Клавдии твоей ничего не скажем, ладно? А внуков я усыновлю.

Сергей Ервандович. Зина, ты что, белены объелась?

Зинаида Ивановна. Слушайте, слушайте. А начальница-то наша, она-то, поглядите, кого выбирает…

Екатерина Михайловна. Прекрати юродствовать. (Захару Захаровичу.) Ведите собрание. (Зинаиде Ивановне.) Дай это сюда.

Зинаида Ивановна. Пожалуйста. Я все и так запомнила. У меня память – не девичья уж небось. Уж чего увижу – уж то запомню. Вы-то у нас, оказывается, вообще ни в одной ситуации никого в своей душе не выбираете. Такая вы у нас душевная.

Екатерина Михайловна. Прекрати, я тебе сказала. По-хорошему.

Зинаида Ивановна. Вот-вот, видите – по-хорошему. А не то по-плохому будет. Таким и должен быть каждый наш профсоюзный лидер. Правильно, Захар Захарович? Вот давай теперь и проголосуем. Хоть явно, хоть тайно.

Сергей Ервандович. А ты про себя скажи, про себя. Сама-то кого выбираешь?

Зинаида Ивановна. Я-то? Тебя, Ервандович, тебя, голубь. И обедать с тобой, и ужинать. А поднатужишься ежели очень – так и завтракать. И на прогулку, в дружине – с тобой. Вот только в Италию, ты уж извини, родимый, в Италию с другим съезжу, ладно? Я ненадолго, буквально девять дней. А то там, понимаешь, я буду бояться за тебя. Там такие итальянки, сплошь все синьориты – отобьют, охнуть не успею. Ты ж у нас какой? Ты ж отказать никому ни в чем не можешь – потому как общественник. Так что ты уж для спокойствия моего и коллектива тут пока посиди, в нарсуде позаседай. А вернусь – сразу к тебе обратно.

Екатерина Михайловна. Слушайте, уймет ее наконец кто-нибудь или нет?

Тюнин. Так никто ее и не смог унять. Сама остановилась. Вдруг, на полуслове. Заплакала и ушла… Вот такая история получилась. Возьми я тогда домой эти анкеты…

Иванов. Та-ак…

Сидоров. Н-да…

Иванов. Значит, в письме все правильно. Вы хоть понимаете, что вы наделали?

Петров. Неумолимая закономерность. Шесть букв. Третья – «у»,

Тюнин (машинально). Случай.

Петров. Вот именно.

Тюнин. Да понимаю я, понимаю и, поверьте, переживал все это. Хотя, с другой стороны… Может, Зинаида Ивановна была права – кого обманываем?…

Зинаида Ивановна. Что вы на меня смотрите? Что я вам – что плохое сделала? Подумаешь… Если секрет – не оставляйте где ни попадя. А оставил – не такой уж секрет, значит. Все ведь прикидываются – думают одно, а говорят другое. А кого обманываем-то? Кого? Вас, что ль? Так вы вон проездом – вас чего обманывать? Начальство? Так его чего, его и обманывать-то неинтересно, оно только и ждет, чтобы его обманули. Просит даже – обманите, мол, меня, а то, не дай бог, правду еще узнаю, а что с ней делать, с правдой-то? С ней ведь что-то делать надо, а тут и без нее – забот. Вот и получается, что себя обманываем. Себя – не дядю. А это уж последнее дело, когда себя. Потому как сегодня себя сам обманул, завтра тебя другие обманут. Тебе ж, мол, дураку, лучше. Меньше знать будешь, позже состаришься. А я, может, не хочу позже стариться. На кой мне еще одна молодость, когда с этой-то не сумела путем управиться.

Сидоров (перебивая ее). Это нам неинтересно. Это к делу не относится.

Тюнин. Да нет, как раз нет. Очень даже относится. Я тоже сначала думал, как вы, – когда они вдруг заговорили. Раньше я слова из них выжать не мог – все отшучивались больше. А тут как прорвало. По делу, не по делу… Без всяких анкет, вопросов. Они сами мне вопросы стали задавать – как жить, как работать. И не ждали ответов, они понимали, что я не могу решить их проблемы. Да они и не мне это говорили – себе… Им важно было произнести вслух то, что долгие годы кипело внутри…

Зинаида Ивановна. На кой мне еще одна молодость, когда с этой-то не сумела управиться. А когда мне с ней управляться? За день так набегаешься, что уж к вечеру и женщиной перестаешь себя чувствовать. Вы вон постопте у проходной в шесть, поглядите, как женщины с работы идут. В двух руках сумки, и еще под мышкой чего – для дома, для семьи. И через весь город с полной выкладкой, как солдат на марше. А мужчины наши посмотрите как идут, сильная половина? Как легкоатлеты – ни грамма лишнего. Все равноправия добивались. Чтоб женщина с мужчиной во всем равны. Добились вот. Меня слесарь теперь – матом, как мужика. А я, может, не хочу так. Может, я и в цехе не хочу работать. А в заводоуправлении каком-нибудь или КБ. Чтоб в платье ходить, а не в спецовке и в сапогах. А то вон выстояла в субботу полдня, отоварилась, а носить когда? Вечером? Так вечером у нас на улице темно, не видно. Что ты в тапочках, что ты в сапогах. А поди сунься в заводоуправление – одни мужики сидят, рукава протирают. А скажи им что – они тебе: у нас, мол, тоже равноправие. И они, значит, завоевали. А потом он вечером полон сил и желаний, а у тебя желания, может, и есть, а сил вот – нет. Да и к тому же это вон у вас в анкетах все так красиво – кого бы вы хотели выбрать в данной ситуации? А меня кто спрашивает – кого бы я хотела? Я бы, может, вон, к примеру, Колю хотела бы выбрать. А только на самом деле – не я выбираю, а меня. И не Коля, а Петя. А на кой он мне сдался, этот Петя. Я не знаю, может, я одна дура такая, может, другие как-то устраиваются.

• Предыдущая
• 5/10
• Следующая